Российская внешняя политика подошла к очередному пику кризиса, а власть и находящиеся на ее содержании эксперты и журналисты в течение уже 10 лет, начиная с Мюнхенской речи В.Путина, твердившие о том, что они всех переиграют, похоже, переиграли сами себя.
Прогнозируя ситуацию на будущее, можно утверждать, что данный виток далеко не последний, кризис будет только расширяться и углубляться.
Конкретные формы его проявления зависят от хода событий в основных точках мирового напряжения.
Во-первых, это взаимоотношения Китая и США – их основу сейчас составляет северокорейская проблема (угроза).
Во-вторых, это комплекс противоречий на Ближнем Востоке, куда вписаны Иран и, пока еще в латентной форме, Афганистан. Гипотетически нельзя исключать вариант, когда ближневосточный конфликт перекинется на значительную часть Среднего Востока, включая тот же Афганистан и некогда входившие в состав СССР государства Центральной Азии, но, думаю, как минимум до конца года об этом говорить преждевременно.
Эксперты сейчас довольно много говорят о новом очаге напряженности на Балканах, но он тоже вряд ли созреет ранее чем через полгода.
Наконец третьей, наиболее болезненной для Москвы точкой является Украина, неожиданно для кремлевских дипломатов добившаяся в последние месяцы значительных внешнеполитических успехов.
Специально для российский читателей и пропагандистов, неспособных признавать за Украиной каких-либо государственных (а, тем более, дипломатических достижений) скажу, что в данном случае совершенно неважно, достигнуты ли эти успехи благодаря усилиям украинской стороны или же они стали результатом естественного объективного хода событий. Последнее на самом деле даже хуже для России, но ни на Смоленской, ни на Старой площадях, ни в Кремле этого, похоже, не понимают.
Характерной чертой как нынешнего кризиса в целом, так и всех перечисленных главных точек мирового напряжения, является то, что в рамках этих конфликтов Россия сегодня практически лишена возможности каким-либо образом воздействовать на ход и исход событий. Нужно отдать должное экспертам по проблемам Дальнего Востока: большинство из них сразу же поспешили заявить, что конфликт в треугольнике Пхеньян – Вашингтон – Пекин – это дело чужое для России, «не её война» и лучше со стороны смотреть, как будут развиваться американо-китайские отношения в этом вопросе. Официальная точка зрения, похоже, еще не сформулирована, так что пока остается надежда, что Россия воздержится от разжигания этого конфликта с последующим участием в нем.
Что же касается Украины, то здесь Москва фактически утратила инициативу и в ближайшее время будет довольствоваться бессильными пропагандистскими филиппиками по поводу, например, мероприятий по «десоветизации», отказа от общего прошлого и т.д.
В арсенале Москвы и зависимых от нее военно-политических структур на Донбассе (а возможно и на территории Украины) останется еще возможность проведения единичных террористических актов, вроде взрыва в центре Киева автомобилей ответственных работников украинских спецслужб. И, конечно, разжигание польско-украинской вражды, для чего уже сейчас по обе стороны украинско-польской границы рекрутируются соответствующие кадры.
Кризис политики сопровождается кризисом внешнеполитических концепций и идей. Это отчетливо заметно на экспертном уровне – в медиапространстве все чаще повисает без ответа вопрос экспертам: чем Россия может ответить на противодействие реализации ее планов. А также на уровне АП РФ и МИД РФ, пресс-службы которых держат и так уже неприлично долго затянувшуюся паузу, бормоча что-то невнятное об ассиметричных, но весьма чувствительных и болезненных ответных шагах.
Попытки «сохранить лицо» терпят полный крах, ибо отвечать России решительно нечем, и предложить миру она ничего не может.
Единственным ответом может быть открытие ею полномасштабных боевых действий, но чем дальше, тем очевиднее становится, что Кремль готов шантажировать и угрожать, но ввязаться в реальное вооруженное противостояние абсолютно не способен. Чем дольше длится эта пауза с «ассиметричным, но болезненным ответом», тем очевиднее для всех становится столь характерная для Москвы неспособность как к конструктивному диалогу, так и к действенным шагам.
А журнальные рейтинги на звание самого влиятельного политика года и многосерийные интервью одному из ведущих кинорежиссеров планеты все больше становятся если пока не объектом насмешек, то товаром для внутреннего предвыборного использования. К чему они, собственно, и презназначались изначально.
Главное, что не перестает удивлять в российской политике – это ее отрыв от реальности. Чего стоит одна только «логическая цепочка», составляющими силлогизмами которой стали:
а) Россия «встала с колен», а потому вправе ожидать, что ее геополитические интересы будут услышаны и учтены.
б) Благодаря её (России) международным усилиям мир стал (становится) многополярным.
c) Миссия России состоит в том, чтобы возглавить процесс этого становления и самой стать одним из центров этого многополярного (центром биполярного) мира.
д) Разговаривать следует только с крупными международными игроками: США и в лучшем случае пятью странами «старой Европы», которые продиктуют, а если нужно навяжут, «правильные решения» всем остальным игрокам, которым Москва по сути отказывает в субъектности. При этом остается загадкой, почему за Венесуэлой или, например, Кубой такая субъектность признается, а за Польшей, балтийскими странами и Украиной нет.
е) В странах-субъектах международных отношений всё решается «первым лицом» - президентом или премьер-министром (как в Москве), а значит достаточно «нашему президенту» договориться в том числе на основе личной симпатии с «их президентом» и все международные проблемы будут решены.
ж) И, наконец, в век цифровых технологий достаточно «протолкнуть» за счет кибервмешательства человека, который будет любить или хотя бы хорошо относиться к России, и он сможет изменить внешнеполитический вектор своей страны и всего мира, вбить клин между своей страной и ЕС, дестабилизировать НАТО и, главное, в индивидуальном порядке, вопреки Конгрессу, движимый исключительно личной симпатией к В.Путину, разрушить установленный в отношении нее санкционный режим.
Не берусь оценивать эту «цепочку силлогизмов» с медико-психологической точки зрения, но то, что каждое последующее звено в ней более пагубно и ошибочно, чем предыдущее, очевидно любому непредвзятому наблюдателю.
Неясным остается одно: дипломаты и прокремлевские эксперты в самом деле столь неквалифицированны и невежественны, чтобы не понимать основополагающих принципов международных отношений, институционального устройства международных организаций и отдельных государств современного цивилизованного мира? Или в сервильном стремлении угодить режиму своими высказываниями и получить косточку или корыто ботвиньи от властных щедрот уже готовы забыть, что живут в эпоху принципиально отличную от эпохи королевской тайной дипломатии времен Людовика XIV и Петра I?
Итак, состояние, царящее ныне в российской дипломатии и политических СМИ, иначе как истерическим назвать трудно.
Эпоха Трампа – принципиально новая эпоха международных отношений. Торжества геополитических интересов Кремля и биполярного мира, возрождающего принципы империалистического раздела сфер влияния на основе совместной борьбы против мировой террористической угрозы,так и не наступилаи, судя по всему, не наступит никогда. Во всех странах – где-то более заметно для СМИ (как в Германии и Украине), где-то исподволь и молча (как в Финляндии) принимаются оборонные концепции и документы, направленные на, как это принято политкорректно называть на Западе, «сдерживание России и предотвращение исходящих от нее угроз».
Дальше всех, как и положено мировому лидеру, пошел Конгресс США, поставивший Россию в один ряд со странами, угрожающими миропорядку – Северной Кореей и Ираном. Если ответственность за Северную Корею еще можно переложить на Пекин, то Тегеран, открыто поддерживающий террористические движения по всему миру, давно провозглашен стратегическим союзником Кремля. «Ось мирового зла» очерчена.
За 10 лет, прошедших с момента Мюнхенской речи, все иллюзии относительно возможности договориться с Москвой и вернуть её в лоно цивилизованных международных отношений рассеялись, «как сон, как утренний туман». Последние высказывания западных так называемых политиков второго эшелона, которым, вопреки мнению кремлевских экспертов, следует зачастую придавать большее значение, чем официальным заявлениям ведущих руководителей государства, не оставляют никаких иллюзий.
У Запада сложилось понимание того, с чем он имеет дело. Пока, судя по всему, у него нет разработанной дорожной карты, как с этим следует поступать и какие шаги предпринимать. Именно поэтому нынешний внешнеполитический кризис Кремля далеко не последний. Москве нечего противопоставить и нечего предложить, а значит она сама всё в большей мере незамеетно для себя будет превращаться из субъекта международных отношений в объект международного, в том числе нарастающего санкционного давления.
Здесь можно согласиться с А.Морозовым: главная проблема лежит уже не в сфере санкций. Длительное время Кремль, независимо от поворотов внешней и внутренней политики оставался включенным в контур глобальной борьбы с исламским терроризмом. Он был равноправным членом инфраструктуры, которая обменивалась информацией спецслужб. И при росте недоверия в иных вопросах политики, в этом вопросе сохранялось доверие между Вашингтоном и Москвой. Теперь это взаимодействие разрушено.
И последствием этого может быть только одно: если Москва не является партнером по борьбе с глобальным исламистским терроризмом, будет разрастаться подозрение, что она является его спонсором. Если раньше большое количество боевиков и инструкторов на Ближнем Востоке – выходцев из России или бывших среднеазиатских республик рассматривалось в Вашингтоне в контуре глобальной борьбы как непредосудительный факт, а зачастую даже и как возможность полезных инструментов русской разведки в регионе, то теперь, если доверие разрушилось, произойдет публичная переакцентировка. Тот факт, что многие бойцы террора, когда-то на ранних фазах своих биографий были сотрудниками российских диверсионных подразделеий, окажется для общественного мнения Запада свидетельством того, что за террором стоят русские.