Противостояние Лукашенко и белорусского общества еще в августе приобрело отчетливые черты позиционной войны на истощение. Ни у одной из сторон не оказалось достаточно сил, чтобы решительным образом переломить ситуацию и быстро завершить конфликт. В итоге установился определенный статус-кво. Массовые протесты не прекращаются уже более двух месяцев, но протестующие при этом не могут свергнуть действующую власть или хотя бы заставить ее пойти на уступки. А власть в свою очередь не идет на диалог с обществом и не способна подавить протесты. Даже Лукашенко, который во второй половине августа обещал “в ближайшие дни” разобраться с демонстрациями, был вынужден признать, что скорой стабилизации ситуации ждать не следует.
“Очевидна ставка на масштаб и длительность протестов, изматывание сил и истощение ресурсов”, - заявил он 16 сентября. Тогда же Лукашенко четко сформулировал основные угрозы для своего режима на нынешнем этапе: это попытки подрыва монолитности вертикали власти, силового блока, системы государственных СМИ.
Массовые репрессии
Какая из сторон больше всего страдает от этой “войны на истощение”? На первый взгляд, безусловно, общество.
По данным правозащитников, с начала президентской кампании 2020 года против участников протестов, политиков и активистов предвыборных штабов было возбуждено более 300 уголовных дел. Около 14 тысяч человек были задержаны в административном порядке. Сотни задержанных прошли через систематические пытки и унижения – в ООН передано более 450 таких свидетельств. Сотни человек стали беженцами: по состоянию на сентябрь, только в Польше и Литве находилось около 800 белорусов, которые были вынуждены бежать из страны из-за политического преследования. Не менее пяти человек погибли. Большинство лидеров оппозиции оказались либо за решеткой, либо в вынужденной эмиграции – на свободе в Беларуси остался лишь один из семи членов Координационного совета оппозиции.
Силовики получили от Лукашенко карт-бланш на беспорядочный террор, прикрывает который вся судебно-правовая система государства. Власти не возбудили ни одного уголовного дела по факту пыток или гибели протестующих, по сути, признав, что расправа над инакомыслящими в Беларуси не является преступлением. Зато десятки людей подверглись уголовному преследованию лишь за выход на мирные акции протеста, эмоциональные комментарии в соцсетях или крамольные надписи в подъездах.
Несмотря на все эти потери, общество в течение последних двух месяцев так и не смогло расширить пространство протеста. Организовать общенациональную забастовку не удалось, разбить палаточный лагерь или захватить административные здания демонстранты даже не пытались. Чаще всего протесты в Беларуси не выходят за рамки массового хождения по улицам и локальных акций солидарности. Однако для примитивной персоналистской диктатуры Лукашенко даже такие безобидные действия митингующих оказались крайне серьезным вызовом.
Тоталитаризм с ограниченными ресурсами
Судя по всему, Лукашенко до сих пор так и не понял, какие тектонические сдвиги в общественном сознании произошли в последние четыре – пять месяцев. В Беларуси наблюдается тотальная политизация населения: молчаливое большинство внезапно ощутило себя гражданами, которые готовы рисковать собой, чтобы добиться свержения диктатуры. Объединение и солидаризация белорусов произошла на всех уровнях – вплоть до отдельных микрорайонов. Особенно показателен феномен так называемых протестных дворов, жители которых совместно протестуют, защищают друг друга от силовиков, устраивают у себя концерты, праздники и флешмобы под национальными символами. Фактически в 2020 году в Беларуси происходит становление политической нации.
Все, что смог предложить режим Лукашенко в ответ, – это террор. А раз сопротивление общества стало массовым, значит и репрессии должны были приобрести массовый характер. Однако, сделав ставку на тотальное подавление любых проявлений инакомыслия, диктатура внезапно обнаружила ограниченность своих ресурсов.
Во-первых, поскольку власти твёрдо решили преследовать людей чуть ли не за каждую бело-красно-белую ленточку во дворе, флаг на балконе или крамольный пост в соцсетях, то для этого понадобилось мобилизовать все имеющиеся силы. В результате государственный аппарат теперь вынужден работать на пределах своих возможностей.
Начальник ГУУР криминальной милиции МВД Максим Свирид недавно признался в интервью телеканалу ОНТ, что из-за массовых протестов нагрузка абсолютно на все службы и подразделения выросла в разы, поэтому милиция просто не может в полной мере выполнять свои прямые обязанности. Лучшей иллюстрацией чудовищной нехватки кадровых ресурсов является тот факт, что к операциям по разгону протестов привлекают даже сотрудников Главного управления по борьбе с организованной преступности и коррупции – начальник ГУБОПиК полковник Николай Карпенков вынужден лично бегать за демонстрантами с дубинкой.
Во-вторых, боевая операция против собственного населения – это очень дорогое мероприятие. Речь идет не только о расходах на силовой аппарат (огромные “боевые” премии для ОМОНа, расходы на топливо и спецсредства), но и об издержках “военного положения”, ведь во время протестов власти останавливают транспортное движение, глушат интернет и закрывают торговые объекты. Наконец, государственный террор полностью уничтожил инвестиционный имидж страны, спровоцировал бегство бизнеса, нарушил систему зарубежного кредитования и привел к ослаблению национальной валюты. Как признал помощник Лукашенко Валерий Бельский, уже первые 10 дней протестов стоили бюджету 500 млн долларов, а отсроченные потери будут исчисляться миллиардами. Сколько потерял бюджет Беларуси по итогу более чем двух месяцев протестов можно только догадываться.
В-третьих, неспособность Лукашенко подавить протесты деморализующе действует на вертикаль власти, ведь режим больше не выглядит неприступным. Человек, который в течение четверти века был неограниченным правителем страны, теперь вынужден проводить инаугурацию в условиях строгой секретности: даже некоторые сторонники режима, приглашенные на церемонию, не были предупреждены о том, зачем их собирают во Дворце Независимости.
К тому же, далеко не все силовики и госслужащие оказались готовы создавать Северную Корею в центре Европы. В итоге в последние месяцы из-за несогласия с политикой Лукашенко уволились сотни людей – милиционеров, чиновников, дипломатов и работников госСМИ. Некоторые при этом открыто выступили против режима. Самый яркий пример – бывший министр культуры и дипломат Павел Латушко, который стал одним из лидеров Координационного совета оппозиции.
“Почти полдня провел в СИЗО КГБ...”
На фоне затянувшейся позиционной борьбы Лукашенко 10 октября посетил СИЗО КГБ, чтобы пообщаться с политзаключенными – в том числе, своим оппонентом на выборах, экс-главой “Белгазпромбанка” Виктором Бабарико, а также членами Координационного совета – Лилией Власовой и Максимом Знаком. “Почти полдня президент провел в СИЗО КГБ”, - сообщали госСМИ.
За один стол с Лукашенко посадили 12 политзаключенных, беседа продолжалась четыре с половиной часа. Однако государственные телеканалы посвятили такому экстраординарному событию всего лишь полутораминутные сюжеты, подчеркнув, что на встрече обсуждались вопросы политики и экономики, однако “подробности остались конфиденциальными”. Сам Лукашенко в коротком ролике с этой встречи говорил о том, что “страна живет под лозунгом “даешь диалог”, но “Конституцию на улице не напишешь”.
Спустя сутки двум политзаключенным (бизнесмену Юрию Воскресенскому и директору IT-компании PandaDoc Дмитрию Рабцевичу) изменили меру пресечения на домашний арест. Оба после этого выступили по госТВ, где высоко оценивали результаты переговоров с Лукашенко. Воскресенский при этом сообщил, что ему поручено приступить к подготовке предложений по изменению Конституции.
Однако со стороны власти это было скорее попыткой сделать хорошую мину при плохой игре. Рабцевича и Воскресенского сложно назвать оппозицией и уж тем более ее лидерами – это люди, которые, по сути, случайно попали под каток репрессий. К тому же Воскресенский уже давно активно сотрудничает с властями: теперь он регулярно выступает на госТВ с разоблачениями технологий “цветных революций”. Для того чтобы заставить этих людей подыграть власти Лукашенко вовсе не нужно было тратить четыре с половиной часа своего времени.
Очевидно, что главной целью Лукашенко был Виктор Бабарико и члены Координационного совета. Но как раз с ними, судя по всему, договориться пока что не вышло: они остаются за решеткой и ни одной реплики этих людей телевидение так и не показало.
Еще совсем недавно Лукашенко утверждал, что готов вести диалог только с “трудовыми и студенческими коллективами”. Теперь же он четыре с половиной часа разговаривает с людьми, которых публично называл “бандитами”, “урками”, “отвязными нацистами” и “черной сотней”, и даже предлагает им поучаствовать в разработке конституционной реформы. Сам факт того, что Лукашенко понадобилось имитировать диалог с оппозицией, является лучшим доказательством слабости его режима. Правда, к подобным чрезвычайным мерам Лукашенко подтолкнули не только массовые протесты, но и позиция Кремля.
При чем здесь Конституция?
Владимир Путин оказался одним из немногих политиков, кто поздравил Лукашенко с победой на выборах и признал его легитимным президентом. В конце августа российский президент сообщил, что по просьбе Лукашенко он сформировал “определенный резерв из сотрудников правоохранительных органов” на тот случай, если ситуация с протестами в Беларуси начнет выходить из-под контроля. Кроме того, в Минск были направлена группа российских телевизионщиков на замену бастующих работников Белтелерадиокомпании.
Позицию Кремля в данной ситуации сложно переоценить: не исключено, что именно российская поддержка помогла в августе Лукашенко избежать бунта в своем окружении. Однако Путин явно не собирается спасать Лукашенко любой ценой.
Судя по всему, одним из ключевых требований Кремля к Лукашенко является проведение конституционной реформы. Ранее Путин признавал, что кризис в Беларуси возник не на пустом месте и в стране “проблемы, конечно, есть”. Как заявил глава МИД РФ Сергей Лавров, оптимальной платформой для разрешения этих проблем будет конституционная реформа в Беларуси, которую нужно провести в диалоге с гражданским обществом.
Видимость этого диалога Лукашенко как раз и пытался продемонстрировать в СИЗО КГБ. Тем более, что за столом переговоров оказался в том числе Виктор Бабарико – по неофициальным данным, во время недавней встречи с Лукашенко в Сочи Путин проявлял интерес к судьбе экс-главы “Белгазпромбанка”. Однако остается загадкой, каких именно изменений в Конституцию Путин ждёт от Лукашенко. Публично Кремль никаких конкретных пожеланий на этот счет не озвучивал.
Очевидно одно: Путин хочет быть уверенным в том, что Лукашенко сохранит контроль за ситуацией в стране. Без этого даже в вопросах белорусско-российской интеграции Москва не собирается проявлять большой активности. С одной стороны, Кремль боится повторить ту же ошибку, которую совершил в 2013 году в отношении Виктора Януковича: то есть, сделать ставку на человека, которого спустя пару месяцев свергнет революция.
Именно поэтому Россия не торопится поддерживать Лукашенко финансово. На встрече в Сочи 14 сентября Путин пообещал Лукашенко кредит в $1,5 млрд, но сразу же была сделана оговорка, что практически все эти деньги пойдут на погашение долгов Беларуси перед Россией.
С другой стороны, в нынешних условиях Москве не имеет смысла о чем-то договариваться с Лукашенко по поводу интеграции. И дело даже не в том, что реализации таких договоренностей может помешать революция. Дело в том, что Лукашенко полностью нелегитимен – в глазах Запада (да и белорусского народа) любые соглашение с таким человеком не будут иметь силы.
Вероятно Кремль рассчитывает, что реформа политической системы Лукашенко с включением туда лояльных России фигур (возможно, того же Бабарико) одновременно позволит решить сразу несколько задач: поможет расколоть протестное движение, сделает диктатуру Лукашенко более предсказуемой (и управляемой) для Кремля и упростит будущий транзит власти в руки нового российского ставленника. Да и на переговорах с Западом подобную стабилизацию можно было бы продать в качестве примера положительного влияния Москвы на ситуацию в регионе.
При этом важно понимать, что впервые о конституционной реформе Лукашенко заговорил еще несколько лет назад, когда никаких массовых протестов в Беларуси не было, а Россия не проявляла к этому вопросу ни малейшего интереса. То есть, диктатора навели на эту мысль сугубо личные мотивы. Теперь же Лукашенко хочет использовать свой давний конституционный проект (его детали не раскрываются до сих пор) еще и для умиротворения народа.
Однако подобный план опять-таки игнорирует те глубокие изменения, которые произошли в белорусском обществе: электоральную ситуацию в стране никакими конституционными реформами изменить невозможно. Даже если Лукашенко вдруг выпустит из тюрем лидеров оппозиции, а те выступят с призывом прекратить сопротивление и согласиться на условия властей - люди их не послушают. После убийств, массовых пыток и издевательств примирение между обществом и режимом Лукашенко стало невозможным.
