Владимир Путин имеет склонность проводить параллели между своими действиями и действиями партнеров из западных стран, его линия аргументации – все та же: поведение России на международной арене не отличается от поведения Соединенных Штатов или крупнейших европейских государств.
Если не полениться углубиться немного в исторические аспекты в нашем сегодняшнем анализе, аргументы Владимира Путина окажутся небезосновательными. На протяжении тысячелетий аннексии и завоевания были неотъемлемой частью процессов государствообразования и международной политики. История роста влияния Соединенных Штатов на международной арене – это продолжение их истории территориальной экспансии на запад – экспансии за счет приобретений (Луизиана, купленная у Франции), завоеваний и аннексий территорий, принадлежащих другим государствам (Мексика, Канада).
Со времен Второй мировой войны этот тип империализма практически исчез. Конечно, были исключения, которые стоит отметить, как например завоевание Индией Гоа в 1961 году, захват Китаем некоторых приграничных территорий в ущерб Индии, поглощение Южного Вьетнама Вьетнамом Северным. Другие военные оккупации не завершились аннексиями – к примеру, оккупация Израилем Сектора Газа и Западного берега Иордана с 1967 года, контроль Армении над Нагорным Карабахом в 90х, или «освобождение» Россией Южной Осетии и Абхазии в 2008 году. Тем не менее, по сравнению с предыдущими столетиями, территориальная экспансия была скорее исключением, чем правилом. Именно поэтому европейские и американские руководители пытаются объяснить, что в 21 веке завоевательная политика неприемлема.
Этому историческому изменению есть несколько пояснений. Во-первых, победители во Второй мировой войне запретили военную агрессию в новой Хартии Объединенных Наций. Во время холодной войны обе супердержавы осуществляли строгий контроль, сдерживающий политику экспансии как собственных союзников, так и стран из лагеря противников. После развала советского Союза Соединенные Штаты, ставшие «мировым жандармом», продолжили эту политику контроля как в Ираке в 1991 году, так и в Сербии в 1992.
Поэтому Владимир Путин одновременно и прав, и ошибается, когда он говорит, что в его внешней политике нет ничего ни особенного, ни оригинального, и все зависит от избранной исторической дистанции. Однако в международной политике подобные споры не имеют особого смысла, учитывая относительную беспомощность международного права в разрешении подобных ситуаций, особенно если одно из главных действующих лиц – постоянный член совета безопасности. С другой стороны, намного более интересно задаться вопросом, насколько в 21 веке политика завоеваний и аннексий по-прежнему возможна и выгодна.
После Второй Мировой Войны отход от захватнической политики объяснялся несколькими причинами. Во-первых, глобализация экономических процессов снизила прибыльность завоеваний. Соединенные Штаты, устанавливая дружеские экономические отношения с соседним государством, получают больше (доходов, ресурсов), чем захватывая его. Кроме того, мультипликация международной торговли делает страны-захватчики более уязвимыми для экономических репрессивных мер со стороны международного сообщества (к примеру, «цена», которую Президент Обама хочет навязать за действия России. Наконец, если аннексия влечет за собой вооруженное сопротивление и требует применения мер по его подавлению, общественное мнение в либеральных демократиях реагирует крайне негативно на картинки с нарушением прав человека, которым подвергаются или которые совершают их вооруженные силы.
В случае с Россией эти три фактора не сыграли свою профилактическую роль. Во-первых, у Владимира Путина есть ощущение, что он в достаточной мере контролирует общественное мнение своей страны, чтобы не бояться кардинального изменения настроений, и как свидетельствует рост его популярности, значительная часть российского электората – та, которую обхаживает Путин – реагирует на националистическую пропаганду положительно. Во-вторых, интегрированность экономических процессов, несомненно, делает страны все более и более уязвимыми для давления, которое не является непосредственно военным, а – как в случае с Россией – экономические санкции, в первую очередь, для стран ЕС, следуют логике, в некотором смысле, идентичной ядерной угрозе: Европа не может по-настоящему ударить по российской экономике, не ощутив при этом последствий на себе. Путаные пояснения французского министра иностранных дел относительно возможности аннулировать продажи двух военных суден России, пунктом назначения которых, весьма вероятно, может стать новый русский Крым – ярко демонстрируют пределы способности европейцев навредить. Такое аннулирование сделки может стоить государственному бюджету 1 миллиард евро, если верить расследованию газеты Le Monde.
Кроме того, правила ВТО (Всемирной торговой организации), членом которой Россия является с августа 2012 года, запрещают установление торговых барьеров между членами организации, за исключением торговли оружием, которая может ограничиваться по просьбе одной из стран-членов, если последняя считает, что эти ограничения необходимы для защиты «существенных экономических интересов».
Является ли Владимир Путин новым Бисмарком 21 века? Великим стратегом, который опережает на два хода своих партнеров по этой крупной шахматной партии в международных отношениях? Можно только поражаться контрасту между игрой Владимира Путина, сочетающего молниеносность атак и эффект неожиданности, и игрой предсказуемого, реактивного Запада, постоянно отстающего в бою (вспомните санкции против Януковича и его близких, которые были применены уже тогда, когда были бесполезными). Тем не менее, нельзя недооценивать намерение западных руководителей не допустить возвращение завоевательных войн, которое означало бы конец мирового порядка, основанного на Хартии Объединенных Наций. Грустная правда заключается в том, что этого намерения может оказаться недостаточно – Запад все меньше и меньше является воплощением понятия «международное сообщество», и возможно, российский президент прекрасно понимает статистику, согласно которой в 2017 году долю стран членов ОЭСР (где большинство стран – нынешние «враги» России) в мировом ВВП превысит доля стран, не являющихся членами этой организации.