- Вы плакали, когда смотрели фильм?, - спрашивает у меня Александр Течинский, когда мы начинаем интервью.
- Сейчас уже нет, - говорю я, - а вот когда увидела кадры из "Все пылает" в фильме "Евромайдан. Черновой монтаж” (прим.- подборка видеоматериалов украинских режиссеров, фильм-открытие 11-го кинофестиваля Docudays) - плакала. А с чего начался Майдан для каждого из вас?
Александр Течинский: Майдан для каждого начался по-разному. Леша появился там 30 числа.
Алексей Солодунов: Я, на самом деле, пришёл просто посмотреть. Никто ведь не знал, что там будет происходить.
А.Т.: На тот момент ни у кого из нас не было постоянной работы и никто не планировал фотографировать.
Дмитрий Солодунов: Для меня Майдан начался с большого митинга, когда все вышли на улицы, и когда я увидел, что происходит на Банковой.
Как работа каждого из вас стала одним фильмом?
А.Т.: Сначала ребята снимали просто для себя, для интереса. Все изменилось, когда наш старый друг и коллега Конрад Шуллер, который работает для немецкой газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung, предложил нам делать видеоролики для газеты. Мы согласились, с этого все и началось. Мы снимали о том, что происходит на Майдане каждый день. Это было в духе документалистики. Сразу решили, что в этом будет некая эстетика, что мы предоставлены сами себе и что снимаем то, что нам нравится. К тому же, газета это позволяла. За декабрь мы сделали около двенадцати роликов.
Фильм снимался год назад, поменялось ли за это время ваше восприятие тех событий?
А.Т.: Я работал как-то фиксером (фиксер - координатор работы иностранных журналистов - прим.) для итальянского журналиста Лоренцо Кремонези. И буквально месяц назад ему говорю, что, мол, вот, выходит наш фильм о Майдане. На что он отвечает: "Какой Майдан? Этого уже нет. Это уже позапрошлая жизнь". Это реакция новостийщика: для него Майдана уже нет, а для нас это жизнь. Разумеется, у нас не такая же эмоциональная реакция на наше кино, как была год назад. Но мы готовы к любой реакции зрителей, и ждём этого с интересом. Это все сплошной эксперимент, главное, не иметь никаких ожиданий - они ведь могут не оправдаться.
А.С.: Мне сложно сказать, меняется ли мое восприятие, когда я постоянно погружен в работу. Ты каждый раз по-новому воспринимаешь фильм, потому что переживаешь и заново проживаешь все происходящее. Сейчас будут совсем другие ощущения и эмоций будет намного больше, чем когда мы снимали, - тогда эмоции были почти отключены.
Как проходили съёмки по разные стороны баррикад?
А.Т.: Это происходило совершенно случайно: где ты оказался, там и снимаешь. Леша дважды оказывался со стороны милиции. Я снимал со стороны протестующих.
Д.С.: Я один раз тоже попал (на сторону милиции - прим.). Задержался на балконе. Помню ещё Саша мне кричал: "Останься там!". Нельзя мне выкрикивать лозунги и бежать за протестующими. Я остался на балконе, потом его, правда, забросали коктейлями.
А.С.: И снял один из лучших кадров. Я вот сейчас смотрел его на "Евромайдан. Черновой монтаж": когда попадает дымовая шашка и все беркутовцы в тумане, просто крышу рвет.
А.Т.: Это все случайности, но мы - люди из журналистики и у нас все-таки есть большой опыт добывать кадр. Координация действий была всегда, но мы не прописывали ничего, не договаривались "ты идешь туда, я иду сюда", с полуслова все было понятно. Это вопрос понимания и доверия друг к другу.
Возникал ли во время съёмок момент, когда нужно было выбирать: ты гражданин или режиссёр?
А.С.: Это нужно совмещать.
А.Т.: Нужно выбрать: ты либо чувствуешь, либо снимаешь. Тем не менее, нельзя сказать, что мы не участвовали в событиях - мы выполняли свою роль, как и все. Если все пойдут бросать коктейли, кто будет делать бутерброды, лечить, снимать? На Майдане у людей было не две функции: протестующий или мент. Сторон много, и журналисты - очень важная часть процесса. Журналист должен быть максимально отстранен и в эмоциональном плане находиться на расстоянии. Вообще, это глобальный вопрос: кто ты такой и зачем ты здесь нужен? Но я не думаю, что была возможность задать себе этот вопрос.
Был еще фильм с Джеком Николсоном, где сначала он был журналистом, а потом примкнул к повстанцам. В таком случае нужно понять: журналистике конец.
А.С.: Мне на этот вопрос раз и навсегда ответил Глеб Гаранич, когда я был в Грузии в 2008 году. Мне было 21 или 22 года, и я был растерян и не знал, что делать. Гаранич, побывавший на многих конфликтах, у меня спросил: "Зачем ты сюда приехал?" -"Снимать". - "Ну вот и снимай". Нет “наших” или “не наших”, мы снимали обе стороны, налаживали контакты со всеми. Задача журналиста - рассказывать о фактах. Мы сделали наш фильм потому, что были к нему готовы.
Д.С.: Иногда вопрос заключается даже в том, чтобы не мешать. Например, кто-то кого-то спасает, не мешай - снимай. На самом деле, на Майдане абсолютно каждая ситуация была понятна.
"Фильм исследует революцию протеста до момента первого кровопролития" - так написано в синопсисе вашего фильма. Как вы считаете, кровопролитие - это закономерное развитие любой революции, или Майдан - сугубо украинское явление?
Юлия Сердюкова: Революции отличаются деталями. В какой-то стране события происходят быстрее, где-то не будут готовить столько еды и не будет столько волонтеров, где-то за оружие быстрее схватятся, но многие вещи очень похожи.
А.Т.: Для нас Майдан - это, конечно, уникальное событие вообще, и нам кажется, что он не был похож ни на что. Войны, революции были и раньше, но все они двигаются по какому-то ограниченному количеству схем.
То есть можно считать, что этот фильм о революции в принципе?
А.Т.: Я думаю, что да. Сценарии могут быть разные, но суть, в принципе,. та же.
Ю.С.: Знаете, ещё про войну говорят так: нужно мотивировать небольшую группу молодёжи пролить первую кровь, а дальше начнётся личная месть с обеих сторон. Есть какие-то закономерности в каждой революции, которые рассказывают нам о человеческой природе, о том, как она ведет себя в различных ситуациях.
Насколько сложным был процесс монтажа? Если бы пришлось монтировать фильм сейчас, спустя год, это что-то бы изменило?
А.Т.: Нет, я не думаю. А монтаж... Было тяжело, но мы справились. В фильм вошло все самое главное - не было такого, чтобы мы что-то не включили в фильм специально. Все самое неоднозначное и требующее внимания - там.
Д.С.: Первая версия после монтажа длилась 3,5 часа, из них мы сделали фильм на 82 минуты, остальное - в архив.
За последний год вышло много фильмов о Майдане. Чем ваш фильм от них отличается?
А.Т.: Я смотрел фильм Сергея Лозницы "Майдан". С одной стороны, он совершенно другой, но в то же время и очень похож на наш фильм. "Все пылает" добавляет много деталей, ведь у каждого свой взгляд, у каждого свой Майдан. Даже те, кто был на Майдане, смогут увидеть что-то новое. Фильмов много и мнений миллион, а то и больше.
А.С.: И не одно из них, скорее всего, не объективно. Каждое мнение ведь не является единственно правильным, это очередной повод подумать, что произошло с нами, что мы делали, как нам дальше с этим жить. Каждый принимает для себя собственное решение.
Что говорят о фильме заграницей?
А.Т.: Дали нам приз. (Смеётся)
А.С.: На самом деле, зрители заграницей с большим интересом и пониманием относятся к тому, что происходит в фильме и в нашей стране. Они сопереживают, задают разные вопросы, чаще политические, конечно, ведь не все знают, как все происходило. Я как-то познакомился с молодыми ребятами с Австрии - так они вообще были удивлены, что у нас что-то такое происходило прошлой зимой. Для них это была новость. Но в целом, многие, когда смотрят наш фильм, видят огромную трагедию в Майдане.
Д.С.: Есть еще такой момент: если люди не получают в фильме ответы, они начинают задаваться вопросами, что тоже важно. Так зритель заграницей, никогда раньше не знавший, что такое Украина, начинает ею интересоваться. Найдет он ответы на свои вопросы, или нет - это другой вопрос, но подумать никогда не вредно.
А как складывается судьба фильма в Украине?
Ю.С.: Полностью фильм мы закончили к осени прошлого года. С 26 марта фильм выходит в украинский прокат. Его покажут в Киеве, Харькове, Одессе, Днепропетровске, Виннице, Тернополе и во Львове. "Все пылает" уже был на нескольких фестивалях за рубежом. Так получилось, что премьера будет на Docudays (интервью записывалось до премьеры, которая прошла с большим успехом 24 марта - прим.), потому что фестиваль весной. Если бы Docudays был раньше и фильм взяли в программу, мы бы и показали его раньше. Несмотря на то, что я работаю на Docudays, мы фильм подавали на общих основаниях и получали в ответ официальное письмо. Очень приятно, что нас посчитали достойными участия в конкурсной программе.
Получается, что у нас больше нет фестивалей для таких фильмов, кроме как Докудейс?
А.Т.: Получается, что так.
Ю.С.: На этапе чернового монтажа были переговоры с одним из телеканалов, но его представители посмотрели и сказали, что им это не интересно, мол, "не формат". А потом оказалось, что в Европе “Все пылает” принят как лучший документальный фильм восточной Европы и показан на крупнейшем художественном французском телеканале Arte. Это канал, который как раз специализируется на умном контенте. В этом и парадокс: там он признан и успешно показан, а здесь нам один из крупнейших телеканалов отказал.