Объявленной причиной отставки Авигдора Либермана со второго, как принято считать, по значению поста в иерархии исполнительной власти страны – министра обороны — было его несогласие с принятым 13 ноября решением премьер-министра и военно-политического кабинета. А именно, принять компромиссную формулу посреднических предложений Египта о прекращении огня с боевиками контролирующей сектор Газа группировкой радикальных исламистов ХАМАС.
Мотивы исламистов
Лидеры этой группировки, собственно, и инициировали 12-13 ноября наиболее интенсивный с момента завершения летом 2014 года антитеррористической операции ЦАХАЛа «Несокрушимая скала» виток конфликта, выпустив по городам и поселкам израильского юга более 460 ракет. Все это, как считается, стало реакцией руководства ХАМАСа на операцию израильского спецназа в Газе 11 октября, в результате которой погиб израильский офицер и семь боевиков ХАМАСа, включая полевого командира высокого ранга. В результате массированных обстрелов в Израиле погибли два человека (один из них – нелегально находившийся внутри «Зеленой черты» палестинский араб из города Хеврон в Иудее, немедленно объявленный властями ПНА и ХАМАСа «шахидом»), десятки были ранены, а также был нанесен серьезный ущерб объектам гражданской инфраструктуры.
Потери боевого крыла ХАМАСа, в результате ответных ударов израильской армии, по официальным данным, составили 7 погибших и 28 раненых – что, как не преминули заметить комментаторы, было весьма скромным итогом разрушения ВВС ЦАХАЛа 160 объектов военной инфраструктуры исламистов (штабов, складов, диверсионных туннелей и огневых точек). Причиной такого итога стали заблаговременные – как это было и в прошлом – предупреждения обитателей домов, где находятся военные объекты ХАМАСа о готовящейся атаке.
И речь, в данном случае, идёт не только реализации «этического кода ЦАХАЛа», требующего от военнослужащих прилагать максимальные усилия с тем, чтобы предотвратить жертвы среди арабского населения – несмотря на сознательное использование боевиками этого населения в качестве «живого щита» для своих объектов – но и реализации определенной политической доктрины правительства Израиля.
В отношении сектора Газа эта доктрина, зафиксированная в качестве части коалиционных договорённостей в момент присоединения партии «Наш дом – Израиль» (НДИ) Авигдора Либермана к четвертому правительству Биньямина Нетаньяху в мае 2016 года предполагала отход от старой модели, работавшей в 2008-2014 годах. Напомним, она предполагала нанесение военному крылу ХАМАСа, в случае перехода им неофициальных, но вполне всем понятных «красных линий», чувствительного и показательного удара – но не демонтажа режима осевших в Газе радикальных исламистов в принципе, коль скоро политическое решение о том, кто возьмет сектор Газа под свой контроль, пока не принято.
Новая же доктрина, с которой на протяжении последних двух лет были в целом согласны лидеры почти всех фракций правящей коалиции, предполагает, что если ЦАХАЛу придется пойти на масштабную силовую операцию, то она должна быть мощной и краткой по времени. И завершиться нанесением практически невосстановимого ущерба как военной, так и политической структуре ХАМАСа. Секретом для руководства ХАМАСа смена правил игры не стала, что, собственно, и было причиной относительного спокойствия на границах Газы на протяжении четырех лет после окончания операции «Несокрушимая скала», однако были и факторы, которые постепенно толкали его к конфронтации с Израилем.
Во-первых, ХАМАС чувствует, что разработанные с подачи новой администрации США нынешние схемы арабо-израильского урегулирования в треугольнике Вашингтон-Иерусалим-умеренные сунниты строятся не только без участия администрации Абу-Мазена (Махмуда Аббаса) в Рамалле, но и не предусматривают присутствия режима палестинских исламистов в любом его виде. Потому убедить всех, кого можно, что без них никакие проекты «успокоения» не могут быть реализованы, остается едва ли не единственным фактором выживания лидеров ХАМАСа, и потому они остаться релевантным адресом для обращений.
Во-вторых, все эти четыре года значительная часть Газы все еще лежит в развалинах, и ХАМАСу, неспособному обеспечить населению воду, свет и работу, остается сохранить свою релевантность хотя бы в качестве движения исламского сопротивления, стараясь извлечь любой пропагандистский выигрыш из самых сомнительных, с точки зрения фактов, итогов столкновений с ЦАХАЛом. И в-третьих, на них давят иранские спонсоры, требующие от своих союзников любой ценой отвлечь израильтян от разрушения баз Ирана и его шиитских союзников в Сирии и отсрочить «северную войну» Израиля с Сирией и Ливаном.
Таким образом, хотя в ХАМАСе понимают изменение стратегической ситуации и хотели бы избежать нового, и вполне возможно фатального для себя вооруженного противостояния с Израилем, сидеть молча по указанным причинам, они не могут. И потому последние полгода пытались осторожно «разогревать» границу, включая демонстрации различной массовости у разделительного забора с сектором Газа с периодическими попытками его прорыва, и запуска израильскую территорию воздушных змеев и шаров, начиненных горючими или взрывчатыми материалами – стараясь при этом не потерять контроль над процессом.
Понимая, что нынешний раунд противостояния может существенно отличаться от прежних столкновений, лидеры ХАМАСа пошли на колоссальный риск, который мог быть оправдан только в том случае, если бы они могли быть уварены, что и израильтяне не заинтересованы именно сейчас провести масштабную зачистку сектора. Похоже, что, тщательно взвесив все обстоятельства и факты, в руководстве ХАМАСа пришли к выводу, что, поднимая планку вооруженного противостояния с Израилем именно в тот момент, когда премьер-министр страны сообщил в Париже об успехе согласованных с Иерусалимом усилий Каира по «успокоению» Газы, им не придется платить за это полную цену.
Так, израильская делегация на переговорах с египтянами по поводу Газы не настаивала, как это требовали в министерстве обороны, на возвращении Израилю перешедших границу сектора двух гражданских лиц, и тел двух военнослужащих, погибших в Газе во время операции «Несокрушимая скала» 2014 года и с тех пор удерживаемых ХАМАСом, в качестве предварительного требования любых договоренностей.
Военно-политический кабинет, несмотря на возражения Либермана и некоторых министров от Ликуда, согласился на перевод Катаром перового транша финансовой помощи в размере 15 млн. долларов для выплат госслужащим в секторе Газа, не получающим зарплату с тех пор, как эти выплаты, объявив сектор «мятежной провинцией», заморозила администрация Абу-Мазена в Рамалле. (В Иерусалиме, правда, потребовали, чтобы эти средства не попали в распоряжение ХАМАСа – что в ситуации, когда большинство этих чиновников либо состоят в группировке, либо назначены и/или контролируются ее руководством, можно было считать общим пожеланием).
Наконец, даже во время массированных обстрелов территории южных районов Израиля из Газы 11–12 ноября контрольно-пропускной пункт на границе с сектором, через который в Газу въезжали сотни грузовиков с продуктами, стройматериалами и товарами гуманитарного назначения, продолжал работать.
Хотя интенсивность обстрелов из Газы городов и поселков израильского юга 11–12 ноября заметно превышал «суточную норму» 4-хлетней давности, когда ЦАХАЛ проводил в секторе операцию «Несокрушимая скала», нынешний эффект от этих ударов, невыносимых для жителей юга, логично требовавших от руководства страны добиться немедленного прекращения террористических атак, был существенно ниже. И дело, видимо, не только в эффективности израильских систем ПРО. По мнению обозревателей, лидеры ХАМАСа уловили и постарались не перейти определенную израильтянами новую, существенно более гибкую «красную линию», с пересечением которой у ЦАХАЛа не было бы иного выхода, кроме как начать в Газе новую масштабную «операцию возмездия».
Географическое и психологическое местонахождение этой линии в каком-то смысле обозначила показательная оговорка – или своеобразным образом, представленное СМИ – высказывание одного из наиболее близких к премьер-министру Израиля людей, министра регионального сотрудничества Цахи Анегби. В интервью радиостанции «Галей ЦАХАЛ», он утверждал, что ХАМАС «не желавший обострения, действовал аккуратно», обстреливая только районы, непосредственно примыкающие к границам Сектора. Понимая, по словам министра что «обстрел юга и обстрел аэропорта Бен Гурион и Тель-Авива, экономической столицы Израиля», будут иметь для исламистов в Газе разные последствия.
Дилеммы израильского руководства
Понятно, что слова Анегби, от которых поспешил дистанцироваться Биньямин Нетаньяху, вызвали массу возмущённых откликов. Но действия и высказывания такого рода нередко поддерживают распространённые в израильских СМИ мнения, что именно исламистский режим в Газе является сегодня активной стороной, то есть определяет момент начала и интенсивность противостояния с ЦАХАЛом. На самом деле, решения по этому поводу принимается не в Газе, не в Рамалле, не в Каире и даже не в Вашингтоне, а в канцелярии премьер-министра Израиля на иерусалимской улице Каплан и в комплексе Минобороны и Генштаба ЦАХАЛА «Кирия» в Тель-Авиве. А там, насколько можно судить, мнения разделились – хотя в обоих кабинетах не было сомнения, что нынешнее обострение есть прелюдия к масштабной, и, как мы отмечали, последней для режима ХАМАСа операции в секторе.
Разница – но существенная! – была том, что Нетаньяху и часть оборонного истеблишмента полагали, что этот шаг следует отложить на будущее, сосредоточившись на первоочередных угрозах безопасности страны – иранская ядерная программа, поддержка Тегераном террористической инфраструктуры в регионе и мире, и превращение Сирии в плацдарм для возможной войны с Израилем.
Кроме того, силовое решение второстепенной, в рамках такой логики, проблемы Газы может помешать суннитским союзникам США принять участие в продвижении других, более актуальных параметров региональной «сделки века» Дональда Трампа. Именно на такую версию намекнул и сам Биньямин Нетаньяху, заявив, на фоне критики в адрес его правительства за согласие на прекращение огня с ХАМАСом, что он не может пока поставить общественности всю информацию, проливающие свет на мотивы его решения, ибо такие вещи «должны быть скрыты от противника любой ценой».
В этом же контексте, по мнению аналитиков и комментаторов, находятся такие факты как недавний официальный визит Нетаньяху в Оман и других израильских министров в ОАЭ. Что, по их словам, обещает стать прорывным моментом в развитии и формализации отношений Израиля и умеренных суннитских режимов Персидского залива, сближающихся с еврейским государством на платформе общих интересов в противостояния иранской экспансии и исламского экстремизма. Потому, полагают комментаторы, последнее, чего хотел бы Нетаньяху – это масштабная операция в Газе, которая может разрушить эту тщательно выстраиваемую конструкцию.
В свою очередь Авигдор Либерман, как министр обороны, не находил никаких военных, стратегических или моральных мотивов откладывать «на потом» то, что в любом случае Израилю, скорее раньше, чем позже придется сделать – уничтожить укрепившийся в Газе террористический анклав радикальных исламистов. И чего, как показали опросы последних дней, требует очевидное большинство граждан страны и демонстрации в Сдероте и Тель-Авиве, участники которых требовали от правительства санкционировать решительный удар по террористическому образованию в секторе.
Оговоримся, что первостепенная важность «северного фронта» была очевидна и для Либермана – именно в его каденцию в министерстве обороны произошло резкое усиление масштабов оперативного противостояния «оси зла» Иран-Сирия-«Хизбалла», включая по данным СМИ более двух третей из примерно 300 атак ЦАХАЛа на объекты Ирана и патронируемой им террористической инфраструктуры в Сирии — хотя в публичном пространстве это тема была связана, прежде всего, с Биньямином Нетаньяху, который обеспечил этим действиям необходимый политический и дипломатический фон. (К последнему, особенно на российском треке, был также причастен и Либерман). Но для теперь уже бывшего министра обороны, в отличие от подхода главы правительства, это не должно было быть препятствием параллельного решения проблемы Газы.
Лидер НДИ, по идее, также не должен был иметь ничего против продвигаемой Нетаньяху в партнерстве с администрацией Дональда Трампа «пакетной сделки» Израиля с прозападными умеренными арабскими режимами Ближнего Востока. Хотя бы потому, что именно он еще в декабре 2014 года, будучи тогда главой МИДа, фактически первым из членов высшего политического руководства Израиля официально выдвинул концепцию «регионального мира»: достижение взаимопонимания с «умеренными» арабскими странами на фоне общих вызовов и угроз в регионе. А затем уже в рамках налаженного арабо-израильского диалога договориться по палестинскому вопросу.
Что, как можно заметить, и стало примерно с лета 2016 года одним из базовых элементов региональной политики четвертого кабинета Биньямина Нетаньяху, и существенным компонентом израильских предложений американцам после прихода к власти новой администрации США, приступившей к разработке «сделки века» Дональда Трампа.
Но, как и в случае с иранским плацдармом в Сирии, Либерман не считал возможным «заморозить» решение проблемы Газы до структурирования всех условий для реализации упомянутой арабо-израильской «пакетной сделки». Потому, по мнению министра обороны, следовало, максимально быстро завершить отделение сектора Газа от Иудеи и Самарии, ликвидировать ХАМАС методами силового внешнего давления и подрыва его режима изнутри, и передать сектор под «внешнее управление». Причем, речь отнюдь не идет о варианте передачи сектора режиму ПНА/ООП в Рамалле, на чем, несмотря на непопулярность этой идеи у израильских избирателей, низкую договороспособность Абу-Мазена и отсутствие у него возможности разоружить и взять верх над ХАМАСом, продолжают настаивать египтяне и израильские левые. А о механизме с участием разделивших между собой сферы безопасности, административного и хозяйственного управления Израиля, арабских союзников США и, возможно, Кипра.
Насколько можно судить, в окружении лидера НДИ считают, что ожидаемая жесткая вербальная реакция лидеров проамериканского «саудовского блока» и иные оперативные издержки зачистки Газы от ХАМАСа в конечном итоге, не станет непреодолимым препятствием для сближения с Израилем «умеренных» арабских столиц. Для которых поддержка Иерусалима в борьбе иранским гегемонизмом и спонсируемыми Тегераном радикальными шиитскими и суннитскими движениями, является одним из критических факторов выживания их режимов. Более того, судя по высказываниям разных лет, Либерман, всегда призывавший учитывать арабский менталитет, был уверен, что откровенная демонстрация Израилем слабости в отношении режима ХАМАСа в Газе, скорее, посеет сомнения умеренных арабских лидеров в целесообразности открытого сближения с еврейским государством – скорее, затормозит этот процесс.
На протяжении двух с половиной лет в должности министра обороны, и особенно в последние полгода, с начала еженедельных столкновений у забора безопасности с Сектором, Либерман пытался убедить главу правительства и остальных членов военно-политического кабинета поддержать предлагаемую им политическую линию, но так и не смог этого сделать. Как пишет военный обозреватель популярного израильского информационногоо сайта Walla «Валла» Амир Бухбут, «задолго до своего ухода Либерман честно заявил близкому окружению, что не сможет навязать всей оборонной системе свою политику, даже будучи убежден в ее правильности. Видимо, в этом была изначальная слабость министра обороны, стоящего во главе небольшой партии, над которым стоит премьер-министр, возглавляющий партию власти».
В конечном итоге, «в момент истины» руководители спецслужб и начальник Генштаба также не поддержали предложения министра обороны нанести мощный удар по верхушке и военной структуре ХАМАСа в Секторе, согласившись с предложенной премьер-министром стратегией временной «деэскалации» конфликта. В этой ситуации Либерману оставалось немногое: осторожно, как это и происходило последние недели, не доводя до открытой конфронтации с главой кабинета, высказывать свое несогласие с «тактикой умиротворения», фактически смириться с таким решением, тем самым поставив под угрозу свое профессиональное и политическое реноме – или уйти в отставку. Либерман, как и ожидалось, избрал второй путь.
«В течение двух с половиной лет я, прикусив язык, пытался изменить ситуацию изнутри, но последние два решения – разрешить перевод в Газу в течение следующего полугода 90 млн долларов и отказ от решительных действий в ответ на обстрелы — убедили, что пытаться дальше что-то изменить бесполезно, а оставаться – невозможно», - заявил он, объясняя этот свой шаг.
Очевидно, что новый баланс сил и интересов, возникший с уходом Либермана и его партии из правительства, имеет не только региональные, но и внутриполитические последствия. И прежде всего – повестка дня будущих (скорее всего, вновь досрочных) общенациональных выборов, одной из главных тем которых, судя по всему, и станет сакраментальный вопрос «что делать с Газой».