Политические трансформации, затронувшие Анкару после попытки государственного переворота, ошибочно рассматриваются в контексте взаимоотношений Турция-Запад, Турция-Россия. На самом деле интересы Турции лежат в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.
Так называемая «арабская весна» изменила расстановку сил в регионе, устранив ранее весомых региональных игроков в лице Хосни Мубарака, Муамара Каддафи и существенно подорвав политический вес Башара Асада, фактически замкнув его в пределах провинций Латакия, Тартус, части Алеппо, Дамаска, Хомса, Хама и Идлиба. Такая трансформация дала Анкаре возможность расширить свое влияние.
Анализ политики Реджепа Тайипа Эрдогана демонстрирует давние признаки последовательного курса на реализацию негласных проектов халифатского характера, фактического возрождения Османской империи. Стремление Эрдогана к построению президентской формы правления с максимально возможной полнотой власти – это современный аналог полномочий султана, обладавшего верховной светской властью.
Еще в 2010 году Анкара пыталась отходить от заветов Ататюрка и получить религиозную власть через Организацию Исламского сотрудничества (бывшая исламская конференция), где пост генерального секретаря тогда занимал гражданин Турции Экмеледдин Ихсаноглу. ОИС – одна из самых влиятельных международных организаций исламского мира, способная выступить в качестве коллективного транснационального политического игрока глобального уровня. Но в 2014 году этот пост занял саудовец Ияд бен Амин Мадани, что лишило Анкару этого инструмента влияния.
Однако ключевой проблемой, стоящей перед Эрдоганом, являлся секуляризм, закрепленный конституцией. Проблема усложнялась тем, что в 1998 году Совет Исламской академии правоведения (фикха) при Организации Исламская конференция принял постановление № 99 (2/11) «О секуляризме», в котором говорится: «Секуляризм представляет собой объективистскую систему взглядов, основанную на принципе непризнания Бога (атеизме), является антагонистическим по отношению к Исламу течением, солидаризуясь с мировым сионизмом и другими разрушительными и все дозволяющими течениями, которые отвергаются Аллахом, Его посланником и верующими».
Такая формулировка ограничивала потенциал влияния Анкары на мусульманские страны, особенно в регионе Персидского залива и Ближнего Востока. В их глазах Турция была не только неарабской страной, но и почти атеистической.
Поэтому многие внешнеполитические решения Эрдогана коррелировались с постановлениями ОИК, что отражало практику османского государства, где фетва, выносимая духовным лидером, имела обязательный характер, в том числе и для султана. Такая модель поведения отражала желание турецкого руководства завоевать доверие мусульман, продемонстрировать свою приверженность исламским ценностям. Именно поэтому некоторые решения ПСР и лично президента отдают радикализмом.
Гарантами секуляризма в Турции со времен Мустафы Кемаля Ататюрка являются генералитет и Народно-республиканская партия (НРП). В последние годы Эрдоган и его Партия справедливости и развития наращивали давления на оба этих института. Подавление попытки переворота открыло для президента возможность устранить препятствие в лице генералитета и оппозиции, способной не только выступить за сохранение секуляризма в стране, но и создать препятствия в конституционных изменениях Турции.
Нынешняя внешняя политика Турции четко совпадает с концепцией, описанной экс-Министром иностранных дел Турции, однопартийцем Эрдогана Ахметом Давутоглу (позднее премьером) в своей книге «Стратегическая глубина: международное положение Турции». В ней большой интерес представляют составленные главой турецкого внешнеполитического ведомства треугольные конфигурации в регионе Ближнего Востока. Давутоглу выделяет три треугольника: внешний, внутренний и пассивный треугольник нестабильности. Вершинами внешнего треугольника являются Турция, Иран и Египет. Внутренний треугольник своими вершинами упирается в Ирак, Сирию и Саудовскую Аравию. Последний треугольник объединяет Ливан, Иорданию и Палестину. Внешнеполитическая архитектура, описанная Давутоглу практически создана, чему содействовал упадок панарабизма. Для ее полного завершения необходимо ослабление КСА с возможным падением дома аль-Саудов. Эта цель на тактическом уровне совпадает с видением Тегерана и Москвы.
Таким образом, возобновление контактов Анкары и Москвы не может расцениваться как предпосылки и сигналы возможного стратегического союза. Москва в замыслах Анкары играет исключительно силовую роль тарана в регионе, которая возьмет на себя весь международный негатив. Исторические параллели говорят о том, что интересы России и Османской империи не совпадали ни в одном регионе.
Политика Эрдогана должна рассматриваться как попытка возрождения османских традиций, в основе которых лежит правление с учетом мнения исламского авторитета, который может не быть религиозным деятелем. Этот процесс должен нивелировать влияние иранских и египетских богословов, что входит в интересы Вашингтона. Поэтому события в Турции не правильно рассматривать в контексте дистанцирования Турции от США и Запада в целом, равно как и сближения с РФ. Это процесс занятия Анкарой места регионе, которое освободилось после падения режимов, являвшихся центрами влияния в мусульманском мире. Формирование умеренного халифата в неарабской Турции может снизить риски расширения Исламского государства особенно в регионе Средней Азии. Хотя такие перспективы устраивают как Вашингтон, так и Москву, необходимо понимать, что Эрдоган действует исключительно в своих интересах, а его политические амбиции затрудняют прогнозирование горизонта его планов.