Я помню, как реанимации стали открытыми. В 2016 году я как раз начал проходить интернатуру. В один прекрасный день в реанимацию принесли лист А4 подписанный главным врачом « Донести до сведенья персонала». На листе был указ №592 МОЗа о том, что теперь родственники могут находится в реанимации 24/7. К указу не прилагалась инструкция к действиям, просто указ, просто надо открыть двери. Но главное, к указу не прилагалась новая реанимация.
Система оказалась не готова к открытости по четырем причинам: неумение врачей коммуницировать, неприспособленность физического пространства, нехватка персонала и охраны.
Система оказалась не готова к открытости по четырем причинам: неумение врачей коммуницировать, неприспособленность физического пространства, нехватка персонала и охраны.
Во-первых, медики не умеют комуницировать и это надо признать. Не знаю, почему все решили, что талант к коммуникации у медработников вшит в код ДНК. Этому навыку тоже стоит учиться, как и любому другому.
Большинство отделений реанимации и интенсивной терапии в Украине не соответствуют даже отечественным стандартам, я уж молчу о зарубежных. Открытые реанимации предполагают наличие зон отдыха для посетителей - мест, где можно поесть, отдохнуть, принять душ, сходить в туалет. В палате в худшем случае должны быть 2-3 пациента, в лучшем один. В реальности это от 4 пациентов и больше. В отделении, котором работаю я, порой негде стул поставить, чтобы посетитель сел.
Третья проблема – мало персонала. Невозможно контролировать действия родственников. В идеале необходим не задействованный персонал, который непосредственно осуществлял бы контроль за посетителями и собственно коммуницировал, если у тех возникают вопросы.
Например, в ОРИТ в отдельной палате лежит мама с ребенком, в другой мы проводим сердечно-легочную реанимацию. Мама несколько раз зовет медсестру. Медсестра уходит, потому что там ребенок, а тут пожилой пациент, у которого мало шансов, я продолжаю СЛР, медсестра выясняет причину крика матери. Каждый раз вызов необоснованный, то ребенок не так кашлянул, то не таким показался маме пульс на кардиомониторе и т.д.. При этом, если бы что-то действительно пошло бы не так, кардиомонитор дал бы нам об этом знать своим пронзительным визгом, но он молчал.
С одной стороны, я понимаю обеспокоенность мамы, а с другой, - не могу разорваться пополам и уделить внимание всем. Поэтому нехватка персонала -- одна из краеугольных проблем в такие моменты, потому что когда ситуация экстренная, все силы направляются на ее ликвидацию и нет медсестры, или санитарки, которая бы могла успокоить маму. А с другой стороны, я все же рад, что она рядом с ребенком, так как я не вижу его, не могу контролировать его состояние, надеясь лишь на кардиомонитор, а потому присутствие мамы все же несет больше плюсов, чем минусов.
Четвертая – отсутствие охраны. Медицинские сотрудники не особо то защищены и за закрытыми дверями, а в открытых реанимациях тем более. Конечно же, случаи нападения на медработников так же редки, как и «пытки» со стороны медперсонала, но о первом говорят мало, о втором слагают целые новостные сюжеты. Открытые реанимации, отделения требуют наличия охраны, не медработники должны бороться с пьяными родственниками, или находящимися в состояние аффекта, когда не осознавая себя от горя, просто начинают крошить мебель и оборудование в отделении.
Но вопреки всем возможным минусам, плюсов все же больше при правильной организации, которая требует соответствующих ресурсов. Но пока что есть только приказ №592, ресурсы потерялись где-то по пути в стационары.
Открытые реанимации, хотел бы я быть рядом? Да, и еще раз да. Я хотел бы быть рядом с любимым человеком, поддерживать его. Помогать медперсоналу в уходе, всячески участвовать в процессе. Готов ли я к тому, что будет происходить? Не знаю, когда ты по ту сторону процесса и на кровати твой близкий – все воспринимается иначе. И я не знаю, во всех ли ситуациях я смог бы быть объективным и уравновешенным. Но я предпочел бы быть рядом отыскивая внутренние силы сохранять адекватность, нежели стоять под дверью в ожидании новостей.
Багато досліджень показують позитивний ефект - як для пацієнта, так і для відвідувачів - від безперешкодного доступу до реанімації. Наприклад, повідомляється про "зменшення частоти і тривалості делірію, підвищення задоволеності пацієнтів і членів сім'ї, а також зниження тривожності і депресії членів сім'ї."
А часто відкрите відвідування реанімацій призводить до кращого взаєморозуміння між медичними працівниками і родичами. "Відкриті відвідування покращують спілкування і можуть допомогти налагодити довірливі відносини між родинами / опікунами та медичними працівниками", - йдеться в дослідженні.
Таких исследований огромное количество. И пока я не нашел данных, подтверждающих обратное - открытые реанимации вред.
И таких исследований огромное количество. Пока что я не нашел данных, которые утверждали бы обратное, что открытые реанимации приводили бы к худшим исходам.
Необходимо проводить тренинги и учить медиков коммуникации, так же как информировать посетителей про правила посещения. Информировать о том, что увиденное, возможно, будет малоприятным, но происходящее направленно исключительно на благо пациента.
В любом случае открытость всегда будет восприниматься как «нечего скрывать», а значит поводов для недоверия будет меньше. Поэтому, как по мне, открытые отделения, реанимации могут наладить диалог между медиками и пациентами, их родственниками, восстановить доверие общества к медицине.
С другой стороны не надо, каждый раз выстраивать теории заговора, когда вас не пускают, или просят покинуть палату, порой причины куда прозаичней и не имеют ничего общего с попытками что-либо скрыть.
Порой стоит научится доверять, даже когда двери закрыты. Потому что как я писал выше, недоверие порождает закрытость, закрытость – недоверие. Если конкретно вы, врач вы или пациент, можете и готовы сделать первый шаг – сделайте в сторону доверия, и тогда, надеюсь, нам удастся разорвать эту порочную цепь.