Вынесение вердикта назначено на 27-е февраля. Хотя, следовало ожидать 25-го. Однако, 25-е, вот незадача, выпадает на субботу. Причем тут 25-е? Вторая годовщина инаугурации Виктора Федоровича Януковича. Учитывая, что Тимошенко арестовали в день рождения Богословской, Диденко – накануне именин Лидера, Корнийчука – в день появления на свет дочери, сомнений относительно того, каким окажется вывод суда, по делу Луценко не возникает.
***
Что есть, по большему счету, тюрьма? Среда пребывания. Попав – против своей воли – в замкнутое пространство, в ограниченные условия – человек вынужденно остается наедине с самим собой. Вдумайтесь: наедине с самим собой.
Первые страх, отчаяние, уныние, проходят, остается только внутреннее «я». То самое, с которым вам точно предстоит прожить всю оставшуюся жизнь. Значит, крайне важно с этим самым «я» пребывать в согласии. На воле есть возможность «глушить», подавлять свое «я», занимая сознание будничной суетой, текущими заботами, отгораживаясь от внутреннего мира внешней мишурой. Но, чем более убогий у человека внутренний мир, тем – как правило – напыщеннее, помпезнее внешний (по мере возможностей, разумеется). Отсюда – все эти вертолеты-самолеты-яхты-поместья размером с Монако и т.д.
А вот в тюрьме все наносное стирается достаточно быстро. И, чем дольше срок заключения, тем больше человек раскрывается, предстает «во всей красе».
На войне, как известно, люди гибнут, в большинстве своем, не от пуль – от изменившихся обстоятельств, принять которые, тем паче – вместить, они не в состоянии. Это-то и делит их на тех, кто умирает в первом же бою, и тех, кто идет дальше. На тех, кто сохраняет в себе человеческое достоинство, и тех, кто морально разлагается под гнетом испытаний.
«…Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми… Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали».
Это – отрывок из «Войны и мира», фрагмент, описывающий отступление колонн пленных, в которых был и Пьер, от павшей Москвы.
И еще: «В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину — он узнал, что на свете нет ничего страшного».
То, что одних наповал сражает, для других становится чем-то вроде спасительной соломинки, надежды на просвет.
Аналогично – в тюрьме.
Особенно сложно тем, кто за решетку попадает явно необоснованно. Внутренне цельная личность, в таких обстоятельствах, становится еще сильнее; слабые духом – окончательно ломаются, демонстрируя всю свою ничтожность.
Так, собственно, утверждают те, кто за решеткой побывал. Натуры сильные, волевые, по их словам, отойдя от первого шока и осознав, что срок пленения длительный, начинают размышлять над тем, как провести его с максимально возможной пользой. Проще говоря, как выжить, что предпринимать, дабы вернуться во внешний мир не угнетенным духом, не сломленным, даже окрепшим.
Вспомните многочисленных диссидентов, «узников совести» и т.д. Благо, многие из них оставили подробные воспоминания, дневники, книги.
Впрочем, за примерами далеко ходить не приходится – в дне сегодняшнем, к сожалению, их тоже достаточно.
- Я все равно выживу. Вернусь из тюрьмы, несмотря на то, сколько бы мне не «нарисовали».
Этот фрагмент выступления Луценко в судебных дебатах, состоявшихся в минувшую среду, не был заготовлен – отчаянное, но уверенное «все равно выживу» вырвалось у экс-министра подсознательно.
Даже через год с лишним заключения, сильно осунувшийся, похудевший, вдребезги больной, он оказался и сильнее, и выше, и состоятельнее тех, чьею «милостью» очутился в Лукьяновке. Да, на нем не было дорого костюма, не было «котлов» за пол-ляма, щеки не мерцали высокогорным загаром. В тесноте клетушки стоял тот самый «Юра», над которым многие регионалы прежде потешались, высмеивая его картавость, порою – несуразную прямолинейность; часто – пошловатый, как для министра – юмор; которого упрекали в мелочности, малодушии; подозревали в склонности к «возлияниям». Но, Боже мой, сколь смешными, ничтожными, глупыми казались эти «предъявы» каждому, кто видел перед собой осунувшегося, постаревшего, но – несломленного, не угнетенного человека в клетке, смотревшего на судейскую тройку, на вальяжную прокурорскую компашку прямо, без заискивания и лизоблюдской учтивости. Осознавал ли он свое над ними – людьми подневольными, сдавшимися в добровольное рабство системе – многократное моральное превосходство? Скорее всего, он об этом не думал – слишком уж мелочный, как для нынешних его обстоятельств – предмет; нет у него нужды самоутверждаться за их счет. Но, сколько очевидным это его превосходство – безусловное, не требующее обоснований – было для всех присутствующих.
Даже для тех, кого по-прежнему поедал червь сомнения. Мол, «Юра и Юля сами виноваты – реформировали б систему, не очутились бы на лавке подсудимых».
Оказалось, президентом легче стать, чем им быть, и это тоже урок Майдана. Мы получили не президента, а Плюшкина, который, сидя в Межигорье, собирает коллекции посаженных политических оппонентов
— Юрий Луценко
Подобного рода сомнения и есть, пожалуй, самое страшное. Лучшая, собственно, иллюстрация разложения общественного сознания. Которое, в действительности, куда губительнее любых происков власти. Своего рода «стокгольмский синдром». Люди привыкают жить в страхе. И даже искренне полагают, что это, в общем-то, нормально.
Вы помните процесс Синявского-Даниэля (осень 1965-го – зима 1966-го)? Самое, без преувеличения, громкое «дело писателей» при Советах. Дело, с которого началась вторая волна диссидентского движения в СССР.
Автору повести «Говорит Москва», Юлию Даниэлю (он же – Николай Аржак) дали – по статье 70 УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда» - пять лет лагерей.
Жанр повести, ставшей причиной его злоключений, «ненаучная фантастика». Сюжет прост: в СССР учреждают «День открытых убийств». День, в который граждане безнаказанно могут убивать других граждан. И ничего им за это не будет. Суть: реакция общества на происходящее; «брожение», вызванное в умах изданием указа; влияние «воли партии и правительства» на поведение людей, еще вчера казавшихся здравыми и адекватными.
Дадим слово автору.
«… В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим шестнадцатилетнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан, за исключением лиц, упомянутых в пункте первом примечаний к настоящему Указу. Действие Указа вступает в силу 10 августа 1960 года в 6 часов 00 минут по московскому времени и прекращается в 24 часа 00 минут. Примечания. Пункт первый. Запрещается убийство: а) детей до 16-ти лет, б) одетых в форму военнослужащих и работников милиции и в) работников транспорта при исполнении служебных обязанностей. Пункт второй. Убийство, совершённое до или после указанного срока, равно как и убийство, совершённое с целью грабежа или являющееся результатом насилия над женщиной, будет рассматриваться как уголовное преступление и караться в соответствии с существующими законами. Москва. Кремль. Председатель Президиума Верховного...
Потом радио сказало:
– Передаем концерт легкой музыки».
Еще цитата:
«Через день в «Известиях» появилась большая редакционная статья «Навстречу Дню открытых убийств». В ней очень мало говорилось о сути мероприятия, а повторялся обычный набор: «Растущее благосостояние — семимильными шагами — подлинный демократизм — только в нашей стране все помыслы — впервые в истории — зримые черты — буржуазная пресса... Еще сообщалось, что нельзя будет причинять ущерб народному достоянию, а потому запрещаются поджоги и взрывы. Кроме того, Указ не распространялся на заключенных. Ну, вот. Статью эту читали от корки до корки, никто по-прежнему ничего не понял, но все почему-то успокоились. Вероятно, самый стиль статьи — привычно-торжественный, буднично-высокопарный — внес успокоение. Ничего особенного: «День артиллерии», «День советской печати», «День открытых убийств»...
Ничего не напоминает? Действительно, День переноса на неопределенный срок местных выборов 2010-го, День принятия парламентом новой версии закона о ВСЮ, День отмены КСУ Конституции, День вынесения приговора Тимошенко, День открытых убийств, наконец. «Пипл», как говорят, хавает. Так, почему бы нет?
Как горько, в данном контексте, прозвучало луценковское:
- Эту страну можно обокрасть, но невозможно купить. Этот народ можно обмануть, но невозможно вынудить забыть победный Майдан.
Полностью с речью Юрия Витальевича можно ознакомиться здесь, и нет нужды повторяться с цитатами. Кроме, разве, тех, что свидетельствуют: главная проблема – не в установившемся режиме, главная проблема – у нас самих в голове.
Я хочу сказать вам, не будьте равнодушными! Не смотрите спокойно за тем, как власть расправляется с вашей жизнью и жизнью ваших детей. Иначе скоро они расправятся со всей Украиной
— Юлия Тимошенко
- Нам нужно не просто сменить Президента, а изменить страну. Людям необходим альтернативный оптимистический план евроремонта. … Почему германские племена рвались через Рейн на территорию Римской империи? Вовсе не для того, чтоб просто ограбить, как часто думают, Рим. Массовое переселение народов в пределы Римской империи было присоединением к масштабному цивилизационному плану.
«А в Прибалтике никого не убили.
– Как никого не убили?!
– А так! Не убили — и баста!
– Да ведь это демонстрация!
– И еще какая! Игнорировали Указ, и все. В письме ЦК устанавливается недостаточность политико-воспитательной работы в Прибалтике. Тоже кого-то сняли»
- Массовая ностальгия по авторитарному порядку, готовность обменять свободу на колбасу, нежелание отбросить имперские мифы свидетельствует: проблема национального возрождения оказалась куда глубже преодоления сопротивления «бывших».
«Я думаю, что написанное мною могло быть написано любым другим человеком моего поколения, моей судьбы, так же, как и я любящим эту проклятую, эту прекрасную страну. Я судил о ней и о ее людях, и о себе самом лучше и хуже, чем следовало бы судить. Но кто упрекнет меня за это?
Я иду и говорю себе: «Это — твой мир, твоя жизнь, и ты — клетка, частица ее. Ты не должен позволять запугать себя. Ты должен сам за себя отвечать, и этим — ты в ответе за других».
До 27-го числа времени остается все меньше…