Вы работали над фильмом «Одиннадцатый» Дзиги Вертова, а теперь над «Небывалым походом» Михаила Кауфмана. Это был ваш выбор или предложение Национального центра Александра Довженко?
У меня был очень позитивный опыт с «Одиннадцатым», поэтому я сразу откликнулся на предложение Иван Козленко написать музыку для «Небывалого похода». Этот фильм только недавно нашли.
Имело ли значение, что это авангардные картины? Насколько эксперименты Вертова и Кауфмана в кино близки тому, что вы делаете в музыке?
Однозначно, авангард очень мне интересен. В «Одиннадцатом» саундтрек получился тоже авангардным. Он написан для электроники, препарированного и обычного пианино. В «Небывалом проходе» я решил отказаться от электроники. Саундтрек к этому фильму будут играть на двух роялях (София и Варвара Турта), виолончели (Жанна Марчинская), ударных (Андрей Надольский), и бас-гитаре (Егор Гавриленко).
Во время работы над музыкой к фильму вы изучали историю этого периода или отталкивались только от того, что происходит на экране?
Мне вообще нравится возможность чистого восприятия, но в современном мире сложно что-то воспринимать без контекста. Ключом для понимания этого времени был фильм Сергея Буковского о Голодоморе «Живые». Для меня саундтрек к фильму «Небывалый поход» – это предчувствие катастрофы. Мы с вами современные люди, знаем, что было в 1932-1933 годах, и уже не можем смотреть это кино как пропагандистскую картину. Михаил Кауфман – абсолютный человеколюб, у него потрясающие портреты в кадре. Но смотря на этих людей сквозь призму своего знания о том, что случится через несколько лет, осознаёшь предчувствие колоссальной трагедии. Работает контрапункт – шедевральные портреты Кауфмана и понимание того, что эти люди, скорее всего, погибли.
Дзига Вертов и Михаил Кауфман длительное время работали вместе. Но «Небывалый поход» был создан Кауфманом уже после распада группы «Киноки». Есть ли в их фильмах отличия по форме и тематике, и как это повлияло на ваш подход к работе с ними?
Вертов невероятно ритмичен по сравнению с Кауфманом, который позволяет себе совершенно нелогичные монтажные стыки. У него всё сумбурно. «Одиннадцатый» же – совершенно ритмическая картина, но там гораздо меньше человека. В основном, индустриализация и геометрия. В «Небывалом походе» человека много, и в этом – принципиальная разница между Вертовым и Кауфманом.
В смысле подбора инструментов – это был мой личный вызов – сделать атмосферный саундтрек исключительно на акустических инструментах. И это не обусловлено материалом изобразительным. Это я лично поставил себе такую задачу.
Слушали ли вы музыку 20-30-х во время работы над саундтреком?
Я её слушал, но не в контексте этого кино. В саундтреке к «Небывалому походу» нет никаких аллюзий или перекличек с музыкой тех годов. Может, критики там что-то увидят. Он получился достаточно коллажным, там постоянно идет смешение стилей. Первая часть фильма, в каком-то смысле, тапёрская, потому что я иду за ритмом режиссёра. Она более иллюстративная. Мы находимся с ним в диалоге. Вторая часть – это мои рефлексии, связанные с Голодомором.
Как долго вы работали над музыкой к фильму?
Работа была разделена на три этапа. И за это время очень сильно поменялось моё отношение к работе и вообще к жизни. Я начал ещё в 2015 году – сделал первые 30 минут. Потом я написал ещё 15 минут для показа на фестивале «Немые ночи» в Одессе. Закончил работу в декабре 2016-го, когда сделал вторую часть фильма.
Есть ли у вас любимый фрагмент в фильме?
Мне сложно ответить, я сейчас очень глубоко в этом материале. У нас каждый день репетиции. Я сейчас это всё ненавижу (смеётся). Мне кажется, что ключ и ответ находится в самом конце картины.
С какими сложностями во время работы вы столкнулись?
Музыканты должны 70 минут быть в жесткой темпо-ритмической структуре, которую задает изображение, а это очень сложно. Вы не можете ускориться или замедлиться.
В чём разница в работе над современными и старыми фильмами?
В «Небывалом походе» я себя считаю полноценным автором нового фильма, который рождается в сочетании изображения и музыки. То, что сейчас получилось – это уже не совсем Кауфман, это новое произведение. Единственный цензор в этом случае – я сам. А в работе над другими фильмами есть режиссёр, который ставит задачи.
В современном кино редко, когда всё время звучит музыка. А здесь за счёт того, что фильм немой, нужно создать абсолютно новую звуковую среду.
Центр Довженко представил несколько фильмов с современным музыкальным сопровождением. Следите ли вы за тем, что делали коллеги и что вам больше всего понравилось?
Очень хорошая работа у Шуры Кохановского. Он делал проект «Весной» Михаила Кауфмана. «Земля» Александра Довженко с музыкой «ДахиБрахи» – потрясающе красивая работа. Я, к сожалению, не слышал музыку «Вагоновожатых» к фильму «Ордер на арест» (1926 год, режиссёр Георгий Тасин).
Можете ли вы отметить похожие зарубежные проекты?
Была история с «Одиннадцатым», когда я попробовал «вдохновиться» чужой работой: музыкой Майкла Наймана к этому же фильму. Но то, что он сделал, показалось мне пошлым и иллюстративным. Его музыка вызвала у меня волну протеста и помогла высказаться самому. После этого я решил не слушать чужие работы (смеётся).
И «Одиннадцатый» и «Небывалый проход» – документальные фильмы. Вы предпочитаете работать над игровыми или неигровыми картинами?
Не имеет значения игровой фильм, или документальный. Важно – интересен он мне, или нет. Мне кажется, что чем дальше кинематограф развивается, тем больше стирается грань между этими двумя видами. Если ты направил на кого-то камеру, это твой субъективный взгляд, и в каком-то смысле любой фильм можно назвать игровой картиной.
Что могут дать сочетания старого фильма и современной музыки? Почему вы это делаете?
Вы можете сказать, кто сейчас в Украине снимет достоверный фильм о Голодоморе? Ценность того, что я делаю, в том, что мы берём абсолютно пропагандистский фильм об индустриализации, но, зная контекст, добавляем туда музыку и получаем современное кино о Голодоморе. Это магия. В музыке и фильме есть не только информация, но и моё отношение, ощущение этой катастрофы. Для меня это фильм-предупреждение.
Вот сейчас сносят памятники, но это не переосмысление, а просто деструкция. Ничего нового не создается. Здесь же мы берём пропагандистскую штуку и полностью переворачиваем её смысл.