Вместе с культурой – к переменам!

Несколько соображений относительно психологии и экономики культуры по случаю открытия Конгресса активистов культуры

Доброе утро! Хочу поблагодарить за приглашение открыть ваш конгресс. Спасибо учасникам Конгресса, которые решились собраться здесь в это воскресное утро, чтобы послушать меня.

Я хотел бы поделиться с вами некоторыми соображениями, которые, как мне кажется, могут быть актуальными для тех дискуссий, которые активисты культуры из Украины будут вести вместе со иностранными участниками в течение двух дней работы конгресса. Первый вопрос, о котором я хотел бы поговорить, звучит так: приемлемо ли рассуждать о культуре, заявлять о необходимости повышения ее роли во время, когда говорят пушки? Как вы убедитесь, мы имеем полное право выступать в поддержку культуры в любой момент. Вероятно, кое-кому из вас известен ответ Уинстона Черчилля на предложение генерала увеличить оборонный бюджет за счет средств, выделяемых на культуру: «Что же тогда мы будем защищать?»

Я хочу еще громче призвать вас активнее продвигаться вперед: не ограничиваясь ролью активистов ДЛЯ культуры, будьте активистами-НОСИТЕЛЯМИ культуры; несите культуру во все слои общества; вмешивайтесь и участвуйте во всех направлениях общественного развития. Активистам культуры должен быть свойственен действительно активный, требовательный подход, предполагающий желание принимать участие в принятии решений и поиске вариантов во всех соответствующих отраслях и на всех уровнях в масштабе всей страны. Культура – не просто некая «часть общества», и мудрствование в «башне из слоновой кости», которое неспособно обеспечить дальнейшую жизнеспособность – напротив, оно лишь ограничивает понимание и видение лучшего будущего невидимыми стенами добровольного заключения.

Я собираюсь предложить вам несколько аргументов и фактов, демонстрирующих актуальность культуры вообще и культурных, креативных индустрий, в частности. Затем мы поговорим о том, можно ли их считать возможностями в условиях Украины, а заодно рассмотрим вероятные «ловушки» на этом пути.

В завершение хотел бы обратить ваше внимание на один предрассудок, распространенный, судя по всему, в равной степени, как среди органов государственной власти, так и среди представителей гражданского общества: речь идет о понимании (или, скорее, непонимании) взаимосвязи между культурой и экономикой, а точнее, о якобы неразрешимом противоречии, существующим между культурой и искусствами, с одной стороны, и коммерческой деятельностью, с другой. Дабы развенчать этот предрассудок, предлагаю вам краткую вступительную информацию по истории экономики культуры.

Культура и потребности человека

Политики часто прибегают к модели иерархии потребностей по Маслоу, пытаясь с ее помощью оправдать первостепенность вопросов экономики и безопасности как наиболее отвечающих самым основным потребностям общества. В условиях войны ситуация еще более усугубляется: те же политики с удовольствием подчеркивают, что культура – штука хорошая, но с ней придется подождать, пока «родина в опасности».

На рисунке ниже приведено классическое представление данной иерархии, стандартизированное в форме пирамиды, которую часто так и называют: «пирамида потребностей по Маслоу».

В своей работе, опубликованной в 1943 г., Маслоу говорил об уровнях потребностей. Основные четыре из них получили название «д-уровней», то есть, «уровней дефицитности». Если не удовлетворяются потребности первого уровня, под угрозой оказывается само выживание; если не удовлетворяются потребности следующих трех уровней, индивидуум оказывается в состоянии волнения и напряжения. Очевидно, теория Маслоу предполагает, что прежде, чем сосредоточить внимание и мотивацию на потребностях более высокого уровня, вначале необходимо удовлетворить наиболее основные потребности.

Вполне возможно, что эволюция человечества привела к формированию именно такой мотивационной последовательности «снизу вверх». Не подлежит сомнению тот факт, что питаться и защищаться мы научились раньше, чем говорить.

Однако, сама форма пирамиды предполагает определенную иерархическую подчиненность значимостей от «обязательной» к «желательной», в том числе, в количественном выражении: от «крайне необходимой» до «несколько необходимой», от «нужности каждому» до «потребности, которую имеют лишь некоторые».

Я собираюсь оспорить этот иерархически-пирамидальный подход как безусловно устаревший на сегодня. То, что было справедливо для эволюции человека, не может исторической догмой, каноном общественного развития – в противном случае нам пришлось бы развернуть планы развития вспять и заявить, что вначале нужно накормить и обогреть, а уж потом учить чтению и письму. На самом деле все мы знаем, что задача развития крепкого, устойчивого общества требует образованных членов общества, также как знаем, что нельзя заниматься обороной страны без культурного видения того, что это за страна и в чем ее самобытность (попутно замечу для украинских органов государственной власти, что это не имеет ничего общего с пропагандой, даже напротив… Впрочем, это тема для отдельного разговора).

Потребности проявляются совместно и одновременно (хотя в различных масштабах и формах) под влиянием сложной взаимосвязи, которая связывает их воедино. Человечество – общественный организм, и то, что мы живем в сложных структурированных обществах, задействует в нас все уровни наших потребностей одновременно, хотя, безусловно, не в виде иерархической, основанной на принципе очередности взаимосвязи, какими бы ни были жизненные обстоятельства – даже в случае войны. Перевернув предполагаемую иерархическую пирамиду человеческих потребностей, мы обнаружим, что получившаяся новая иерархия работает не хуже изначальной.

Предполагаемая «иерархия» Маслоу, перевернутая наоборот:

• Чтобы удовлетворить потребность в (само)уважении, индивидуум нуждается в самореализации;
• Чтобы удовлетворить потребность чувствовать себя любимым, человек нуждается в самоуважении;
• Чтобы чувствовать себя в безопасности, человек нуждается в чувстве принадлежности к семье, группе и обществу;
• Чтобы человек мог удовлетворять свои физиологические потребности (в пище, жилье, продолжении рода), он нуждается в безопасности

Вывод: без самореализации и самоуважения удовлетворить физиологические потребности не получится!

Действительно, готовясь к этой презентации, я обнаружил, что сам Маслоу никогда не использовал свою пирамиду для описания общей схемы влияния мотиваций на развитие человека. Стало быть, уже для Маслоу было очевидным, что человеческий разум сложен и потому различные мотивации возникают одновременно и связаны между собой.

Это помогает понять, какую роль культура и искусство должны играть в общественном развитии. «Самореализация», как правило, ассоциируется с «искусством и культурой»; при этом сформированные культурой ценности и подходы играют не менее важную роль в удовлетворении потребности в уважении и формировании чувства принадлежности и безопасности. Даже удовлетворение физиологических потребности вынуждает нас обращаться к рецептам приготовления блюд из культур наших матерей и прабабушек, или выбирать одежду в соответствии с модными тенденциями, внедряемыми самыми авторитетными дизайнерами одежды в нашем культурном контексте.

Сегодня, когда на дворе 2015-й год, любой план развития, претендующий на устойчивость, должен основываться на основных направляющих принципах, включающих в себя, помимо экономических аспектов, также вопросы окружающей среды, социальные критерии и приоритеты культуры.

Хорошая новость для активистов культуры, не правда ли? Она дает вам аргументы! Далее я ознакомлю вас с другими результатами исследований, которые в еще большей степени подтверждают приведенные аргументы.

Впрочем, это возлагает на активистов культуры новые обязанности и задачи, которые необходимо выполнить!

Культура и искусства должны, наконец, освободиться из «сладкого плена»

С учетом сказанного выше для деятелей культуры будет ошибкой считать, что уже внутренне присущих культуре ценностей достаточно, чтобы требовать поддержки у общества, не думая о том, как они могут участвовать в общественном развитии и жизни общества (здесь я сознательно избегаю фразы «отдавать обществу долг»). Культура и искусства должны стать главными участниками процесса общественного развития, а деятели культуры должны включаться во все сферы общественной и политической жизни, внося свой вклад в разработку стратегий и политических решений с тем же энтузиазмом, с которым они разрабатывают свои культурные мероприятия и проекты.

Вам необходимо участвовать, вмешиваться, вносить свой вклад в местные планы развития, стратегии развития города, политику и проекты по вопросам охраны окружающей среды, молодежи, образования и т. д. Это необходимо для того, чтобы гарантировать, что мнение культурной среды принимают и уважают независимо от направления развития, а еще для того, чтобы обеспечить устойчивость развития, а заодно избежать ужасных ошибок, когда, например, развитие связывается исключительно с экономикой, или – что еще хуже – когда целью оказывается преследование корыстных интересов немногих «избранных». Примеры таких ошибок приводить не буду: они до сих пор встречаются и всем вам известны.

Осмелюсь предположить, что когда вы называете себя «активистами культуры», вами движет самосознание.

Вспоминая о замороженных конфликтах в бывших советских республиках в регионе Черного моря, или ссылаясь на опустошающую военную агрессию, жертвой которой является Украина, мы можем заметить, что в основе всех этих конфликтов лежат демагогические манипуляции культурными отличиями, при помощи которых заинтересованные стороны провоцируют напряжение, линии раздела и вооруженные конфликты исключительно ради (гео)политических интересов правящих элит и олигархов. Момент, в который эти конкретные конфликты еще можно было предотвратить, уже упущен; тем не менее, сами конфликты помогают выявить ту роль, которую должны играть культура и искусства в вопросах предотвращения конфликтов ради социальной сплоченности, развития и защиты инклюзивного культурного разнообразия как предпосылки свободы и мира.

Культура и экономика

Чтобы ответить тем, кто настаивает на общей приоритетности экономики, давайте детальнее рассмотрим экономику и зададимся вопросом, имеет ли культура какое-либо отношение к экономическому развитию.

Культурное участие – творческие способности – инновации

Сегодня вряд ли кто-нибудь поставит под сомнение тезис о том, что инновации являются одной из главных предпосылок устойчивого экономического развития. Почему миру ничего не известно о какой-либо российской продукции (исключая полезные ископаемые)? Судя по всему, российская экономика вполне способна производить продукцию, способную заинтересовать мировые рынки. Безусловно, одной из основных причин отсутствия такой важной страны на мировых рынках является отсутствие инноваций.

Однако, с неба инновации не падают. Чтобы они появлялись, нужны творческие люди – создатели и предприниматели – которые будут создавать инновации, развивать новые идеи, которым хватит смелости экспериментировать с новыми подходами, брать на себя риски и совершать ошибки. Если бы способ повысить количество способных к инновациям граждан действительно существовал, любое общество должно было бы немедленно взяться за его осуществление. К сожалению, «наштамповать» творческих людей невозможно; к счастью, есть способы поддержать развитие творческих способностей (проводившиеся социологические исследования по этой тематике содержат подсказки, как этого добиться).

Посмотрите на следующую таблицу, которую я позаимствовал из презентации проф. Пьера Луиджи Сакко: в ней сопоставлены рейтинговые данные двух соцопросов. Какой-либо связи между данными обоих опросов не существует; они проводились совершенно независимо друг от друга.

Соответственно, если в рейтингах инновационности и активности участия деятелей культуры одна и та же группа стран занимает неизменно высокие позиции, а другая группа – столь же постоянно низкие, то можно с определенной долей уверенности предположить существование между двумя указанными параметрами некоторой взаимосвязи между высокими уровнями вовлечения культуры и ее деятелей и столь же высокими уровнями инновационности, причем связующим звеном, судя по всему, является параметр «творческие возможности».

Данный результат сравнения данных двух социологических опросов оказывается неоспоримым аргументом в пользу более активной роли, которую культура и культурное участие должны играть в любом обществе, которое стремится сделать инновации основной движущей силой экономического развития – аргументом, выбивающим почву из-под ног у всякого, кто говорит, что «вначале экономика, потому что она обязательна, а культура потом, поскольку она лишь желательна». Упомянутые опросы подтверждают, что экономика и культура идут рука об руку.

Далее возникает вопрос: можем ли мы на основе этого сравнения сформулировать какие-либо выводы для политической системы? Возможно, это прозвучит несколько надуманно, но нельзя не поразиться тому факту, что последние места в рейтинге заняли европейские диктатуры в компании с Италией, которой в течение жизни доброго поколения правили, словно частной лавочкой. Хотелось бы ожидать, что политологи подтвердят мое предположение о том, что в данных странах демократия развита куда менее, чем коррупция и кумовство. Складывается впечатление, что свободное и демократическое общество, члены которого хорошо себя чувствуют и видят будущее впереди, является предпосылкой к активному и добровольному участию деятелей культуры. Значит ли это, что культурное «участие», которое навязывают власти, не способно оказать такое же влияние на творческие способности и инновации?

Конечно, было бы замечательно провести аналогичные опросы в большем количестве стран, в том числе, авторитарных, управляемых по жесткой вертикали и менее демократичных. Это дало бы бóльшую базу для сравнения. Мы уже отметили, что Россия не выглядит способной мобилизовать значительный инновационный потенциал. Другой пример: Китай. Этой стране удалось вырастить новые поколения, обладающие навыками и способностями, хотя эти навыки, судя по всему, в большей степени направлены на копирование инновационных решений, созданных другими, нежели на самостоятельное создание чего-то действительно нового.

Несколько лет тому назад один высокопоставленный азербайджанский чиновник сказал мне, что в его стране есть очень талантливая молодежь и что проблема страны в том, что эта молодежь «не вовлечена и не участвует» (по его словам, в жизни общества). Его ошибка заключалась в том, что для него – и для государственных органов страны – культура была сферой, которой управляет государство, и соответственно, молодежь должна была участвовать в том, что предлагают. В нашем понимании «участие» касается художественной и культурной деятельности, которая возникает свободно и независимо внутри гражданского общества и (в лучшем случае) поддерживается государством, но точно не организуется и не контролируется им. В декабре 2014 г. газета «South China Morning Post» опубликовала статью под названием: «По мнению отраслевых инсайдеров, успех корейского экспорта культуры зиждется на свободе и демократии». Все эти наблюдения с очевидностью указывают на то, что инновации куда лучше процветают в свободных и демократических обществах.

Культура и экономическое развитие

Статистические данные – например, собранные ЮНЕСКО - свидетельствуют о том, что искусства и культура, культурное наследие, культурные и творческие индустрии (ККИ), культурный туризм и инфраструктура приносят доход. ККИ относят к наиболее быстрорастущим отраслям (глобально обеспечивающим годовой экономический рост в 4-18%); туризм (40% которого составляет культурный туризм) в период между 1998 г. и 2008 г. демонстрировал рост на уровне в среднем 7% в год (UNESCO, 2012, 4). Более того: по данным ЮНЕСКО, развитие ККИ требует лишь ограниченных инвестиций и предполагает низкие барьеры входа на рынок, и следовательно, может напрямую воздействовать на уязвимые группы населения.

В прошлом году французская газета «Ля Трибюн» сообщила, что вклад культуры в создание валового внутреннего продукта (ВВП) Франции в 7 раз превысил вклад автомобильной промышленности; при этом годовая добавленная стоимость составила 57,8 млрд. евро, или 3,2% ВВП, притом, что издержки общества составили около 21,5 млрд. евро. 670 000 жителей – иначе говоря, 2,5% всех рабочих мест – Франции обязаны своим существованием прямому трудоустройству на предприятиях сферы культуры; плюс еще 870 000 профессиональных работников сферы культуры, занятых на предприятиях, не связанных с культурной деятельностью.

Самое непосредственное отношение к приведенным выше цифрам имеют следующие подотрасли: «живые» театры, культурное наследие, визуальное искусство, печатные периодические и книжные издания, реклама, архитектура, кино, индустрии обработки изображения и звука, а также компании, обеспечивающие доступ к знаниям и культуре (например, библиотеки и архивы).

Остается надеяться, что 2-й этап Программы Восточного партнерства «Культура» соберет и обработает соответствующие данные по Украине и другим странам-участницам Восточного партнерства, чтобы сформировать первичный массив данных, которые, в свою очередь, поспособствуют формированию политики в сфере культуры на основе реальных фактов и цифр. Даже если культурная и креативная индустрии в вашей стране недостаточно развиты, полученные данные могут оказаться впечатляюще полезными.

Что такое культурные и креативные индустрии (ККИ)?

Хорошую возможность понять, что мы имеем в виду, когда говорим о культурных и креативных индустриях, дает приведенная ниже диаграмма, которую предложил эксперт по вопросам политики в сфере ККИ Рагнар Сиил:

Диаграмму больших размеров можно увидеть по ссылке.

Культурные индустрии отличаются от классических искусств тем, что результатом первых является воспроизводимый (копируемый) продукт, имеющий культурную ценность, тогда как классические искусства создают уникальные оригинальные произведения – например, живописное полотно, скульптуру, «живое» исполнение музыкального произведения, драматическую постановку, балет или оперу. В наши дни почти любой вид уникальных оригинальных произведений стал воспроизводимым, и хотя копия не имеет ценности, свойственной оригиналу, тем не менее, она позволяет обеспечить гораздо более широкий доступ к произведению искусства.

Первыми художественными ремеслами, превратившимися в культурную индустрию, стали фотография и кинематография: это произошло благодаря тому, что производимый продукт мог воспроизводиться практически бесконечно и тем самым приобрел черты коммерческого товара. Между прочим, именно вследствие своей воспроизводимости фото- и киноискусство поначалу считались всего лишь технической новинкой, пригодной разве что для парков аттракционов. Как следствие, им долгое время отказывали в принадлежности к миру искусства и культуры. Фотографии и кинематографии пришлось бороться за свое признание, в первую очередь, европейскими арт-критиками. Через минутку мы узнаем, в чем была причина этого спора и каким образом он продолжает в определенной степени тормозить развитие культуры и искусств в Европе по сей день.

Креативные индустрии охватывают прикладные направления культуры, искусства и инновации, а их конечный продукт преимущественно отличается функциональностью (например, в сфере дизайна и архитектуры).

Обе эти индустрии тесно соединены мириадами различных связей как между собой, таки с другими связанными подотраслями, которые либо используют конечный продукт и услуги искусства и ККИ, либо находятся под влиянием последних, либо обеспечивают их ресурсами (например, образование, некоторые отрасли промышленности, туризм, сферы градостроительного планирования и регионального развития и т. д.).

Данная точка зрения на проблему делает очевидной необходимость избавиться от распространенного ошибочного представления о том, что культура и искусства всегда и везде являются неприбыльной, либо экономически незначительной формой деятельности. Наоборот, как мы могли убедиться выше, на ККИ во многих странах приходится значительная доля экономики. Еще более важным моментом является значительный нераскрытый потенциал the ККИ, создающий широкие возможности для их дальнейшего развития.

Развитие и поддержка художественных навыков и умений, творческого предпринимательства, новаторского духа и осознания роли культуры укрепят также другие связанные отрасли экономики помимо тех, которые мы обозначили, как ККИ. При этом процесс поддержки ККИ не должен считаться лишь средством, обеспечивающим базовый уровень развития экономики и предпринимательства: он также должен рассматриваться как процесс, который повышает уровень социальной сплоченности, укрепляет культурную самобытность, а на индивидуальном уровне также приводит к повышению благосостояния за счет создания возможностей для самореализации.

ККИ в Украине: актуальность и возможные подходы

Украина с ее количеством населения, превышающим 45 млн., является одной из крупнейших стран Европы; следовательно, избавившись от коррупции и олигархии, страна станет одним из важнейших рынков если не завтра, то безусловно, в будущем. Данный вывод справедлив не только для всех остальных отраслей экономики, но и для ККИ, имеющих огромный потенциал развития. Как и любая другая европейская страна, Украина будет испытывать влияние социальных, технических и экономических событий и инноваций, связанных с эпохой общества знаний и информации. При условии разработки конкретных и реалистичных стратегий запуска ККИ ответ об их актуальности – однозначное «Да». Для определения соответствующих стратегий необходим холистический подход, вовлекающий всех основных заинтересованных участников в процессы принятия решений и разработки политики на основе базовых рекомендаций, выработанных с учетом четкого совместного понимания потенциала ККИ в Украине.

На графике внизу представлен общий подход ЕС к развитию ККИ, а также концептуальные рекомендации по структурированию целевого содействия. Можно предположить, что адаптация этого подхода к условиям Украины в целом приведет к формированию аналогичного подхода.

График больших размеров можно рассмотреть по ссылке.

Усилия по развитию ККИ должны быть направлены на создание вначале прочного фундамента (предпосылок) для обеспечения благоприятных условий для усиления ККИ с последующим профилированием дальнейших событий (эффект перелива), которые приведут к более широкому вовлечению ККИ в другие отрасли экономики и сферы общественной жизни.

С учетом нынешней позиции определенных основных заинтересованных участников, любой подход к развитию ККИ должен опираться на:

1. Преодоление элитарного подхода к культуре, устойчиво сохраняющегося среди основных деятелей культуры (которые считают необходимым различать между ценной «глубокомысленной» культурой и ничтожным «мелкотемьем» культурного мейнстрима. Более подробно об этом – см. ниже), а также постсоветских отрыжек уверенности в том, что искусством и культурой должно управлять государство;

2. Сосредоточение на «внутренних» рынках с сильным акцентом на формировании аудитории, в т. ч., на образовании в сфере культуры (поскольку основные экспортные возможности возникают из успехов на внутренних рынках);

3. Прекращение «утечки мозгов», обеспечивающее устойчивый приток компетенций в национальные ККИ;

4. Раскрытие потенциала гражданского общества с особым упором на молодежь при помощи организованных по принципу «снизу вверх» процессов разработки политики и реформ;

5. Обеспечение устойчивого трудоустройства и экономического роста за счет создания надежных возможностей занятости и предпринимательства на местном, региональном и национальном уровне;

6. Развитие и укрепление ККИ с учетом особенностей каждой страны и с упором на реалистичные подходы для формирования чувства собственности и сохранения культурных особенностей и культурной самоидентификации как параметров, обеспечивающих устойчивость развития;

7. Формирование межотраслевых и межтерриториальных альянсов, в которых все соответствующие основные заинтересованные участники будут интегрированы и смогут принимать участие в процессе принятия решений по вопросам разработки политики в области культуры, проектных инициатив и расширения бизнеса, тем самым стирая географические линии разделения между центром и регионами, городом и деревней.

Глобальные тенденции и местные особенности

Простые и готовые решения не работают – в особенности, в ситуации, когда основные заинтересованные стороны норовят слепо скопировать существующие и на первый взгляд успешные модели (например, французскую или британскую). Такие модели всегда являются результатом учета конкретных культурных, экономических и политических условий, которые никоим образом нельзя искусственно воссоздать в другой стране. Тем не менее, эти модели можно изучать, чтобы усвоить заложенные в них уроки.

ККИ – не только быстрорастущий, но и весьма волатильный сектор, находящийся на пике процесса кардинальных перемен, связанного с высокими темпами технологического прогресса. Технические новации и, в первую очередь, Интернет привели к полной дестабилизации – почти уничтожению – существующих бизнес-моделей. Некоторые отрасли ККИ до сих пор пытаются уяснить, как теперь должны выглядеть новые модели устойчивого и справедливого ведения бизнеса.

В этом смысле, необходимость действовать в соответствии с глобальными тенденциями и сохранять свою актуальность сопряжена с таким важным параметром, как учет местной специфики в подходах и решениях. Именно он позволяет улучшить жизнь и возможности получения дохода деятелей культуры и творческих работников, и одновременно реагировать на потребности основных слоев населения – аудитории (которую в большинстве случаев еще предстоит сформировать, обучить и завоевать).

Чтобы проиллюстрировать некоторые из проблем, с которыми сегодня приходится бороться ККИ, давайте вспомним о разительном сокращении торгового оборота некогда процветающих компаний, торговавших DVD для домашнего просмотра и музыкальными CD. В этом индустрия развлечений винит пиратов. Еще одна проблема связана с идущими в США и Франции дискуссиями о несправедливом распределении доходов от роялти между исполнителями и онлайн-платформами, предлагающими доступ к произведениям. При этом новички или менее популярные исполнители получают лишь крохи от сумм, которые платят их поклонники, потому что платформы зарабатывают на подписке, а роялти выплачиваются в зависимости от количества просмотров (прослушивания), а не в виде доли участия в поступлениях от подписки. Таким образом, система фактически дает привилегии мейнстримовым исполнителям, наказывая нишевых.

В этом смысле одним из главнейших нерешенных вопросов остается вопрос о том, какими должны будут быть бизнес-модели будущего, чтобы деятели искусства могли зарабатывать на жизнь своим творчеством. Французское агентство SACEM, представляющее собой общество авторов, композиторов и музыкальных исполнителей и занимающееся взиманием роялти, в своем отчете за 2012 г. указало, что из 144 000 членов общества лишь у 2 600 сумма годовых поступлений от авторских вознаграждений превысила официальный уровень минимальной заработной платы (во Франции его сокращенно называют «SMIC»), составлявший около 15 000 евро в год. При этом в 2013 году SACEM получило более 834 млн. евро роялти, что позволило агентству выплатить минимальную зарплату около 50 000 артистам.

Риски запуска единичных инициатив, не поддерживаемых политикой соответствующего уровня, можно проиллюстрировать примером одной из стран-участниц Восточного партнерства. Центр креативных технологий «Тумо» в Ереване, Армения, может служить великолепным примером частной инициативы, направленной на активное вовлечение молодежи в творческую деятельность. Помимо этого, центр обеспечивает целевым группам подростков возможности начального обучения самым современным технологиям искусства, а также высококачественной профессиональной подготовки практически по всем направлениям ККИ (фотография, кинематография, компьютерное создание и обработка изображений, программирование игрового ПО и т.п.) – и все это бесплатно.

Ежедневно центр обучает сотни молодых людей; за годы сотни складываются в тысячи тех, кто получил возможность развить свои идеи и творческие способности, а также повысить навыки и умения. При всей замечательности этой инициативы, из-за которой Армении завидуют даже многие европейские страны, ей присущ один недостаток: это единичный проект. Он не стал частью какого-либо альянса – ни с государством, ни с местными властями, ни с представителями ККИ Армении – который мог бы дать подготовленной в центре молодежи возможность получить работу в параллельно создаваемых структурах, которые позволили бы укрепить экономику Армении за счет столь необходимой «молодой крови», одаренной и образованной. Во всяком случае, во время моего последнего визита туда в 2014 году дело обстояло именно так. Результат? Центр «Тумо» рискует, с одной стороны, готовить тех, чьи знания и навыки будут использоваться на малооплачиваемых должностях предприятий ККИ в Берлине, Париже и Лондоне, а страна будет и дальше страдать от «утечки мозгов». С другой стороны, центр рискует оставить многих своих выпускников, не желающих (или не имеющих возможности) эмигрировать, у разбитого корыта чаяний и ожиданий, когда они не смогут найти работу или вынуждены будут работать на низкоквалифицированных должностях, чувствуя, как увядают их творческие порывы и возможности.

От Культуры 1.0 к Культуре 3.0,

или почему нам в Европе стоит не противопоставлять искусство коммерции, а заняться преодолением высокомерного противопоставления «высокой» культуры «низкой»

Нам в Европе мешает идеологически мотивированное предубеждение. Судя по всему, оно продолжает доминировать и среди властей, и в гражданском обществе, и в умах многих деятелей культуры не только Европы, но и Украины. Речь идет о вопросе взаимосвязи между культурой и экономикой, приводящем к внешне неразрешимому противоречию между «чистым» искусством и культурой с внутренне присущими им ценностями, с одной стороны, и коммерцией, с другой. Нам предстоит разобраться в исторических корнях этой построенной на идеологеме ложной дихотомии.

Профессор Пьер Луиджи Сакко предлагает интересный анализ развития экономики культуры во времени, в котором он говорит о Культуре 3.0 как о эпохе, которая уже началась или вот-вот начнется. Книга о Культуре 3.0 должна вот-вот выйти из печати, но уже сейчас в интернете можно найти некоторые статьи и тексты выступлений проф. Сакко, которые позволят вам лучше ознакомиться с его подходом. Ниже представлено весьма приблизительное резюме истории экономики культурного производства по Сакко.

Культура 1.0

Искусство состоит из уникальных подлинников и не подлежит воспроизведению (копированию).

Меценаты – аристократы, купцы, высшие церковные чины – заказывают и оплачивают работы представителей искусства.

Создается то, что удовлетворяет меценатов. Меценаты используют искусство для удовлетворения своих духовных и повседневных потребностей. Доступ к предметам искусства ограничен кругом немногих привилегированных лиц.

После Великой Французской революции функции мецената начинает перенимать на себя государство. В условиях государственного меценатства решения о том, что будет финансироваться, принимают «эксперты» на основе их собственных критериев того, что является настоящим искусством. Культурным производством начинают управлять «хранители хорошего вкуса». Этому способу заказа и финансирования искусства никогда не удавалось выработать действительно прозрачные критерии принятия решений; меценатскому типу финансирования культуры и искусств всегда был глубоко присущ высокий уровень субъективности. Элитарный подход к культуре и искусствам с момента зарождения меценатства сохранялся и передавался между поколениями экспертов как умение различать между «высоким» искусством и народной, мейнстримовой «низовой» культурой.

Культура 2.0

Культура и искусства индустриализованы и управляются системой авторских прав:

В XIX в. первая волна научно-технического прогресса привела к появлению возможностей записи звука и изображения; немного погодя появились «движущиеся картинки» - кино. Вторая волна изобретений в конце XIX – начале XX вв. принесла (либо значительно улучшила) возможность воспроизведения записанных звуков и изображений. Отныне записать можно было что угодно: картину, голос певца, оркестр, театральную постановку. Произведения культуры и искусства стали безгранично воспроизводимыми, и это открыло путь к их массовому производству и распространению на мировых рынках. Доступность продуктов искусства и культуры расширилась от небольших и весьма специализированных аудиторий до широких слоев населения; благодаря мировым рынкам уровень проникновения достиг невиданных ранее высот, создав массовый рынок мейнстрим-культуры и кассовых развлечений. Доступ к культуре перестал быть привилегией элит.

США оказались добились наибольшего успеха в использовании новых возможностей, появившихся с индустриализацией культуры. Источников успеха четыре: 1) США, как молодое государство, нуждались в собственной «сказке»; 2) Будучи страной иммигрантов, США должны были интегрировать собственную многокультурность в рамках одного главенствующего языка (это не требовало многих усилий, причем немецкий язык вполне мог стать единым вместо английского); 3) США были достаточно большой страной, чтобы составить критическую массу спроса на культурный продукт, оказавшегося устойчивым для индустрии развлечений; и наконец, 4) США не страдали от идеологической стигмы, связанной с вековой практикой финансирования культуры в соответствии с шаблонами и традициями Культуры 1.0, как это делала Европа.

«Высокая» культура ли, «низкая» ли – эти понятия не были критериями выбора для американской культурной индустрии, которую многие сегодняшние европейцы презрительно отвергают, считая, что она стремится лишь к дешевым мейнстримовым развлечениям для масс. Следствием создания благоприятных условий для развития культурных индустрий в США стали нормы приличия в доминировании на мировых рынках, соблюдаемые американской индустрией развлечений и ее продуктами во всех рыночных сегментах начиная от печатных изданий и заканчивая музыкой и фильмами. Данное доминирование, несомненно, обязано своим появлением тому обстоятельству, что Европа пропустила нужный момент.

Творческие работники и деятели культуры в Европе были не готовы принять идею искусства как воспроизводимого, товарного продукта, на который, как на любой другой продукт, распространяются законы рынка. Идеологически завязнувшая в элитарности, разделяющей культуру на «высокую» и «низкую», основанная на идее системы (государственного) покровительства, определяющего условия финансирования культуры и охраняемая в этом «стражами»-экспертами, европейская культура и ее приверженцы оказались неспособны ухватиться за новые возможности. Этому дополнительно способствовало то обстоятельство, что индустриализации потребовалось больше времени для проникновения в культуру и искусство, чем в основные отрасли экономики, что привело к формированию имиджа культуры как экономически несамостоятельной сферы, не могущей существовать без субсидий, как некоей роскоши, которую необходимо сделать доступной. Сочетание этих подходов продолжает существовать в умах до сегодняшнего дня.

Не так давно эпоха индустриализации культуры под названием Культура 2.0 отметила столетие своего существования, но Европа до сих пор пытается осознать реалии культурных и креативных индустрий и связанных с ними последствий. В наше оправдание стоит заметить, что, помимо элитарной идеологии, существует и другая, на этот раз объективная, причина неготовности Европы принять идею ККИ, а именно разобщенность Европы из-за множества языков и культур. Эта разобщенность не дает возможности сформировать критическую массу спроса, которая могла бы сделать культурные индустрии в каждой из стран экономически целесообразными, как это произошло в США. Государственные языки, языки национальных меньшинств и культура многих стран Европы и мира могли бы оказаться под угрозой, в том числе, полного уничтожения, если бы их подвергли существованию в жестких рыночных условиях. Поэтому «культурные исключения из правил», которые Европа выторговала себе при подписании соглашений ВТО, полностью оправданы. Европа нуждалась, и продолжает нуждаться, в защите и сохранении одного из наибольших ее богатств – культурного разнообразия. Но при этом мы должны сознавать, что защита культурного разнообразия является одной из причин нежелания Европы преодолеть догматическую дихотомию между «высокой» и «низкой» культурой. Европе и ее деятелям культуры нужно конструктивно подойти к осознанию того факта, что культура и искусства стали индустриализованными.

В этой точке завершается круг, открытый нами в результате проделанного выше наблюдения за борьбой воспроизводимых видов искусства – таких, как фотография и кинематография – за признание своей художественной и культурной ценности.

На самом деле, Европа шаг за шагом приближается к принятию параметров Культуры 2.0, система государственной опеки и финансирования культуры шатается все сильнее (по разным, как хорошим, так и плохим причинам) и все больше и больше деятелей культуры подвергают сомнению идею разделения культуры на «высокую» и «низкую». Несмотря на это, Культура 2.0 начинает сходить на нет, уступая место восходящей на горизонте Культуре 3.0.

Культура 3.0

Сообщества смысла, открытые платформы, совместное создание и совместное использование

Полупрофессиональное и профессиональное аппаратное и программное обеспечение по приемлемым ценам дало возможность обработки цифрового материала в руки каждого желающего; социальные сети и платформы позволяют практически мгновенно выкладывать продукт для доступа глобальных целевых аудиторий через считанные минуты после записи; как следствие, различия между создателями контента и его потребителями практически стерлись. Возможность каждому быть одновременно потребителем и создателем произведений привела к фундаментальному изменению самого типа отношений внутри искусства и культуры, а также между деятелями культуры и остальным обществом. Культура сообществ становится основной движущей силой социальной сплоченности (например, через социальные сети), в определенной степени заменяя такие понятия, как «народ» или «этническая принадлежность». Создание произведений культуры и искусства смещаются от индивидуального авторства к совместному производству и различным формам совместного создания/производства, распространения и потребления.

В условиях Культуры 2.0 продолжает превалировать «бункерное мышление» как некая форма узкого восприятия различий между отраслями и подотраслями, существующими отдельно друг от друга (отсюда сравнение с бункером, замкнутым, изолированным пространством), когда музыкальная отрасль живет собственной жизнью полностью отдельно от киноиндустрии, кинематография не пересекается с телевидением и т. д. Аналогичными образом, кстати, ККИ в целом воспринимают себя, как отдельный сектор общества. Однако, бункерное мышление становится препятствием для холистических, комплексных подходов, а также для инноваций и использования возможностей эффекта перелива. В условиях Культуры 3.0 бункерное мышление демонстрирует тенденцию к исчезновению под воздействием широкого спектра взаимосвязей, свойственных сложному сплетению сообществ производителей/потребителей контента.

Некоторые энтузиасты перемен даже ожидают полной смены экономической системы. Так, Пол Мэйсон в своей статье «Закат капитализма начался», опубликованной 17 июля 2015 г. в газете «Гардиан», пишет: «Мы даже не заметили, как вступили в посткапиталистическую эру. В основе грядущих изменений лежит информационная технология, новые способы работы и совместная экономика». О «культурализации экономики», при которой «культура все больше становится предпосылкой любых процессов создания экономической ценности», говорит проф. Сакко.

Есть и другие, кто более скептичен и задается вопросом, куда заведет нас совместная экономика. Возможно, тут поможет уменьшение масштаба и без того драматического углубления общемирового неравенства? «Нет», утверждает, например, первопроходец интернета Жарон Ланье. По его мнению, власть сохранят те, у кого самые большие серверы: Facebook, Google и YouTube. Они станут богатыми, даже еще богаче, а другим не останется почти ничего. Все, что в условиях совместной экономики доступно на бесплатной основе, предупреждает Ланье, будет монетизироваться все меньше и меньше, уменьшая количество источников дохода для большинства не принадлежащих к «Большой Пятерке». Действительно, вопрос о новых бизнес-моделях – возможно, о новой модели экономики – стоит как никогда остро, и посему нам предстоит найти ответы на вопросы, например, о новых критериях оценки ценности и соответственно, уровне доходности человеческой деятельности. В противном случае совместная экономика рискует отправить нас по нисходящей спирали, говорит Ланье.

Фейсбук, судя по его же финансовым отчетам, в 1-м квартале 2015 г. заработал 2,5 долл. США на данных каждого из 1,44 млрд. пользователей, из которых 936 млн. пользуются сетью ежедневно. В сумме это дает почти 3,6 млрд. долл. США в квартал, или около 40 млн. долл. США ежедневно. Вопрос: дает ли это пользователю основания затребовать у Фейсбук 50% доходов от данных этого человека? При годовой доле в 15 долл. США на пользователя вклад в стоимость жизни, который на самом деле приносят эти данные, оказывается незначительным (при том, что мы «реквизировали» только 50% дохода Фейсбук!); ничего не изменится, даже если мы учтем сопоставимую сумму по всем платформам, хранящим наши данные и зарабатывающим на них. Можно утверждать, что обязательные изменения необходимы; можно предполагать, что изменения – даже масштабные – все равно произойдут; но нет никакого представления, куда нас заведут эти изменения.

Кто будет хозяином Культуры 3.0?

Поскольку система финансовой опеки культуры не позволила Европе в полной мере принять Культуру 2.0 и ККИ, постольку нынешняя система охраны авторских прав не дает США полностью перенять Культуру 3.0.

Первой «лабораторией» для испытаний Культуры 3.0 стала японская культура манга, преимущественно свободная от защиты авторских прав. Согласно проф. Сакко, именно Южная Корея, скорее всего, укажет миру направление, в котором движется Культура 3.0. Вкладывая в последние десятилетия значительные средства в культурные и креативные индустрии, Южная Корея превратилась из бедной страны в государство с процветающей экономикой.

Интернет переполнен отчетами, отмечающими богатство и жизнеспособность южнокорейских ККИ, их истории успеха и политики, направленные на поддержание успешного развития. Хотя данное государство все еще молодо с точки зрения времени обретения независимости и до сих пор несет тяжкое бремя памяти о японской и китайской оккупации, оно состоялось именно благодаря потребности в собственной истории и независимости от модели охраны авторских прав США вкупе с поколениями молодежи, желающей, готовой и способной в полной мере использовать инструменты и возможности, предоставленные сегодняшней цифровой революцией. Данные обстоятельства создали идеальные условия для превращения Южной Кореи в основного игрока процесса перехода к Культуре 3.0. Буквально в спину ей дышит Китай: страна собирается на протяжении следующих 10 лет вкладывать в культуру средства в размере, соответствующем ВВП страны калибра Италии. Сильное чувство единства, характерное для сообществ большинства азиатских стран – японцы называют его «Аан-мое-куу по рио-кье», или «непроизнесенное понимание» - отводящее индивидууму роль второго плана, способствует дальнейшему развитию культуры сообществ в Азии. Одновременно это может служить еще одним фактором, замедляющим развитие Европы и США с их индивидуалистическими ценностями.

Что будет с Европой и ее государственной финансовой поддержкой культуры?

Шансов на то, что Европе удастся сыграть роль авангардной силы в становлении Культуры 3.0, уже нет. Европе не под силу соревноваться с такими объемами инвестиций, продолжая через силу осваивать последствия Культуры 2.0.

Несмотря на это, следует признать, что имеющиеся у Европы (и не только) технические средства и возможности, а также наличие социальных сетей – свершившийся факт. Европе придется учиться пользоваться преимуществами Культуры 3.0, и этот процесс обучения должен идти рука об руку с укреплением ККИ там, где это возможно.

Принимая во внимание то обстоятельство, что культурное разнообразие Европы остается основной характеристикой континента, можно предположить, что государственное финансирование не будет (и не должно будет) догматически заменено рыночными составляющими.

Хорошие новости в том, что расходы на культуру генерируют от 2 до 6 евро на каждый вложенный 1 евро. В некоторых случаях – например, при проведении фестивалей или мероприятий в рамках проекта «Европейская культурная столица» - стратегические инвестиции в культурные и креативные отрасли дают впечатляющие результаты, иногда давая десятикратную и более окупаемость на каждый вложенный евро. С некоторыми цифрами можно детальнее ознакомиться в отчете «Экономические результаты вложений в культуру», подготовленном «Soul of Europe». Проблема в том, что вложение финансовых ресурсов и получаемая отдача не всегда идут одними и теми же каналами: как показывает статистика, вложение средств в культурное мероприятие действительно создает прибыль, в 2-6-10 раз превышающую начальную сумму вложения, но поступление прибыли не обязательно связано с физическим поступлением средств на счета конкретного мероприятия, как это могло бы быть в случае «прямой отдачи от инвестиций».

Доходные поступления в равной, если не большей, степени генерируются малыми и средними предприятиями, связанными с конкретным культурным мероприятием или расположенными в месте его проведения, потому что для них мероприятие или место его проведения создает возможность получения дополнительных доходов либо благодаря оказанию услуг по заказу администраторов мероприятия, либо за счет продажи услуг или товаров посетителям мероприятия (рестораны, кафе, парикмахерские, магазины одежды, службы такси, гостиницы, торговые центры, плотники, декораторы и др. ремесленники). Как правило, культурные мероприятия действительно способствуют развитию самых разнообразных МСП, безусловно являющихся становым хребтом любого экономического развития. Каждый получающий какой-либо доход в связи с фактом или местом проведения мероприятия, в конечном счете, генерирует дополнительные поступления, расходуя часть своего дохода на обеспечение жизненных потребностей, связанных з мероприятием или местом его проведения.

Поскольку значительная часть поступлений генерируется косвенно либо в виде вторичных денежных потоков, финансовый анализ прямых вложений и прямых поступлений даст неполную и искаженную картину. Таблица 5 исследования, проведенного в 2012 году немецкой консалтинговой фирмой «Роланд Бергер» на тему влияния немецкой киноиндустрии на национальную экономику, содержит хорошие обзорные данные, в которых легко разобраться несмотря на то, что они представлены на немецком:

В левом столбце представлены параметры (сверху вниз): «Общий эффект», далее «Прямой эффект», «Косвенный эффект» и «Вторичный эффект». Последняя строка содержит цифры «Умножающего коэффициента», относящегося к прямым вложениям. Названия остальных столбцов таковы: «Оборот», «Добавленная стоимость брутто», «Количество занятых» и «Налоговые поступления». Показатель оборота пояснений не требует; данные о добавленной стоимости брутто указывают генерируемую отраслью добавленную стоимость за вычетом ранее добавленной стоимости (например, транспортных или командировочных расходов, расходов на аренду съемочных павильонов, стоимости потребленной электроэнергии и т.п.), т. е., стоимость потребленных, а не прямо генерированных киноиндустрией ресурсов. В отчете утверждается, что оставшиеся 40% добавленной стоимости брутто соответствуют среднему показателю по другим отраслям немецкой экономики. Последние два столбца так же не требуют пояснений. Таким образом эффект от привлечения средств в кинематографическую отрасль Германии колеблется в пределах от 1,8 до 2,6, в зависимости от критериев. Однако, если мы сосредоточимся только на государственном финансировании, получим совершенно иную картину. Как свидетельствует Таблица 11 из того же исследования, вложения государственных институций в 2012 г. составили около 170 млн. евро; при этом указывается, что средства налогоплательщиков составили лишь около 100 млн. евро, а остальная сумма была получена преимущественно за счет сборов, взимаемых с кинозрителей при продаже билетов в кинотеатрах.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что без государственного финансирования немецкому кинематографу не прожить. Государственные средства делают свой вклад в формирование годового оборота в почти 1,4 млрд. евро, получение добавленной стоимости в размере 640 млн. евро и обеспечение работой более 10 000 человек, в т.ч., творческих работников, обслуживающего персонала и менеджеров проектов. Если учесть, что деньги налогоплательщиков в общем объеме финансирования составили лишь 100 млн. евро, а также то, что в результате, по итогам 2012 г., государство получило 172 млн. евро налоговых поступлений, то окажется, что чистый доход государства за период составил 72 млн. евро. Более взаимовыгодных условий представить невозможно. При прекращении государственного финансирования убытки государства от потери налоговых поступлений могли бы достигнуть 170% от сумм, «сэкономленных» на финансировании индустрии кинематографии. Здесь необходимо сделать оговорку, что такие результаты не достигаются автоматически и не могут быть одинаковыми во всех возможных ситуациях и для всех вариантов общественного развития. Одной из важнейших предпосылок к достижению таких результатов является подотчетное и прозрачное управление, помноженное на отсутствие коррупции.

Из этих наблюдений можно сделать вывод о существовании серьезных причин для продолжения, сохранения (и возможно, даже расширения) определенных форм государственного финансирования и поддержки определенных отраслей и подотраслей культурного производства, без которых потеряют все: и культура, и общество, и экономика, и само государство. Но при этом, какими бы взаимовыгодными с финансовой точки зрения не оказались подходы в рамках немецкой или французской модели, эти модели не смогли избежать серьезного кризиса в вопросах структур принятия решений и последствий принимаемых решений для конкурентоспособности и творческого потенциала аудиовизуальных отраслей этих стран.

В Германии вещательные компании играют важную роль в системе финансирования и совместного производства кинопродукции; как следствие, существующим системам избирательного финансирования пришлось, как минимум, адаптировать, а то и подчинить свои отборочные критерии жадности вещательных компаний в отношении квот. Понятно, что это оставляет мало шансов для инноваций и новых форм киноповествования. Сейчас в стране идут активные обсуждения существующей модели принятия решений о финансировании. Схожая ситуация и во Франции, где соответствующие основные заинтересованные стороны недавно выступили с призывом реформировать систему финансирования, которая привела к искажению рыночных условий, например, из-за несостоятельных гигантских бюджетов и нереально высоких гонораров для ведущих актеров и скудного финансирования малых студий. Не бывает моделей, которые можно скопировать один к одному. Впрочем, есть одна модель, которая заслуживает более пристального рассмотрения – речь идет о скандинавской, а точнее, о датской модели, приводящей к поразительным художественным и творческим успехам с не менее удивительным постоянством.

Охрана авторских прав и Культура 3.0

Создается впечатление, что авторским правам в их известной нам на сегодня форме вскоре предстоит умереть; но если это и произойдет, то явно нескоро, поскольку законодательство США о защите прав интеллектуальной собственности не только могущественное, но и далеко идущее. Как бы там ни было, при ближайшем рассмотрении оказывается, что кампании по борьбе с пиратским распространением контента, к которым с легкостью присоединяются страны с переходной экономикой вроде Украины, действуют в интересах крупнейших игроков в США, но не несут никаких преимуществ местным культурным деятелям и создателям контента. Известная нам формула «Все права защищены», определяющая лицензирование интеллектуальной собственности и охрану авторских прав, уже практически утратила свою монопольную роль. Нельзя исключить, что в какой-то момент законодательство о защите прав интеллектуальной собственности не отомрет, как динозавр эпохи Культуры 2.0. Можно предположить, что в течение некоторого непродолжительного времени государственная поддержка, основанные на правах ИС ККИ и новая культура сообществ будут сосуществовать, отчасти мирно, отчасти с напряженностью и конфликтами, возникающими преимущественно из-за битв, которые ведут крупные представители индустрии развлечений в попытке предотвратить гибель их собственных бизнес-моделей.

Систему «Все права защищены» вот-вот заменят свободные публичные лицензии.

Одна из новых форм охраны авторских прав уже знакома большинству пользующихся Интернет – это лицензии Creative Commons, которые использует, в частности, «Википедия». Creative Commons (CC) – это неприбыльная организация, стремящаяся расширить перечень творческих произведений, доступных для использования при создании собственных творческих работ или распространения. Лицензия Creative Commons представляет собой один из нескольких видов свободных публичных лицензий, которые иногда еще называют «открытыми лицензиями», которые дают людям возможность бесплатного пользования, а создателям произведений – простоту определения прав, которые они оставляют себе и прав, от которых они отказываются в пользу общественности или других авторов. В основе лежит идея о достижении равновесия в контексте традиционных условий лицензирования «Все права защищены», определяемых законодательством об охране авторских прав. Аналогичные свободные публичные лицензии разработаны также другими организациями – такими, как Open Knowledge Foundation, Free Software Foundation и Open Source Initiative.

В одном из своих выступлений проф. Сакко упоминает подход под названием «CopyWrong» как основанную на игре слов и смысла альтернативу подходу «CopyRight». Если коротко, смысл идеи в лицензировании права не-интеллектуальной собственности, когда любому желающему дается возможность использования любого контента или художественного произведения, созданного другими, при единственном условии: контент или произведение должны быть изменены, доработаны или использованы для создания чего-то нового. Прямое копирование один к одному запрещается; разрешается лишь «неправильное» копирование с изменениями и добавлениями от нового автора. Мне так и не удалось отыскать упоминания об авторах понятия «CopyWrong», не в последнюю очередь, потому, что Интернет пестрит страницами, на которых термин «copywrong» упоминается в контексте кампаний по борьбе с пиратством. В этом смысле, указанный термин (во всяком случае, пока что) не защищен авторскими правами и имеет различные варианты толкования и применения…

Выводы

Мы можем определить сегодняшнее время как сложный переходный период. Культура 3.0 пока что находится в самом зародыше. Культурным и креативным индустриям еще предстоит развиваться до полного использования своего потенциала. Только начинается процесс превращения аудиторий в сообщества создателей и потребителей, и происходит это благодаря взрывному развитию технологий производства и распространения художественного контента. Существует множество сфер, в которых культурное участие может давать значительный макроэкономический эффект, не имеющий ничего общего с традиционным пониманием экономического роста. При поиске аргументов в пользу эффекта перелива от развития культуры, первым из них, принимая во внимание зарождение совместной экономики на основе экономики знаний, должен быть аргумент инноваций.

Нет необходимости говорить о том, что преодоление проблем, стоящих перед Украиной, ее обществом и сферой культуры, потребует создания крупных альянсов единомышленников. Стратегии и политики в сфере культуры должны обеспечивать понимание стратегического значения культуры для развития общества вообще и множества конкретных направлений, в частности.

Необходимо избегать ущербных идеологических противоречий наподобие неразрешимого конфликта между искусством и коммерцией. Каждый должен делать для этого столько, сколько он может – главное, не забывать, что действия каждого взаимосвязаны с действиями других, подпитывая и поддерживая друг друга.

Многие осведомленные комментаторы отмечали, что в стране с историей Украины и в ее нынешнем положении – даже не принимая во внимание войну – необходимо привести в порядок мир политики прежде, чем появится шанс делать шаги в направлении устойчивого развития других сфер общественной жизни. Пока коррупция и злоупотребления политической властью ради удовлетворения частных интересов будут блокировать инициативы молодых и новых деятелей, ни общество, ни экономика развиваться не будут. Вызов, что и говорить, серьезный – но это не значит, что любые попытки в промежутке не будут иметь смысла (хотя, несомненно, при любых действиях нужно помнить о политических приоритетах).

Хочу отдать должное лозунгу, под которым проходит ваш конгресс:

Вместе с культурой – к переменам!

Что это значит на практике?

Создавайте межотраслевые и сквозные альянсы по профессиональным направлениям деятельности. Создавайте ассоциации, институты лоббирования (профессиональные, отраслевые, межотраслевые и сквозные на местном, региональном и национальном уровне), которые будут основаны на совместных интересах, а не на ошибочных идеологических спорах. Не забывайте о низовом уровне инициативы

Участвуйте и вмешивайтесь в действующие процессы разработки стратегии развития и концепции культуры на уровне национальных и местных органов власти, поскольку государственные структуры и тип управления в мгновение ока не поменяются. Лоббируйте интересы, создавайте постоянную общественную поддержку инициативам. Для более эффективного влияния на государственную политику используйте стратегии массовой мобилизации и социальные СМИ

Находите бизнес-возможности для развития конкретных ККИ, делайте это всегда с прицелом на местные аудитории и специфику местного рынка. Не копируйте готовые модели; разрабатывайте проекты со стратегической направленностью; перестаньте скакать от одного единичного проекта к другому. Старайтесь работать в хабах и кластерах; исследуйте возможности прибыльного применения инкубаторов

Используйте новые средства и инструменты совместного производства, а также социальные сети, экспериментируйте с ними

Никто не даст ответа на множество роящихся в ваших умах вопросов, начинающихся с «Что?» и «Как?» Вы – сами себе лучшие эксперты; у вас есть творческие способности и вы можете овладеть недостающими навыками и умениями – так возьмите собственное будущее в свои руки! Это –главная задача, которая вам под силу!

Вместе с культурой – к переменам!

Благодарю за внимание!

Киев, июнь 2015 г.