Итак, прошло какое-то время со дня смерти в 1768 г. И.С. Баркова, «отца русской порнографии», как на смену ему закономерно пришло «племя младое, незнакомое». Россия стремительно вступала в XIX век, век своего наивысшего литературного расцвета, в Золотой век русской поэзии. Так же, как жизнь вокруг, стремительно менялся и общий поэтический стиль, в т.ч. и произведений т.н. «тем запретных». Ну, вот, например, как выглядел классический барковский стих в XVIII веке:
«О, общая людей отрада! П…а, веселостей всех мать,
Начало жизни и прохлада,
Тебя хочу я прославлять.
Тебе воздвигну храмы многи
И позлащенные чертоги
Созижду в честь твоих доброт,
Усыплю путь везде цветами,
Твою пустыню с волосами
Почту богиней всех красот…».
А теперь сравните его с началом легендарной поэмы "Лука Мудищев", уже века XIX-го:
«Дом трехэтажный занимая, В самой Москве жила-была
Вдова - купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.
Почтенный муж ее, купчина,
Не старой был еще поры,
Но приключилася кончина
Ему от жениной дыры...
На передок все бабы слабы,
Но тут - скажу вам не таясь, -
Что этакой еб..вой бабы
Сам свет не видел отродясь!..».
Согласитесь, небо и земля!.. Разница в стихах разительная! Кстати, кто написал сей шедевр, доподлинно не известно. В народе традиционно приписывают его Ивану Семёновичу Баркову (ему вообще много что приписывают). Ведь как отмечал рецензент: «…И несмотря на то, что со смерти Баркова протекло столько лет, его рукописные стихотворения, возьмите того же «Луку Мудищева», и по настоящее время ходят в множестве списках, возбуждая сочувствие в неразвитой среде нашего общества».
Однако ныне уже доподлинно известно, что писан «Лука…» был совершенно точно не Барковым, а после него, да и на счёт «неразвитой среды нашего общества» тоже можно поспорить. Это кого же, милостивый государь, вы имеете в виду?..
Я и сам не раз читал безапелляционное: «...даже в страшном сне вряд ли пригрезится, что творчество Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и других великих мастеров словесности пестрело бы вульгарной матерщиной. Творцы не допускали употребления непечатных выражений».
Смешно всё это! Навскидку, из самых известных учеников и продолжателей славного дела дедушки Баркова, можно сразу же назвать того же Пушкина (согласно Тынянову, тетрадку со "срамными" стихами Баркова Саша Пушкин нашел у своего дядюшки Льва и досконально её всю изучил!..). Александр Сергеевич и сам потом не гнушался «срамным» жанром. Думаю, многие из вас ещё в школе читали «весёлую» его поэму «Царь Никита и сорок его дочерей». Или неслабую «Гавриилиаду» - с архангелом Гавриилом в главной роли (блестяще написанная, но с христианской точки зрения, несомненно, кощунственная вещь…). А возьмите сборник «Русский Эрот не для дам» - с «ужасными» стихами М. Лермонтова (под псевдонимом «Гр. Диарбекир»), среди которых - его знаменитый «Гошпиталь»?..
А вот кто, по-вашему, автор сей изящной миниатюры:
«- Мария, увенчай мои желанья, Моею будь, - и на твоих устах
Я буду пить эдемские лобзанья.
- Богаты вы? - Нет, сам без состоянья.
Один, как говорится, х.й в штанах!
- Ну нет - нельзя, - ответствует уныло
Мария, - не пойду, нет, если б два их было!..».
Не знаете?.. Это - Иван Сергеевич Тургенев!..
А как вам строки того же автора, создателя сияющего образа "тургеневской" девушки, на этот раз из его большой «эротической» поэмы "Поп":
«…В ребяческие годы мы хотим Любви "святой, возвышенной" - направо,
Налево мы бросаемся, крутим...
Потом, угомонившись понемногу,
Кого-нибудь е..м - и слава Богу…».
И это только то, что я, скрепя сердце, смог позволить себе процитировать!.. А уж что писали они вместе с революционным демократом Некрасовым!..
Но всё же звёздами «срамного стиха» в России были вовсе не они.
Михаил Николаевич Лонгинов — Number 1! Известный русский литератор, писатель, поэт, мемуарист, библиограф, историк литературы и одновременно видный государственный деятель, крупный чиновник, губернатор Орловской губернии.
Сей государственный муж прошёл впечатляющий жизненный путь. Активный либерал и вольнодумец круга «Современника», закадычный приятель Некрасова и Тургенева, он был автором многих популярнейших в то время «срамных стихов» и откровенно порнографических поэм, но спустя всего двадцать лет, заняв кресло «главного цензора» России, беспощадно вымарывал из произведений своих бывших коллег даже самые незаметные намёки на фривольность или свободомыслие.
Все эти годы его сопровождала не только репутация цензурного «чудовища» и «тирана», но и более чем двусмысленная слава «автора замечательных по форме, но отвратительных по своему цинизму стихов», первого «срамословца» Петербурга, великолепного сочинителя непристойной литературы.
Позволю себе крошечный, едва допустимый пример из его поэмы «Бордельный мальчик» (посвящена она была Ивану Панаеву, писателю, журналисту, тоже из некрасовского «Современника»).
«…Всё окружавшее нимало Его теперь не занимало:
В постеле, заголив п…у,
Развратная, как Мессалина,
И недоступная стыду,
Лежала девка Акулина.
Две титьки, словно две мошны,
Величиной, как два арбуза,
Блевотиной орошены,
У ней спустилися до пуза...».
Ну и т.д.
Или вот, например, ответ Михаила Лонгинова на аналогичное послание ему закадычных его приятелей, Тургенева и Некрасова:
«…Хвала тому, кто без зазору
В грязи, в говне, на груде вшей
Паршивейшую из б..дей
Готов уеть во всяку пору!
И тот велик, кто по утрам,
Облопавшись икрой и луком,
Смущает чинных светских дам
Рыганья величавым звуком.
Блажен, кто свету не кадит,
Жеманных дам не посещает, Купаяся, в воде пердит
И глазом весело глядит,
Как от него пузырь всплывает
И атмосферу заражает,
Но наслажденью не вредит!..».
Ну как тут не улыбнуться! Были молодые, жили весело, гуляли по полной, писали друг дружке дерзкие стихи - молодцы! Но попадая в списках в свет, подобные литературные шутки вызывали нешуточное возмущение у многих их современников: «На этом поприще отличается М. Н. Лонгинов, - негодовали пуритане, - автор известных, рукописных, разумеется, гнусных поэм, которые заставили бы покраснеть от стыда самого Баркова".
Тем не менее, всё это лонгиновское «безобразие» продолжало широко ходить по империи в списках, пока в 1870-х годах не было издано в Карлсруэ отдельной книжкой неким «неизвестным доброжелателем», и именно тогда, когда их автор уже находился на посту главного цензора России!..
Но ничего не поделаешь, что было, то было. Можно даже сказать, что среди русской поэзии второй половины XIX века Михаил Лонгинов в «срамном» жанре по лёгкости языка и объёму творческого наследия уступал только знаменитому специалисту в этом деле, Петру Шумахеру.
Только стоит ли удивляться подобному литературному мастерству, если среди учителей Лонгинова встречались и уникальные педагоги. Например, отец Михаила в 1831 году нанял для него и двоих его старших братьев домашнего учителя словесности. Этим учителем оказался, кто бы вы думали - Николай Васильевич Гоголь! Вот что пишет об этом в своих «Воспоминаниях о Гоголе» сам Лонгинов:
«Первое впечатление, произведённое им на нас, мальчиков от девяти до тринадцати лет, было довольно выгодно, потому что в добродушной физиономии нового нашего учителя, не лишенной, впрочем, какой-то насмешливости, не нашли мы и тени педантизма, угрюмости и взыскательности, которые считаются часто принадлежностию звания наставника. Не могу скрыть, что, с другой стороны, одно чувство приличия, может быть, удержало нас от порыва свойственной нашему возрасту смешливости, которую должна была возбудить в нас наружность Гоголя. Небольшой рост, худой и искривленный нос, кривые ноги, хохолок волосов на голове, не отличавшейся вообще изяществом причёски, отрывистая речь, беспрестанно прерываемая лёгким носовым звуком, подёргивающим лицо, — всё это прежде всего бросалось в глаза. Прибавьте к этому костюм, составленный из резких противоположностей щегольства и неряшества, — вот каков был Гоголь в молодости».
И дальше:
«Двойная фамилия учителя Гоголь-Яновский, как обыкновенно бывает в подобных случаях, затруднила нас вначале; почему-то нам казалось сподручнее называть его господином Яновским, а не господином Гоголем; но он сильно протестовал против этого с первого раза.
— Зачем называете вы меня Яновским? — сказал он. — Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; её поляки выдумали».
Замечательный штрих Лонгинова к академическому портрету Николая Васильевича, не правда ли! Не мог пропустить и не показать вам!..
В общем, всё это запретное поэтическое творчество, конечно же, не предназначалось для печати. Не то, что у наших нынешних «срамословцев»: что ни напишут - сплошняком оскорбительное, грубое, примитивное - всё норовят распространить, да пошире, да всё в Интеренет, всё в Интернет!.. Только вот талант писать такие сочинения всегда был столь же редок, как и способность создавать картины - у Фра Анжелико или музыку - у Пьяццоллы. Единственный, кому, на мой вкус, следует продолжать писать подобное - это наш славный земляк, великий и ужасный «Подя» - поэт и художник Лесь Подеревянский! Вот кто, блин, настоящий эстет и охальник! Зачитаешься!..
Ведь в таком деле тоже нужен талант, и талант особенный. Не зря же, в 80-х годах XIX века Петр Васильевич Шумахер, тот самый, известнейший мастер по выделыванию нецензурных стихов, с которым часто сравнивали Лонгинова, писал одному из своих друзей - Петру Ивановичу Щукину, меценату, собирателю искусства, коллекционеру, давнему конкуренту братьев Третьяковых: "Всякий цинизм или по-русски похабщина тогда хороша, когда написана если не высоким, то хорошим художником". И это правда.
Тот же Шумахер, он и сам был художником преотличнейшим! Современники сравнивали его с Беранже за крепкий стих и умение остро и быстро откликаться на злободневные политические и социальные вопросы. Русский сын датчанина и полячки, поэт-сатирик, как тогда его называли, прославился не только своими виртуозными «непечатными» произведениями, но и полностью непечатными сатирами на жизнь и нравы современной ему России.
«…Мы безо всякого конфуза
Себя считаем «первый сорт»,
Судачим немца и француза,
Швыряем Англию за борт...
"Мы с коих пор известны свету!
Не дрогнем мы ни перед кем!
Ни до кого нам нужды нету:
У нас есть всё!..".
А между тем,
Не шевеля ума и жопы
Живем мы, не марая рук,
На всем готовом у Европы
По части знаний и наук;
И с сквозниковскою манерой
За то, что мы её доим, -
В глаза ей тычем нашей верой
И благочестием своим…».
Здорово, правда! Но, цензура, цензура, цензура…
Образованный, владеющий многими языками, тонкий знаток литературы, талантливый поэт и артист, Пётр Васильевич Шумахер закончил свои дни в богадельном доме графа С.Д.Шереметева для бездомных бедняков на Сухаревской площади в Москве. Там же, в Москве, в Кусковском парке, автор множества бессмертных, хотя и «непристойных» шедевров, был похоронен под рябиной со скворечником.
Вот такие истории. Ну и напоследок. Не могу сказать, что дни и ночи напролёт я провожу за чтением подобной литературы, но иногда, знаете ли, пробивает! Почему?.. Отвечу на это словами Пушкина из его пикантного «Царя Никиты…»:
«…Многие меня поносят И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу!».
Вот так и я!.. Хочу и читаю! И вам советую не стесняться. Но завершать чтение подобных эротических пассажей, всё же рекомендую не барковским, а исключительно пушкинским:
«Я вас люблю, хоть и бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно,- я зеваю;
При вас мне грустно,- я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!..».
Этим шедевром свой пошатнувшийся эмоциональный баланс и восстановите.
Ну, а за сим примите мои наилучшие пожелания в получении бесконечного удовольствия от чтения разных и хороших книжек!
До встречи!..