На самом деле я хотел от своей страны другого: дать мне возможность свободно читать. Не в Самиздате, не прячась от чужого взгляда. Свободно высказывать вслух свои сомнения. Только и всего, не претендуя на свое личное, особенное понимание правды и справедливости.
Да, я очень хотел свободы слова. Но был Суслов, и был Главлит. Молодые украинцы не знают этих имен. Суслов был главным идеологом в той стране, далеким от народа кремлевским небожителем. Скучный, очень консервативный человек, он категорически не хотел позволить народу жить в атмосфере свободы слова.
А Главлит – совсем не человеческое имя. В той стране о его существовании знали немногие. Достойное дитя Комитета Государственной Безопасности СССР, он жил и работал тихо. Просматривая, запрещая и разрешая все, что было словесной продукцией. Не только книги и журналы, всё, включая этикетки на консервных банках и спичечных коробках.
Иногда Главлит ошибался. В любую сторону. Пропуская в печать нечто подозрительное или останавливая перед печатным станком вполне безобидные тексты. Главлит, иначе говоря, цензорный комитет состоял из вполне ординарных советских людей. Внимательных и скучных мужчин и женщин, не имевших права рассказывать посторонним о характере своей работы. Поскольку в стране победившего социализма цензуры не было и быть не могло.
Там же, в Главлите, составлялись и обновлялись списки книг и журналов, подлежащих изъятию из публичных библиотек. Например, уезжал из СССР пожилой детский писатель или поэт, всю свою жизнь направлявший мысли поколений советских детей к идеалам добра. Его произведения немедленно попадали в список запрещенных. Даже в тех случаях, когда ранее писатель или поэт прославлял советские социалистические ценности и ни в каких диссидентах никогда не значился. Это касалось и опубликованных ранее в СССР работ математиков, физиков и прочих химиков, совершивших страшный грех эмиграции.
В дореволюционной, царской России также была цензура. Но она работала внятно, открыто. Зачастую решения цензора можно было оспаривать. В те, уже очень далекие времена, о цензуре как явлении писали, иногда ее публично осмеивали, конкретные цензоры становились героями яркой публицистики.
Возвращаюсь к СССР. В 70-ые годы прошлого века уехавшие или изгнанные из страны «победившего социализма» писатели в эмиграции выпускали весьма солидный русскоязычный журнал «Континент». В те жесткие времена и я, лагерный житель, был удостоен высокой чести быть дважды опубликованным в этом журнале. Разумеется, увидел его и взял в руки эти толстые книжки позднее, уже в постсоветские годы. В одном из выпусков «Континента» я увидел статью об истории и структуре советской цензуры.
Не знаю, когда и как почил в Бозе печально известный советский Главлит. Да и почил ли… Печатая свою прозу и публицистику в вольные времена Горбачева и Яковлева в толстых журналах Москвы, Риги, и Таллина, я убедился, что советская цензура фактически не функционирует. Замечу, что в Киеве тогда печататься я все еще не мог…
Многое изменилось. Но во времена позднего Кучмы с обязательными для украинских масс-медиа «темниками» я попросил нескольких знакомых юристов подготовить статью о ситуации с ограничением свободы слова в современной Украине. Мне очень хотелось опубликовать такой текст вместе с текстом из «Континента» в выходившем тогда «Украинском журнале о правах человека». Увы, никто не написал. А вскоре умер из-за отсутствия финансирования и сам наш журнал.
Старые юристы помнят, что в советской юридической науке обильно произрастали специалисты по теории и практике колхозного права. Одну из таких гордых собою докторов юридических наук я знал лично. Разумеется, этих было значительно меньше, нежели столь же уверенных в себе специалистов по научному коммунизму. Наряду с ними надежно прочерчивали свое академическое будущее три кандидата и один доктор наук, защитившие свои высокопатриотические научные изыскания на тему истории и развития Главлита в так называемых закрытых ученых советах, куда любопытствующая публика не допускалась. Секретные темы, знаете ли.
А как обстоят дела сегодня? Может, цензура в каком-то виде существует и у нас? Увы, потомки специалистов по колхозному праву обильно пишут на темы конституционного процесса и противостоянию коррупции. Нет у них времени на так интересующие меня цензурные мелочи. Да я и сам знаю: нет у нас цензуры, пишу и публикую весьма даже острые тексты. Впрочем…
Днями был на книжном рынке вблизи станции метро «Петровка». Хотел купить несколько новых книг по философии культуры и истории средневековья, изданных в России. Там, кроме Путина и его прислуги, живут и работают другие люди, умные, компетентные, мыслящие. Совсем не враждебные нам, украинцам. И переводной качественной литературы по различным специальностям там издают немало. Не спрашивая разрешения у царствующей особы. Итак, спросил о нужных мне книгах в четырех киосках. В трех сухо ответили: нет, и не будет. В одном продавец, всматриваясь в мое лицо, ответила мне очень тихо: «Таких книг у меня нет. Книги из России привозят редко, как контрабанду. Да и выставлять их на прилавок страшно. Ходят проверяющие».
До чего же мы дошли, дорогие сограждане. Всевозможный бред, называемый авторами историей, льется рекой. Поскольку это патриотически насыщенный бред. А настоящие знания о далеком прошлом – зась! Я ушел домой с пустыми руками. Вернулся в свое тоскливое советское прошлое.