Вечерний квартал
ЧАЭС начинается со Славутича – городка на границе с Беларусью. Чтобы добраться туда из Киева, нужно трястись в тесной маршрутке 2 часа по трассе международного значения, сплошь состоящей из ухабов и ям.
Славутич был построен ударными темпами сразу после аварии на ЧАЭС для вынужденных переселенцев из Припяти – сотрудников станции. Чудной город, в котором целых 2 светофора и 3 супермаркета на 25-тысячное население, живущее в квАрталах вместо улиц (адреса так и обозначаются: Бакинский квартал, дом 5), после 8 вечера будто вымирает – дороги чистые и безлюдные. Из любого квартала в центр можно пройтись максимум минут за 20 или воспользоваться такси по единой цене 22 грн.
Треть жителей города составляют дети – для них достаточно детсадов, школ, есть лицей и даже мини-филиал университета. Ни кино, ни театров, ни ночных клубов здесь нет. Из развлечений, кроме спортплощадок - пара ресторанов, новенькое лаунж-кафе, пиццерия, 2 кофейни и один пристойный молодежный бар. В заведениях ужинают, в основном, иностранцы, которые работают над проектом сооружения нового безопасного конфайнмента (НБК) - защитного сооружения для 4-го аварийного блока ЧАЭС.
Генеральным подрядчиком проекта стала в 2007 году компания «Новарка» - СП, которое учредили две французские строительные фирмы. Её субподрядчики - итальянская, американская и турецкая компании. Американцы контролируют выполнение контракта. Их работа, скорее, менеджерская и юридическая, потому вся документация дублируется на английский язык. Французы занимаются проектированием, среди них большинство имеет инженерные специальности.
В ресторане «Старый Таллин» из-за соседнего столика к нам с улыбкой подходит поздороваться элегантный мужчина лет 50-ти.
- Эмиль, очень приятно, - представляется на английском с акцентом (имя изменено по просьбе героя - LB.ua). Узнает, как дела, у Юлии Герасимовой, своей коллеги по «Новарке», которая знакомит меня со своим городом.
Юлия работает ассистентом-переводчиком. Эмиль – из менеджмента, возглавляет один из отделов СП. За те 8 месяцев, что он здесь, полюбил Украину и даже немного сожалеет, что уезжает в феврале: позвали на другую работу. Но признается, что соскучился по семье. Жена и дети не приезжают его навестить. Раньше работа Эмиля была рядом с Женевой, он ездил туда по утрам из своего приграничного городка на машине – жизнь во Франции ощутимо дешевле, чем в Швейцарии. Теперь он живет в Славутиче, где сосредоточена основная часть его работы. А на выходных отправляется в Киев - отрывается в столичных барах-клубах. Развлечения здесь по меркам его зарплаты стоят сущие копейки.
Юлия рассказывает, как один из французов для собственной забавы организовал кружок сальсы – любитель потанцевать страдал из-за отсутствия тренировок в Славутиче. Нашел выход: сам арендовал помещение и теперь учит всех желающих почти бесплатно - за стоимость аренды.
В лаунж-кафе встречаем Дениса - подчиненного Эмиля. Ему всего 23, он тоже инженер, родом из научного города Гренобль, что на юго-востоке Франции, прямо в Альпах. Показывает фото на телефоне: вот средневековые шпили домов, речка, мост, а вокруг - заснеженные горные пики, по которым он ужасно скучает. Перед тем, как прилететь в Украину в октябре, Денис проектировал электроснабжение нового строящегося терминала в аэропорту Лиона, наблюдал за самолетами.
- Когда я рассказал родителям, что работаю в Украине, на АЭС в Чернобыле - они не поверили, отмахнулись: «Ты шутишь!», - улыбается молодой специалист, большой любитель командировок.
Получив предложение от «Новарки», он и сам сначала немного испугался. Стал искать информацию о войне и зоне отчуждения, поспрашивал коллег. Оказалось, что опасаться нечего. Боевые действия далеко, а радиационный фон в местах его работы в норме. Теперь Денис занимается электроснабжением внутри конфайнмента. Собирается остаться до окончания проекта, которое запланировано на середину 2017 года, но раскрывает небольшой секрет: его контракт, как и всех экспатов - бессрочный, и может быть расторгнут в любой момент, если надоест.
Иностранцев в маленьком Славутиче около 300-500 человек. Они снимают квартиры, многие женятся, заводят семьи – изысканные французы среди славутчанок нарасхват. Тем более, что зарплата у них измеряется в тысячах (а порой и в десятках тысяч) евро: со ставками украинцев не сравнить.
Мир станции
Трудовой день в Зоне отчуждения начинается ранним утром. Работники из Славутича добираются на ЧАЭС электричкой, менеджмент – на своих авто.
- У каждого свое место в определенном вагоне. Не дай Бог занять чужое место - можно нарваться на крики: "Девушка, я тут 20 лет езжу!", - пародируя возмущение пассажирки, смеется Юлия, пока проводит скромную делегацию LB.ua в нужный вагон.
До ж/д станции Семиходы (проходная ЧАЭС) поезд идет 45 минут без остановок, дважды пересекая границу Беларуси. Мобильный оператор успевает поприветствовать меня в роуминге и снова в Украине. Поездка бесплатная для всех желающих: ни билетов, ни контролеров. Но те, у кого нет пропуска на предприятие, смогут лишь постоять возле поездов и уехать обратно в Славутич.
Выйдя с перрона, тут же попадаем на КПП, где милиция проверяет наши документы и вещи. Эту процедуру в течение дня придется пройти еще много раз, ведь ЧАЭС – режимный объект. Дальше работники направляются в санпропускник – здание, предназначенное для обследования и переодевания персонала. Мы как гости туда не попали, но расспросили бывалых.
- Заходим, раздеваемся, условно, до трусов. Потом в белье проходим через длинный байпасный (слово из местного жаргона - LB.ua) коридор. Затем попадаем в комнату, где у каждого свой шкафчик, в нем лежат брюки, пиджак, куртка, ботинки, дозиметр. Самое важное - заменить обувь на "грязную" (чтобы избежать риска выноса радиоактивной пыли во внешний мир - авт). Переодевшись, сначала попадаем в "условно-чистую" зону, - рассказывает Антон Повар, сопровождающий нас специалист отдела международного сотрудничества и информации ЧАЭС. Гуманитарное образование не мешает ему на зубок знать, как функционировали ядерные реакторы на предприятии. Раз в 3 года Повар и его коллеги сдают экзамены для защиты квалификации, в том числе, по охране труда, ядерной и радиационной безопасности, нормативным документам.
Вся территория бывшей АЭС делится на участки с размеченными зонами: условно-чистой и условно-грязной (которая подразумевает контакт с источниками ионизирующих излучений и радиоактивными веществами). Спецодежда для условно-чистой зоны отличается у разных компаний, но вся она темных цветов.
- Для работы в "грязной" зоне меняют все, вплоть до белья. Надевают белую робу, а также обязательно - шлем, маску, перчатки и очки.
К «грязным» относятся локальная зона объекта "Укрытие" – взорванного 4-го энергоблока, и старое хранилище ХОЯТ-1. Они даже отделены от остальных участков колючей проволокой. Туда могут попасть только люди со специальным допуском.
- Внутри объекта "Укрытие" тоже оборудованы саншлюзы, только мобильные. Там местами грязища страшная. Вообще, у рабочего шансов поменять обувь или весь костюм в течение дня – миллион, - добавляет наш проводник.
При возвращении из "грязной" в более "чистую" зону нужно, сняв робу, пройти через душ (при необходимости), стойку дозиметрического контроля, снова предъявить пропуск милиции и показать вещи.
По правилам безопасности, все носят дозиметры. Если вдруг кто-то перебирает дневную допустимую норму радиации (200 микрозивертов), его прибор пищит и человека выводят из зоны производства, вне зависимости от времени суток. СМИ писали о случаях, когда персонал пользовался этим свойством дозиметров, чтобы отлынивать от работы: зашел на «грязную» лестницу, постоял 5 минут – прибор подает сигнал, пора домой. Но наши сопровождающие утверждают: такого уже не случается. Все маршруты движения рабочих выверены, на каждом квадратном метре заранее известно, какой максимум радиации можно «схлопотать» за день.
На огромной территории ЧАЭС ежечасно по кругу курсирует автобус – развозит работников между зданиями и участками. Представители менеджмента пользуются служебными автомобилями. Нас подбрасывает на промплощадку переводчик Александр Билык на новом седане "Хьюндай".
- Слева за окном - новая котельная, та, что американцы нам построили. Она хорошая, исправная, но сейчас не работает - газа нет, - буднично комментирует наш водитель по ходу поездки.
С удивлением узнаю, что на стратегическом предприятии, где (суммарно по всем проектам) работают не менее 3 тысяч человек, зимой нет отопления. ЧАЭС уже давно ничего не производит и не приносит дохода, но получает финансирование из бюджета. В этом году, после очередного подорожания голубого топлива, государство перестало оплачивать газоснабжение станции. Теперь в зданиях и кабинетах холодно, нет горячей воды.
С видом на саркофаг
В смотровом павильоне с большого окна открывается вид на объект «Укрытие», который отсюда в сотне метров, но съемка через окно запрещена. Фон здесь достигает 4-6 мкЗв/ч - на порядок выше, чем перед административным зданием. Вдоль стены – флаги стран-доноров, они дают деньги на мероприятия по безопасности.
Специалист с двадцатилетним стажем работы на ЧАЭС Юлия Марусич рассказывает о саркофаге, который начали строить через несколько недель после аварии:
- Времени на проектные работы не было. Строилась каскадная стена, взгляните: с каждым ее уступом - всё ближе к развалу реактора. Под стену загребали радиоактивный мусор, закладывали целые контейнеры с отходами. Делали опалубку, заливали все бетоном. Некоторые помещения бетон заполнял полностью, сверху донизу. Чтобы получить информацию о том, есть ли в них топливосодержащие материалы, их параметры - в эти помещения пришлось бурить скважины и закладывать датчики. Все участки, в которые был доступ, обследованы людьми. На ЧАЭС до сих пор работает один из участников «Курчатовской экспедиции» - группы, которая в 1986-м первой пошла в середину взорванного энергоблока, чтобы исследовать последствия аварии.
И сегодня люди выполняют задачи внутри объекта «Укрытие» и рядом с ним: исследования, укрепление конструкций и демонтаж. В том числе, в таких высоких полях, где электроника отказывается работать, отмечает Марусич. Смены бывают очень короткими – 3 часа, 1 час, 15 минут.
Рядом с саркофагом сияет в лучах солнца огромная металлическая арка, похожая на космический корабль. С ее помощью объект «Укрытие» планируется преобразовать в «экологически безопасную систему» - именно так значится в специальном Законе Украины. Построить арку и установить ее над блоком – лишь вершина айсберга. Основной вопрос, что делать дальше.
Изначально зарубежные доноры настаивали на варианте «зеленой лужайки» - это классический способ закрытия атомных станций, при котором здания и помещения сравниваются с землей, отходы утилизируются, территория чистится и становится пригодной для дальнейшего использования. Но со временем от этих фантазий отказались.
- Внутри арки будет установлена система основных кранов, которая якобы позволит разобрать нестабильные конструкции объекта "Укрытие". Но все эти конструкции - грязные, - скептически рассуждает Антон. - Это средне- или высокоактивные отходы. Что с ними будут делать потом - неясно. В бочки их не упакуешь. Это может быть труба большого диаметра или длины. Ее надо чем-то порезать.
Очевидно, инструмент, который порежет такой габаритный предмет, тоже станет грязным - превратится в радиоактивный отход. И так можно делать до бесконечности. Инфраструктуры для работы с подобными объектами ни у нас, ни в мире не существует. И это касается лишь внешних конструкций «Укрытия». Внутри него – огромное количество радиоактивной пыли, растворов, сплавов.
- На момент взрыва в реакторе 4-го блока было 200 тонн топлива, которое расплавилось и потекло вниз. Лава, перемешанная с бетоном, металлом, провалилась под реакторное помещение, прошла по трубам и застыла. Где находится эта масса, сколько ее и в каком состоянии – точно неизвестно. Чтобы остановить размножение нейтронов (рост радиации - LB.ua), в саркофаге установили систему подачи нейтронопоглощающего раствора.
Твердые топливосодержащие массы со временем разрушаются, превращаясь в опасную пыль - в случае смерча, как отмечал бывший директор"Укрытия",член Общественного совета при Госатомрегулировании Украины Валентин Купный, арка рискует разрушиться, тогда с распространением пыли подвергнутся облучению жители 30-километровой зоны.
Арка строится с гарантийным сроком в сотню лет – очевидно, проблем хватит на следующие поколения.
Наш научный потенциал отстает на столетия, человечество пока не владеет такими знаниями, чтобы в ближайшем обозримом будущем окончательно решить вопрос "Укрытия", разобрать его полностью, чтобы не "фонил".
Кто будет заниматься вводом в эксплуатацию НБК и за чей счет поддерживать работу его систем в будущем - пока не решено.
Общий объем топливосодержащих материалов внутри саркофага оценивается в 1300 тонн. Если бы они были транспортабельны, для их вывоза понадобился бы поезд из 20 грузовых вагонов.
Арка и ее иллюзии
На выходе из павильона нам присоединяется второй сопровождающий – Сергей Кириченко, сотрудник ГУП ПОМ, той самой американской компании, которая контролирует ход проекта. Он рассказывает о текущих работах возле саркофага.
- К «Укрытию» примыкает технологическое здание, постройка которого почти завершена. В нем будут кабинеты для сотрудников, занятых в управлении системами арки, саншлюзы, мастерские и другие помещения. Еще есть проект по сооружению торцевых стен внутри объекта «Укрытие». Грунт перед зданием вывозится, сортируется и замещается чистым грунтом.
Бетон для стен, здания и настилов производится на бетонном заводе здесь же, на территории станции – его продукция полностью покрывает потребности строителей «Новарки». На заводе работают около сотни украинцев. Это дополнительные, пусть и временные, рабочие места для славутчан.
Снова проверка пропусков и паспортов перед КП на промплощадку. Наш третий сопровождающий - Анатолий Яковенко, инспектор по охране труда «Новарки». Сам из Чернигова, раньше участвовал в строительстве гипермаркетов «Метро», «Ашан» в Киеве, купил в столице квартиру. Во время кризиса 2008-2009 годов стройки прекратились, перебирать работой не приходилось – тогда-то Анатолий и пришел на строительство конфайнмента.
- Главное, не потеряйте пропуска. Иначе не выпустят вас - останетесь тут с нами заканчивать контракт, - шутит инспектор после инструктажа по безопасности.
На нас надеты каски, жилеты, пылезащитные очки - идем прямо к арке. Ее конструкция не имеет аналогов в мире: никому еще не приходилось прятать в герметичную упаковку целый завод. В пиковые дни над сборкой гигантского сооружения одновременно трудились 1200 человек.
Блестящая штуковина кажется на удивление компактной, если стоять с ней рядом.
- С этой аркой связано много оптических иллюзий, - поясняет Антон. - Издали она кажется меньше, вблизи – короче, изнутри - уже. На деле арка настолько огромна, что глаз не может охватить и верно сопоставить ее с другими объектами. Обтекаемая форма и серое металлическое покрытие способствуют обману зрения.
Под аркой все тело сразу пробирает морозный ветер. По ощущениям, здесь вдвое холоднее, чем снаружи - эффект аэродинамической трубы, как пояснили наши гиды. Не даром меня заставили одеться потеплее.
Прежде чем приступить к строительству, на промплощадке и перед ней полностью заменили грунт, сделали настил из арматуры и слоя бетона толщиной в полметра. С торца «Укрытия» установили дополнительный бетонный «экран» - чтоб снизить радиационный фон до безопасного уровня.
Анатолий показывает куда-то наверх: у края арки стоит, по его словам, самый высокий подъемник в мире (105 м), а в его люльке угадывается рабочий в яркой жилетке.
- Сами-то бывали там? – интересуюсь у инструктора, который не желает фотографироваться.
- И не только там, я вчера ходил на мостовом кране – видите, где вагонетка, - усмехается он, и показывает на две желтые балки прямо под куполом сооружения.
На промплощадке много другой необычной техники: автовышка, управляемая из люльки вместо кабины, краны редких разновидностей. Для каркаса НБК используют итальянские и польские металлоконструкции - мы заметили на одной из них этикетку с надписью "Mostostal Kraków". Обшивка внутри и снаружи напоминает сэндвич, она многослойна, основной элемент ее - нержавеющая сталь, для уменьшения коррозии.
Все постеры, связанные с безопасностью, переведены на английский: иностранцев действительно много, на площадке слышны разговоры на разных языках. Физические работы на арке выполняют только мужчины. Женщины здесь работают в офисах.
Французы намерены закончить строительство до зимы следующего года – тогда и зовут на смотрины. 30 ноября 2016 г. полностью готовая арка проедет 300 м до объекта «Укрытие» по рельсам, которые установили заранее и уже испытали: с их помощью летом соединяли две половины конфайнмента, которые строились по отдельности.
Одновременно украинская корпорация «Укрбуд» выполняет подготовительные работы, чтобы построить новый «ограждающий контур» вокруг саркофага - это нужно сделать до надвижки арки. Рабочие демонтируют старые железобетонные конструкции (их 850 кубометров), технологическое оборудование – трубы, баки, мостовые краны 4-го блока. Кроме того, они планируют снять с крыши блока толстый слой бетона, который беспорядочно налили на нее после аварии.
Памятные места
Антон проводит нас на крышу санпропускника 1430, с нее открывается постапокалиптичный вид на зону отчуждения. Тут и там - свалки из кусков каких-то машин и других металлических предметов. Скорее всего, их очистят и сдадут на металлолом.
«Зараженные» радиоактивной пылью предметы иногда действительно можно отмыть обычной водой, под сильным напором. Это делают в специальных пунктах дезактивации. За сдачу чистого металлолома ЧАЭС получает деньги, которые окупают работы по демонтажу. Так же дезактивируют небезнадежное оборудование для дальнейшего использования.
При ликвидации в 1986 г. много техники было накрыто радиоактивной пылью. Делать с ней было нечего - огромные трактора, баржу, машины спешно закапывали в землю. Многое уже не найти.
Где-то здесь закопали паровоз – и никто не знает, где именно, - Антон показывает куда-то вниз, на "грязную землю". - При том, что "Новарка" при оборудовании промплощадки перекопала огромную территорию.
Наш собеседник лично общался с инженером, который руководил процессом закапывания паровоза. Он давно уволился с ЧАЭС. Его разыскали, просили показать место - паровоз предположительно был не сильно грязный, его хотели отмыть и сдать на металлолом. Но ликвидатор только пожал плечами: «Не помню, где это было, все засыпано и заросло бурьяном».
По пути в столовую проезжаем поворот на Припять.
- Здесь было любимое место для фотосессий у молодоженов, - Антон показывает на знак при въезде в город-призрак. Я тут же представляю счастливые пары – все внутри сжимается.
Рядом место, где был когда-то "рыжий лес", о чем гласит табличка. Участок леса, который принял на себя основную порцию аэрозолей и пыли во время взрыва, был вырублен и закопан, на его месте теперь выросли новые деревья.
На территории ЧАЭС - 3 столовых, плюс отдельные у «Новарки» и ГУП ПОМ. Больше купить еду негде: привычных для нас кафе, магазинов, киосков здесь нет. Пока мужчины курят, наблюдаю, как перед входом в здание двое работников прикрепляют к забору какое-то приспособление и оставляют висеть. Это специальный аппарат закачивает воздух, чтобы потом протестировать его на аэрозоли, поясняет Антон. Здесь безопасно, но контроль обязателен.
За столиками столовой в одинаковых форменных костюмах сидят мужчины и женщины: серые пиджаки, черные брюки или юбки – немного напоминает «1984» Оруэлла. В меню постный борщ, котлеты с чесноком, гречка, тушеная капуста - вкус, знакомый с детства, качество соответствует цене. Втроем мы плотно пообедали на 60 грн. Вспоминаю слова одного из наших сопровождающих: «У меня от нашего диетическо-профилактического питания случилась изжога, теперь приношу обеды из дома». Это распространенная практика, хотя проносить еду через санпропускник запрещено.
Из столовки захватываем с собой охапку хлеба, чтобы покормить 30-килограмовых сомов в канале – традиционное развлечение для туристов. Сомы, как назло, прячутся от нас где-то на дне. Вместо них местную фауну представляют коты и собаки – в меру упитанные, довольные жизнью животные частенько приносят потомство на радость рабочим. Их подкармливают пищевики.
Возле главного административного здания, окруженный клумбой, стоит большой и совершенно черный памятник греческому герою Прометею.
- Это символ Припяти, его привезли оттуда, отмыли, - поясняет Антон. Подводит нас к мемориалу погибшим из-за аварии работникам ЧАЭС и пожарным: кто-то локализовал катастрофу и погиб от лучевой болезни, а другой ушел проверять оборудование перед самым взрывом – даже тело не нашли. Антон вспоминает и о храбрецах студентах-ядерщиках, которые вскоре после аварии прокладывали маршруты к 4-му блоку и чудом выжили. И о своей матери, которая помогала переселенцам летом 1986-го как партработник и получила свою дозу радиации. От его рассказов - мурашки по коже.
Когда-то здесь трудился целый город, обитатели Припяти не представляли жизни без станции.
После аварии на станции оставалось 12 тысяч человек, пока не начали один за другим выводить из эксплуатации исправные реакторы. Последним отключили 3-й энергоблок, это произошло в 2000 году. На фото в макетном зале чувствуется, насколько торжественным и трагическим было это событие для людей, вся жизнь которых связана с атомной энергетикой. Персонал сокращали постепенно – теперь штат ЧАЭС (не считая компаний-нерезидентов) насчитывает 2,5 тысячи человек. В основном, это славутчане, а также жители Иванкова.
На обратном пути к Семиходам Антон рассказывает нам истории, которые уже стали легендами. О том, как на ЧАЭС придумали способ легирования кремния и выпускали его как побочный продукт, тогда как в мире тратили массу денег на создание специальных предприятий. Об утраченных миллионах киловатт дешевой электроэнергии, которую могли бы экспортировать в Европу. О пруде-охладителе, на котором плавали лебеди – из-за теплой воды, они здесь обитали чуть ли не круглый год. Об орланах из Красной книги Украины, которые поселились в лесопосадке возле пруда.
- Говорят, орланы ели здешних сомов и тащились, - улыбается Антон с ностальгией. Уже несколько лет водоем осушают по плану выведения ЧАЭС из эксплуатации. Сомы болеют, а птицы исчезли.
Между тем, за периметром встречаются дикие звери. В 2009 году бешеный волк пробрался на территорию и искусал шестерых сотрудников станции.
Перед закатом на перроне толпится народ – первая электричка отправляется в 15:55, и многие хотят на нее успеть в пятничный день. Заглядываем по очереди в каждый из 14 вагонов – свободных мест нет, придется ехать в битком набитом тамбуре. Такая же ситуация рано утром в понедельник, когда сменяются «вахтовики» - они работают по 15 суток. Но работой на ЧАЭС славутчане дорожат, несмотря на низкие зарплаты и холодные кабинеты. Будто это их религия, их миссия – хранить остатки своего маленького мира, который приговорен к запустению.
