Украина не то чтобы адаптировалась к переселенцам с Востока, а, как говорится, притерпелась. Интеллектуалы оттуда адаптировались довольно быстро, просто образованные люди с переменным успехом начали искать другие возможности самореализации. Патриоты воюют. Да так, что, по моим наблюдениям, командованию приходится их сдерживать. «Если бы нам разрешили… ну, или хотя бы зажмурились, через две недели мы бы зачистили Донецк. Как? Ну, мы же местные…», - говорит командир из «донецких». Это очень сильная мотивация - отомстить бандиту за изгнание из родного дома.
Есть хитрозадая прослойка, умудряющаяся получать пособия и пайки у противоборствующих сторон, при этом отдыхающая в Крыму и брюзжащая в Украине.
Есть агентура, в целом довольно успешно вылавливаемая, потому что общий уровень их конспирации – примерно как в старом анекдоте про Штирлица с волочащимся сзади парашютом.
И есть обычные люди, по факту – иждивенцы у государства, со своими местными привычками, страхами и обидами. Они кажутся странноватыми, но уже не такими чужими, как раньше. У более совестливых растет комплекс вины, менее совестливые топырят пальцы, но тут и своих таких хватает, у гопников тоже проблема с социальными лифтами.
Существующая система пропусков – дурацкая и вредная, хотели, как лучше, а вышло – хуже некуда.
Везде, где есть недоделанная разрешиловка, мгновенно возникает коррупция. Там она самого гнусного уровня, потому что обдирают людей действительно до нитки, людей, пытающихся протиснуться сквозь закрывающиеся врата сепаратистского ада.
Может, они туго соображали, может, жизнь так сложилась, что раньше не спохватились. Но они, проходя сквозь двусторонний грабеж и издевательства, что-то там себе запоминают.
Когда-то эта гнилая, сочащаяся кровью плотина все равно будет разобрана или рухнет. И Украина столкнется с новой, гораздо более мощной волной переселенцев. Будут ли они бежать от возобновившихся военных действий или просто подальше от бесперспективной, выжженной и заминированной ничьей земли – не важно. Они однозначно изменят социокультурный облик страны. Не к лучшему и не к худшему – она просто станет другой.
Мы знаем 8 мая 1945 года как дату окончания Второй Мировой. Но для французов это – начало алжирской войны. В этот день в городе Сетифе празднества в честь победы над Гитлером переросли в арабские демонстрации. Полиция начала стрелять. В ответ толпа бросилась убивать белых. Восстание подавили. Реакцией стало появление подпольных организаций, которые после поражения Франции в Индокитае в 1954-м пополнили дембеля-арабы.
Из восьми миллионов жителей Алжира белые составляли примерно миллион. Их называли «черноногими» - одна из версий гласит, что так их назвали местные, никогда прежде не видавшие сапог и ботинок.
Алжир был «Диким Полем», туда ссылали еще парижских коммунаров, и местной государственностью там даже не пахло до высадки в 1830 году французских войск. Колонизаторы наладили образование и медицину, резко уменьшилась детская смертность. «Черноногие» получали доход с фермы в 28 раз больше, чем мусульмане – умели работать. Демографический взрыв впоследствии вылез Парижу боком.
Расового разделения как такового – не было. Во время войны десятки тысяч алжирцев добровольно записались во французскую армию, чтобы воевать с сепаратистами. Франция потом в большинстве своем этих людей предала, их вырезали.
Алжирская война длилась восемь лет, принесла миллион жертв и была весьма гнусной с обоих сторон. Пытки, увечья, изнасилования, вспарывания животов, бомбардировки деревень и взрывы в кафе. Да еще с выдумкой. Например, алжирцы отрезали носы у своих, куривших французские сигареты. Детей врага и особенно пособников до 7 лет ослепляли и кастрировали. Интересная параллель с нашей ситуацией – жестоких и коррумпированных французских чиновников они не трогали, считая, что это лучшая антифранцузская пропаганда. Убивали просветителей.
К концу 50-х, казалось, французская армия окончательно загнала сепаратистов в Сахару. Но часть французского общества затянула довольно громкую, знакомую и нам песню - «онижелюди», их поддержали комунисты и леваки вроде Сартра, который из-за этого поссорился с Камю. Но Камю-то знал Алжир изнутри, в отличие от диванных гуманистов.
Шарль де Голль, ставший президентом под лозунгом «Алжир останется французским!», быстро сменил пластинку. Хотя в 1958-м его приход и эти обещания предотвратили восстание и военный переворот. 18 марта 1962 года в Эвиане он подписал документ о сдаче Алжира.
Примерно полтора миллиона беженцев, включая лояльных к Франции арабов, в течение года хлынули в страну. Нищими. Кому-то заплатили социалку, кому-то нет.
Де Голь врал о непреклонности своих заявлений... Все это время за спиной патриотов он вел переговоры с лидерами сепаратистов. Самолюбивый и тщеславный, он стал президентом потому, что один из его почитателей застрелил главного конкурента, адмирала Дарлана. Он уцелел после более десятка покушений. Армия почувствовала себя оскорбленной, но де Голь в ней больше не нуждался.
Франция отказалась от Алжира. Но Алжир пришел за ней. В следующие годы пришло еще полмиллиона лояльных, но обиженных арабов, потому что там началась уже настоящая резня, уже между победителями.
Затем подтянулись и выросли дети, нищие и полуграмотные граждане второго сорта, грезящие об "исламской справедливости". Ну и экономические эмигранты, уже в наше время.
И Франция стала такой, какой она есть сейчас – тут без комментариев.
Со всей очевидностью можно говорить, не повторяясь, о ряде напрашивающихся параллелей. Лояльные к Украине переселенцы с унынием констатируют раскручивание темы «Стена» и то, что политические сговоры выдаются за успехи дипломатии. Заговор молчания о Крыме, история его сдачи – вообще национальный позор. Возможно, в чьих-то головах крутится тема заговора наподобие ОАС, «Organisation armee secrete» («Вооруженной секретной организации», ее девизом было – «Алжир принадлежит Франции — так будет и впредь»).
В любом случае, Украины с «садком вишневим коло хати», как и «старой доброй Франции» - больше уже не будет. Новая реальность просачивается сквозь блокпосты.