Что такое куратор частной коллекции? Какие его функции и задачи? Правомерна ли такая формулировка?
Рамки такого понятия размытые, а ситуация в Украине и в мире сильно разнятся. Но в общих чертах куратор коллекции — это тот, кто формирует некую выборку и нарратив в рамках одного собрания. Для публичных коллекций функционал куратора гораздо шире — он определяет стратегию развития, наполнения коллекции, а также ее популяризацию.
Ранее коллекционирование бытовало как форма досуга, выбор произведений в собрание для коллекционера был увлекательным и даже фанатичным хобби, вспомним хотя бы украинских коллекционеров – чету Ханенко, Терещенко. На примере таких людей и возникло утверждение, что история искусства — это история частного вкуса; именно их собрания являются той самой музеефицированой выборкой, которая и определяет для нас ключевые имена в истории искусства. Сегодня же коллекционер гораздо чаще делегирует полномочия выбора работ консультанту или же куратору собственной коллекции, оставляя для себя процесс не выбора, но общения с художниками и единомышленниками. Это обретает смысл, когда коллекционер имеет конкретную амбицию в коллекционировании, хорошо понимает цель собирательства, но возможности погрузиться в достаточно герметичный мир искусства (в особенности, украинского из-за его недостаточной изученности) у него нет.
Коллекция Гриневых — один из примеров публичной коллекции. Происходят выставки, напечатан каталог, запущен сайт. В информационном поле очерчивается тематика коллекции. С одной стороны, это украинское советское и неофициальное искусство второй половины ХХ века. С другой — современное искусство и работа с молодыми авторами. Почему выбраны именно такие направления?
Как и для многих открытых коллекций, в первую очередь нам важно каталогизировать собрание. Параллельно идет активный процесс оцифровки материалов, архивация этих наработок в виде виртуальной публичной коллекции в сети — это позволит исследователям и специалистам напрямую работать с произведениями. Очень хочется научного осмысления этих произведений в разных контекстах, ведь представленный там материал часто является уникальной информацией, которая ранее бытовала только в пересказах очевидцев событий и участников процесса.
Наиболее публичной частью является выставочная деятельность. Любая коллекция проверяет сама себя на актуальность выставками. Проводя ту или иную коллективную выставку, мы понимаем, насколько собрание жизнеспособно, мобильно, нарративно. Задействуя работы в иные кураторские проекты — видим смыслообразующий потенциал отдельных произведений. Именно в глазах зрителя и реакциях публики есть возможность увидеть, отвечает ли коллекция той амбиции, которую ранее для себя определили коллекционеры.
Фонд «молодого» искусства в коллекции начал пополняться тогда, когда мы сформировали «костяк» произведений советского искусства и периода 1990-х в коллекции. Появилась возможность рассмотреть преемственность традиции, которую ранее авторы разных поколений отрицали или не учитывали.
Что сегодня является целью коллекционирования?
Все ведь на самом деле ради диалога. Диалога произведения со зрителем, коллекционера с куратором, произведений внутри коллекции, собрания с публикой и разных коллекций между собой. Эти диалоги формируют здоровое поле профессиональной и цеховой коммуникации.
Даже идейный спор между коллекционером и консультантом касательно произведения или автора для коллекции важен тем, что заставляет критически мыслить, анализировать, возникает новое, уже третье поле интерпретации.
Можно ли и как избежать случайных работ в коллекции?
Никак, если у коллекционера импульсивный темперамент. Случайные работы так или иначе будут. Вопрос, в каком количестве.
Полагаться на свой вкус — это особый опыт восприятия искусства, он часто бывает и самоуверенным, и самонадеянным. Это немного охота, почти спорт, и, безусловно отраженная, будто в зеркале, личность коллекционера. При любом подходе важно определить для себя цель собирательства, отсюда закономерно возникает ряд предпочтений, интересов. Но даже в этом случае важен консультант, который поможет ориентироваться в разнообразии авторов, произведений, периодов и контекстов.
Насколько коллекция должна быть герметичной в тематическом плане?
Специфика подхода любого коллекционера задает собранию «рамку». Кто-то импульсивно и эмоционально выбирает работы и руководствуется своей привязанностью к конкретным образам. А кто-то наоборот выстраивает коллекцию постепенно, тщательно и рационально. Если говорить о коллекции семьи Гриневых — она формируется системно в силу того, что сами коллекционеры – ученые. Их подход – структурный, с четким пониманием тем и будущих разветвлений.
Мысль о том, что коллекция становится осознанной и целостной в тот самый момент, когда коллекционер решается что-то из нее выводить, мне очень импонирует. Приобрести работу – легко; признать, что вы в ней больше не нуждаетесь – гораздо сложнее.
Если говорить о 1990-х — то здесь есть сложности с атрибуцией, не всегда авторы оставляли свои подписи. Многие работы были подарены или куплены без документов. Относительно советского периода очевидно также существуют иные сложности, связанные с атрибуцией работ. В связи с этим я хотела бы спросить о подлинности работ и подделках. Подделанные работы — это, скорее, частный случай или существующая практика?
Это рыночная практика. Не подделывают то, что не составляет интерес. Но сложность в другом — в Украине пока нет серьезного экспертного института, куда может обратиться коллекционер за атрибуцией произведения. Есть лаборатории, но нет атрибуционных научных исследований по теме украинского послевоенного искусства. Выявление подделок украинского искусства — как выстрелы в пустоту. Редко искусствовед или консультант стопроцентно уверены в том, что у них в руках.
С современным искусством у коллекционеров отношение одновременно и проще, и сложнее. Проще, потому что есть возможность непосредственного знакомства с авторами и можно покупать работы лично у художников. Сложнее, потому что история еще не успела определить для себя любимчиков. Но есть компромисс — выбирать работы, которые прошли некую апробацию временем, имеют выставочную историю, публикации и т. д.
Как часто сама работа диктует условия и поиски? Есть ли сложности найти ту или иную работу, которая бы «вписывалась» в коллекцию?
Мы подходили к пополнению таким образом: понимали период, регион, направление, определяли перечень имен художников, ключевые этапы в практике конкретного автора, и уже так искали произведения. В коллекции также есть свои тематические линии, которые являются для нас направляющими.
Безусловно, трудно сразу не хвататься за «всплывающие» работы. Если это имена уровня Войцехова, к примеру, то в первую очередь предлагают кучу разных эскизов и почеркушек. Но зная содержание коллекции, видишь, что этот период в коллекции уже наполнен форматными и даже масштабными произведениями других авторов. Представить в таком ряду Войцехова проходной почеркушкой – это, как минимум, неуважительно к самому автору.
Коллекция должна трансформироваться. Ведь коллекционер вместе с ней растет и развивается, его взгляды и предпочтения меняются. Коллекция, как и отдельные произведения, — живой организм. Чего только стоит уход за картинами, их лечение (а они болеют), их реставрация. В такие момент коллекционер, я предполагаю, ощущает себя немного демиургом — у него есть силы и возможности вернуть к жизни творение, даже буквально воскресить его из абсолютно невразумительного состояния сохранности.
Свои выставки вы также проводили в регионах. Насколько публика готова вступать с вами в диалог? Как она реагирует на частную коллекцию?
То, что это частная коллекция, чаще всего зрителями даже не считывается. То ли мы не стремились на этом акцентировать внимание внутри экспозиции, то ли сам зритель не придает этому значения. Но гораздо интереснее наблюдать диалог между журналистам и коллекционерами. Их всегда беспокоит вопрос, почему вдруг коллекционеры из столицы решили что-то показать в условной Полтаве, Хмельницком или Мукачево. Все сводится к попытке уличить коварный умысел.
Поскольку в Украине не развита сеть качественных выставочных пространств в регионах, мы изначально отталкивались от существования таких площадок. Знакомство с полтавчанами и галереей «JUMP» сразу показало, что это хоть и маленькое, но очень гордое пространство. С ними мы и стартовали циклом выставок о Харьковской школе фотографии. Этот блок в коллекции активно наполнялся, нам хотелось его показать. Мы представили тогда еще совсем крошечное собрание харьковской фотографии как выставку «Политика тела» с акцентом на историчность, на само явление неофициальной фотографии. Выставка послужила неким маячком, она сильно срезонировала и в последующем именно ссылаясь на нее, многие фотографы и коллекционеры связывались с нами и выступали с предложениями о совместных проектах и сотрудничестве.
Насколько коллекция может быть объективна по отношению к тем или иным явлениям?
Не может, коллекция всегда субъективна. Объективность мы увидим на пересечении разных коллекции украинского искусства, посвященных одному и тому же времени. Кто-то в этом разрезе будет владеть моноколлекцией одного из ключевых авторов, а у другого будет собрание ключевых произведений разных авторов, что даст зрителю ощущение среды и контекста времени. Для объективности нам нужны и те, и другие.
Но часто может возникнуть обвинение в переписывании истории, в силу того, что истории как раз не существует и частный вкус одного-двух коллекционеров в данном случае становится единственной репрезентацией.
Приступив к работе над выставкой стало понятно, что Харьковская школа фотографии на слуху у профессиональной аудитории, эта тема якобы всех утомляет. Но сама выставка доказала, что для широкой аудитории это явление совершенно неизвестно. Нельзя сказать, что ты что-либо переписываешь, когда ранее это даже не было показано за пределами узкого круга, тем более, в других регионах Украины.
Мы брали на себя ответственность за исторический и социальный нарратив, который вводили в эти выставки, но не ставили задачу показать всеобъемлющее явление Харьковской школы фотографии, поскольку оно огромное. Во-первых, площадки нам ни разу не позволили взять такой разгон. Во-вторых, коллекция в то время не была наполнена настолько, чтобы создавать ретроспективу. Мы подходили через тему, где-то шире показали 1990-е, потому что нам позволило наполнение и пространство, где-то ярче представлен герметичный период 1970-х, потому что это соответствовало политике самих площадок.
Когда этот блок коллекционеры посчитают наполненным, возможно, тогда возникнет амбиция сделать серьезное исследование, осмысление этой истории. Уже не через тему, а через суть явления и его место в истории.
Какие перспективы у современного коллекционирования в Украине?
Лично я наивно верю в перспективы, но стараюсь быть самокритичной. Я опасаюсь, что структурирование среды (которое происходит сегодня) может оказаться теми же граблями, на которые мы периодически наступаем.
Сегодня меценатство активнее проявляется в разнообразных инициативах. Очень здоровая практика для общества с высоким уровнем социальной ответственности. Но меценатство легко превратить в инструмент манипуляций.
И не хотелось бы, чтобы сегодня оно приобретало послевкусие 1990-х, где «меценат» звучит как криминальная кличка, а не как сфера интересов.
Коллекционеры и меценаты часто взаимодействуют с музеями. Какие цели может преследовать коллекционер и меценат, работая с государственными музеем?
Государственный музей несет ответственность за написание истории искусства, за ее достоверность. Частная коллекция или отдельные произведения, которые проходят музейную апробацию выставками, получают научную легитимизацию.
Ну, или же не получают, что совсем недавно продемонстрировала скандальная ситуация с музеем в Генте и выставкой авангарда. Было представлено собрание сомнительных произведений, которые исследователи авангарда со всего мира публично не признали, чем и забраковали коллекцию.
В мире существует практика создания частных музеев, где зачастую и представлено в той или иной мере частное собрание. На твой взгляд, существуют ли перспективы подобного рода инициатив в Украине?
Восстановление справедливости в названии музея западноевропейского и восточного искусства, более известном сегодня как Музей Ханенко, безусловно не оставляет равнодушными. Это, пожалуй, именно то историческое признание деятельности, к которому стремятся коллекционеры. Коллекция Варвары и Богдана Ханенко в начале XX века также была частной, хоть и задумывалась владельцами как дар любимому городу. Но отобрана она была советской властью принудительно, разделена, частично распродана, и на много лет потеряла имя своих владельцев.
Создавая подобный музей в Украине сегодня, коллекционеру необходимо будет сотрудничать с властью, ей довериться. Нужно быть достаточно уверенным в политических реалиях сегодняшнего дня, чтобы отдать свою коллекцию государству и верить гарантиям ее сохранности и целостности.
Возвращаясь к твоему вопросу: реально ли это сегодня? Пожалуй, не менее реально, чем отдать огромную сумму в украинский банк и надеяться на лучшее.