По сути, Nova Opera – это проект с элементами реалити-шоу, но из области "высокого" жанра. Здесь не подглядывают из-за стекла за чужими кухонными ссорами, а наблюдают за этапами становления оперы – от первого, сырого показа в рамках фестиваля Гогольfest до финальной версии в ДК "КПИ" спустя полгода (схема, одинаковая для всех трёх опер).
Это оперный сериал, где одни и те же герои, профессионально эволюционируя, кочуют из постановки в постановку. С вариациями, конечно, – после "Кориолана" несколько музыкантов ушло, зато над оперой-реквиемом "IYOV" в команде уже работали два композитора, Илья Разумейко и Роман Григорив, которые по ходу действия и играли на музыкальных инструментах, и управляли процессом. Именно они сделали "IYOV" лучшим на сегодняшний день спектаклем в рамках этого сериала, c которым Nova Opera успешно гастролирует. Настолько успешно, что 30 апреля будет выступать в "Стеклянном зале" самого известного в Вене центра классической музыки Musikverein.
Кроме того, этот композиторский дуэт стал работать под оперным грифом за пределами режиссёрского влияния Троицкого, но в заданной им эстетике, и привлекать к участию остальных музыкантов – прошлым летом появилась сон-опера "НепрОсті" по книге Тараса Прохасько, этой зимой в Ивано-Франковске – неоопера ужасов "Гамлет" (для постановки использовали перевод Юрия Андруховича).
Почти полным составом команда оперы-реквиема "IYOV" перекочевала в "BABYLON", слегка укрупнившись за счёт духовиков и цирковых акробатов. Перекочевала вместе с теми же принципами, которые были заложены её идеологом Владом Троицким ещё на старте – импровизационность как основа творческого процесса, всеобъемлющая тема в основе сюжета, тотальный синтез жанров. Хотя синтез – не совсем точное слово, так как оно предполагает жанровое взаимодействие и трансформацию.
В операх же Троицкого соседство жанров подобно многоквартирному дому наших дней, где соседи не знакомы и не хотят знакомиться друг с другом.
Есть соблазн сравнить высотки, которые тут и там всплывают на задниках этой и других его опер, с вавилонской историей, но башню вавилоняне строили сообща, желая возвыситься до уровня божества. И обидно, что эта трагическая история – об обществе, которое объединилось ради того, чтобы стать чем-то возвышенным, но было наказано за дерзость высшей силой, – совершенно неинтересна режиссёру.
Самая упрощённая трактовка мифа о Вавилоне – это легенда о разобщении наций и возникновении языков. В ней редуцирована вторая часть истории, в которой на смену согласованному действию приходит хаос. Именно она и легла в основу сюжета оперы. Впрочем, полноценным сюжетом это сложно назвать – ещё одна многоэтажка, в которой несущие стены – фрагменты библейских текстов (Книга Бытия и Откровение Иоанна Богослова), зачитываемые голосом Татьяны Троицкой. Сценическое действо между этим выглядит цепью случайных перемещений (и одновременно недостаточно случайных для того, чтобы считать его импровизацией) и организуется на музыкальном – а не на визуальном – уровне.
Идея тотального синтеза – всего со всем – вообще характерна для творческого метода Троицкого и, как показывает практика, позволяет не скучать публике. Опера-реквием, опера-цирк, опера-ужастик, да и сам Гогольfest являются его иллюстрацией. Латинские тексты, английские баллады, имитация звучания восточных инструментов, западноевропейские расширенные техники игры, тувинское горловое пение, так называемый украинский "народный" голос, битбокс, академический вокал и т.д. – вся эта смесь, вроде бы, хорошо укладывается в вавилонскую тематику.
Но если вдуматься, то Вавилон – это не о синтезе, которого в этой истории нет ни до падения башни (там – единство одинакового), ни после. Идея разобщённости, отторжения могла бы быть очень яркой, если реализовать её на всех уровнях и довести до крайности. Именно так, через столкновения крайностей, создавал свои знаменитые полистилистические композиции Чарльз Айвз.
Другое дело, что работать с контрастами, основываясь на импровизационном методе, практически невозможно. Хорошая партитура, основанная на контрастах, – это тяжёлый труд, причём, именно композиторский труд. Импровизация, в отличие от композиции, – это не освобождение от стереотипов и обилие творческих идей, а работа с готовым (и потому ограниченным) набором шаблонов. Импровизация гораздо больше даёт исполнителю, нежели слушателю и произведению в целом. Ей крайне нужны рамки, и поэтому так называемые "каденции" в инструментальных концертах – это крайне короткие фрагменты, в которых исполнитель должен импровизировать на те же темы, что уже прозвучали в произведении.
В опере-цирке "BABYLON" импровизации отведено центральное место, а потому форма целого напоминает отдельные бетонные блоки, каждый из которых нафарширован своим разноплановым материалом. Тот факт, что эти квадратные блоки разнообразны, и дом построить не даёт, и вырваться за пределы квадратности не позволяет.
Все самые смелые музыкальные идеи, которые хотелось бы развивать и развивать, при таком подходе приходится бросать на полпути. Все самые конформистские идеи приходится повторять и повторять, чтобы продолжать нанизывать на них всё новые и новые вставки – слишком разные для того, чтобы появилось стилевое единство, и одновременно недостаточно разные для того, чтобы стилевые контрасты стали стилем.
Взять, например, заявленный в определении жанра цирк – это же огромный корпус фокусов, пантомимы, клоунады, акробатики, эквилибристики, демонстрации физической силы, дрессировки и т.д. И вот из всего этого перечня в спектакль попадает лишь эквилибристика, которая вообще никак не связана с действием и выполняет лишь роль развлечения публики. По сути, ее функция ничем не отличается от той, которую выполняют два актёра в картонной одежде куртуазных роботов, всю оперу переминающихся с ноги на ногу. Неужели в гротесковой сцене, где вокалисты превращены в кукол, а пианист тарабанит диссонансные созвучия, нельзя было ввести элементы клоунады? Ведь это усилило бы общее впечатление абсурда происходящего.
Но тут, кажется, вступает ещё один закон опер Троицкого. Все они построены по принципу проповедей – символические герои, "вечные темы" и "вечные тексты", демонстрация язв современного мира, обязательная мораль. Клоунада посреди проповеди может занизить её пафос, а это плохо для морали. В итоге жанровое определение происходящего – это не опера-цирк, а проповедь с элементами эквилибристики.
Самая обнадёживающая составляющая действа – это музыканты. За время гастролей с оперой "IYOV" они очень выросли. Они уверенно чувствуют себя на сцене, умеют приковать к себе внимание и сделать свой образ запоминающимся. Если раньше основное внимание к себя притягивала сопрано Марьяна Головко (она отлично играет вавилонскую блудницу), то теперь и другие вокалисты вышли на первый план. Сопрано Анны Марич интересно по тембру и стало гораздо интереснее в интонационном плане. Шикарный баритон Андрея Кошмана, окрепший за эти годы, невероятно хорошо звучит в его ариях. Баритон Руслан Кирш и бас Евгений Рахманин тоже полноценно звучат во всех контрапунктах.
Глиссандо виолончели Жанны Марчинской, благодаря тизеру оперы, уже стало визитной карточкой постановки. Ударник Андрей Надольский хорошо чувствует, как довести кульминацию до экстаза. Новые ребята – кларнетист Артём Шестовский и валторнист Назар Спас – пока выглядят более робко в сравнении с остальными участниками, но арсенал выразительных средств во время репетиций у них точно расширился.
Основные авторы музыки – Роман Григорив (по ходу действия он также дирижирует и играет на контрабасе и гитаре) и Илья Разумейко (рояль, игрушечное фортепиано) – снова, как и в случае с предыдущей оперой создали несколько настоящих хитов (за неимением либретто их заголовки сложно обозначить). Но в общем море случайностей они тонут, выводя на первый план как раз то, что хотелось бы спрятать – органные пункты как составляющие минималистической музыки. Минимализм неизбежен, если имеешь дело с академической импровизацией. Но всё же хотелось бы обойтись без этих "музыкальных костылей".
При всей своей внешней яркости опера-цирк "BABYLON" оставляет ощущение непродуманности и незаконченности. Обнаруженные в ней музыкальные находки очень хотелось бы развить и, поскольку привязки к сюжету нет, их стоило бы извлечь из этой оперы и переместить на другую, более благодатную почву. Или же перевести в формат 5-7 минутных радиоформатных роликов, которые были бы концентратом всего лучшего, что произвела эта "оперная фабрика".
