Победа Вадима Красносельского в первом туре выборов президента Приднестровья не стала неожиданностью. Действующий глава республики Евгений Шевчук больше неугоден Кремлю, да и население в нём изрядно разочаровалось. Мощнейшая агитационная кампания в поддержку Красносельского и медийная пассивность Шевчука заранее говорили о том, что предстоит смена власти. Но обо всём по порядку.
От автостанции «Привоз» до пункта пропуска «Кучурган» маршрутка едет час. Украинские пограничники вальяжны, неспешны и больше сосредоточены на распитии кофе, нежели на выполнении своих должностных обязанностей. Пятьсот метров транзитной зоны и маршрутка останавливается на приднестровском пункте пропуска «Первомайск». Контраст с Украиной разителен. Приднестровские пограничники хмуры, сердиты, насуплены и недоброжелательны. Поскольку маршрутка следует до Кишинева пограничник задает вопрос:
- Кто выходит в Приднестровье? - Я, - сразу же отвечаю.
- Проследуйте за мной, - суровым протокольным голосом произносит пограничник.
Подхожу к окошку КПП:
- Куда следуете?
- Тирасполь.
- Цель визита? - Понаблюдать за ходом предвыборной гонки.
- Где будете останавливаться? - Нигде. Я одессит и вечером обратно еду домой.
- Все равно назовите адрес в Тирасполе.
- Улица Карла Либкнехта, 1 – хочу ещё посмотреть футбол на стадионе «Шериф».
Проходит минута и пограничник вместе с паспортом вручает мне бумажку, больше похожую на ресторанный чек, чем на миграционную карту. На бумажке напечатан указанный мной адрес в Тирасполе и срок выбытия с территории – ровно через сутки.
И уже через километр от Первомайска на обочине возле заправки красуется бигборд «Программа Красносельского – программа «Единой России»» с ликом председателя Верховного Совета Республики.
Автовокзала в Тирасполе как такового нет. Касса центральной автостанции находится в здании железнодорожного вокзала, но найти её не так просто:
- Простите, вы не подскажете где автовокзал? – обращаюсь к первому попавшемуся таксисту.
- Что тебе надо? – грубо отвечает мужик в телогрейке с испитым лицом.
- Автовокзал где? – повторяю я.
- Куда тебе ехать?
От назойливого и хамовитого таксиста внятного ответа где кассы автостанции я так и не дождался. Пришлось самостоятельно искать. Девушка в кассе не смогла утвердительно сказать будет ли вечером маршрутка до Одессы. Отхожу на сто метров от вокзала и замечаю плакат «Республика – наша гордость!» вместе с табличкой «Избирательный участок №230».
Достаю планшет, чтобы сфотографировать и тут из здания вылетает безумная вахтёрша с криками и воплями:
- Кто вам разрешил снимать? Что вы себе позволяете?
- А кто мне здесь запрещал фотографировать? – вопросом на вопрос по-одесски ответил я.
- Убирайтесь отсюда немедленно! – продолжила орать вахтёрша. Дважды за пять минут столкнувшись с дичайшим бескультурьем я немного расстроился и направился изучать бигборды кандидатов, предварительно взглянув на памятник Котовскому - в республике бандитов и контрабандистов герои соответствующие. Только вот меч из рук Григория Ивановича давно уже скоммуниздили – вор у вора дубинку украл. Классический случай.
Обмен валют в банковском отделении проходит долго и нудно. Кассирша еле шевелится. Оплачивающая коммунальные услуги пожилая женщина начинает жаловаться кассирше на жизнь и задавать кучу лишних вопросов. Кассирша медленно и дотошно отвечает. Все сонные, зевотные, никто никуда не торопится. По заторможенности жители Тирасполя могут сравниться даже с коренными петербуржцами.
Кандидат Владимир Григорьев с бигборда обещает, что все будет открыто, честно, по закону на трёх языках – русском, молдавском (в кириллической транскрипции) и украинском. Григорьев руководит местным филиалом одесской юридической академии Кивалова – вполне исчерпывающая информация, дающая полное представление о политике.
Кандидат Геннадий Кузьмичёв, бывший министр внутренних дел республики, представляет общественное движение «Русский форпост» и эксплуатирует образ матёрого вояки. Китель, ордена, суровый взгляд. В республике еще не забыли генерала Лебедя, поэтому имидж разбившегося в авиакатастрофе русского офицера нещадно эксплуатируется.
Кандидат Олег Хоржан – человек из сферы влияния Шевчука и мало чем запоминается.
А вот кандидат Александр Дели незабываемый – бигборды действующего прокурора республики, баллотирующегося в президенты, выполнены в стилистике бандитских надгробий девяностых. Если бы не знал должность Дели, то подумал бы, что это «авторитетный предприниматель», подавшийся в политику для легализации преступных доходов.
Реклама Красносельского лезет в Тирасполе изо всех щелей. Плакат на доске объявлений гласит, что благодаря добродетели Красносельского с 01 января 2017 вводится бесплатный проезд в троллейбусах для пенсионеров и отдельных категорий граждан. Сажусь в городскую маршрутку – на весь салон вопит радиоприёмник. Ведущий новостей первым делом сообщает о том, что Красносельский внес на рассмотрение парламента давно назревший закон о помощи детям, больным фенилкетонурией (в первый раз услышал об этой болезни за тридцать один год жизни). Ведущий сообщает, что хворые ребятишки мучились-мучились, власть Шевчука не хотела их слышать, но Красносельский решил прийти малышам на помощь. А потом ведущий добавил, что фенилкетонурией в республике болеет аж двенадцать детей…
Захожу в магазинчик-кофейню на центральной улице Карла Либкнехта. Раскладываю на стойке местные деньги с Суворовым и собираюсь их сфотографировать на память. Бариста, продавщица и грузчик отвлекаются от своих дел и пристально смотрят на меня будто я совершаю что-то предосудительное. Они таращились на меня так, что будто я достал из сумки грудного младенца и собираюсь его немедленно покромсать на куски разделочным ножом. В Приднестровье нет и близко понимания такого явления как «личное пространство». Кофе я у них заказал, цена по курсу оказалась почти что одесской. Радио в кофейне вещало о том, что по социологическим опросам количество желающих проголосовать за Красносельского в два раза больше, чем за Шевчука.
На территорию спорткомплекса «Шериф» я намеревался зайти в 11:51 по местному времени. Охранники заставили меня торчать у ворот девять минут, потому что пускать зрителей до двенадцати не велено. Охранники везде на «Шерифе» - и у большой спортивной арены, и у малой, и у манежа. Продыху от них нет. С перегаром и казенными физиономиями в некорректной форме указывают куда идти. Ощущение, будто находишься на зоне. Билеты на игру выглядят как обычная черно-белая квитанция – скупятся на цветной принтер и качественную полиграфию.
Футбольный матч чемпионата в 13:00 в будний день это безумие для цивилизованной страны, но нормально для Приднестровья. Сто болельщиков, сто работников футбольного клуба «Шериф», сто охранников – вот вся зрительская аудитория поединка. Уровень футбола низкий, сравним со второй лигой чемпионата Украины. Кормежка в перерыве примитивная – горячий чай в пластиковых стакан, жареные пирожки и засохшие круасаны. И опять же злобные морды охранников, заглядывающих прямо в рот каждому перекусывающему болельщику.
А на улицах Тирасполя тоска, безысходность и уныние. Обреченные грустные люди. Веселы, бодры и самодовольны лишь солдаты российской армии – они ходят гоголем по тротуарам, искоса поглядывают на аборигенов, от безделья катаются туда-сюда на иномарках и пристают к девицам на троллейбусных остановках.
Два часа на футболе при минусовой температуре и аппетит появляется нехилый. Тут уже не до выбора харчевни. Заскочил в первое попавшееся кафе у центрального рынка и был шокирован уровнем сервиса: одноразовая посуда, хлеб на салфеточке и солонка, сделанная из донышка пластиковой бутылки. Столь низкого качества обслуживания я нигде не встречал в Украине. Пюре, мититеи и шницель оказались съедобны. Правда пришлось их для профилактики залакировать рюмочкой местного коньяка. Отдал за эти сомнительные яства больше, чем за вкуснейший полноценный обед с первым и вторым блюдами в центре Ивано-Франковска. Может пенсии у приднестровцев выше украинских, но и цены здесь нехилые.
Обратной прямой маршрутки до Одессы не было. Пришлось добираться на перекладных. Конечно, я бывал и в российской глубинке - но Приднестровье значительно хуже. Плохие дороги, обшарпанные дома, а самое главное - менталитет населения, удручают. Боевые действия закончились в Приднестровье двадцать четыре года назад, но за это огромное время Россия так и не смогла облагородить край и его жителей. Что тогда говорить о «ДНР-ЛНР», где война не прекращается?! Непризнанная республика под протекторатом России — это кошмар, печаль и ужас. Всем тем украинцам, кто еще по наивности верит в россказни карманных кремлевских болтунов про замечательную жизнь в «ДНР-ЛНР» рекомендую съездить в Приднестровье дабы воочию понаблюдать результат творчества российских кураторов и их политических марионеток.
Человеку европейской культуры невыносимо находится в Приднестровье, где царит советское бытовое хамство в стиле «Вас много, а я одна!». Приднестровье — это заповедник еще живых «совков», т.е. людей, отставших от времени на целую эпоху. СССР уже давно развалился, но жители Тирасполя похоже уверены, что союз еще жив.
У нового «президента» Приднестровья говорящая фамилия Красносельский – «красное село». Это очень четкое определение Приднестровья: коммунистическая топорность плюс сельское невежество. Молдавская узколобость, помноженная на советское скотство.
Не думаю, что с новым главой обстановка в республике сильно изменится. Повлиять на ситуацию смогут лишь сообща ближайшие соседи Молдова и Украина да кормилица Приднестровья Россия. Но сейчас между ними согласия нет.
Перекладными я добрался до Первомайска и был доволен собой, что аккурат уложился в разменянные утром в Тирасполе двести гривен. После чаепития с шоколадным батончиком у самой границы у меня остался лишь один приднестровский рубль.
Так вот этот кругляш сделан не из какого-либо металла, а из пластика. Монеты из пластика — это символ серой зоны, третий десяток лет неумело имитирующей государственность. Вернув приднестровскому пограничнику выданную мне утром бумажку пешком перешел транзитную зону, за минуту преодолел украинский паспортный контроль и вернулся в Украину.
Восьми часов хватило, чтобы прочувствовать на себе всю катастрофу существования на территории подконтрольной России непризнанной республики. А вот многие местные жители, к сожалению, и за двадцать лет не поняли всю трагичность собственного положения.