В начале боевых действий вы помогали пожилым людям в домах престарелых и психоневрологических интернатах на неподконтрольной территории. Почему связь с закрытыми учреждениями за линией разграничения оборвалась, и в каких условиях живут люди сейчас?
До начала боевых действий на территории, которая впоследствии стала неподконтрольной Украине, в домах-интернатах для пожилых людей находилось около 10 тысяч человек. Когда им предложили эвакуироваться, по информации, которую я получила от Минсоцполитики, выехать согласилось всего 28 человек. Вывезти стариков было сложно - они сопротивлялись, не могли по состоянию здоровья, некоторые были дементные – не могли воспринимать реальность. Мы самостоятельно пытались вивезти людей из заминированного Старомихайловского психоневрологического интерната, но не получилось - помогли Макеевскому. Но ситуация с одинокими пенсионерами, которые жили дома, была не лучше.
Мы не знаем, что сейчас происходит с домами престарелых на неподконтрольной территории. Потому что они перестали поддерживать с нами связь. В ноябре 2014 года там содержалось 3800 людей. Мы получали звонки от ветеранской организации Алчевска с сообщениями о случаях смерти от голода. В то время учреждения от нас принимали продукты, стиральные машины, бойлеры. В следующий раз статистику по количеству интернатных жителей мы собирали в феврале 2015 года. Тогда их осталось 3000 – 800 стариков умерли потому, что их кормили раз в день. Тогда только один дом престарелых согласился принять у нас тушенку, бытовые предметы, но позже директора наказала местная власть, и он перестал с нами общаться. Дальше никто не выходил на связь ни с нами, волонтерами, ни с министерством социальной политики.
World food programm в Украине обеспечивает жителей Донбасса продуктами в расчете 1600 калорий на человека (World food program – гуманитарная организация, помогающая пищей жителям конфликтных труднодоступных для других организаций и торговых сетей регионов, - авт.). Я смотрела нормы концлагерей и оказалось, что они почти такие же – 1400 калорий. Международные организации везут огромное количество круп, но их невозможно есть постоянно, да и они низкокалорийные, потому что варятся на воде. Потому мы возим бабушкам сухое молоко (по этому поводу я поругалась с ООНовскими организациями, которые говорили, что они продвигают грудное вскармливание, а значит не могут завозить подобный продукт). Как-то я привезла бабушкам шоколадки по их просьбе, и мне сказали, что я провоцирую у них диабет.
Продукты на неподконтрольную территорию мы возили до 2016 года, сейчас довозим до буферной зоны.
Не злит ли вас то, что государство фактически никак не помогало эвакуировать людей?
Давайте разберемся, где государство, где волонтеры, а где люди. Мы что, не государство? Государство - это я. Когда у нас началась война, что могло сделать государство? Мы ни от кого ничего не ждём, делаем сами.
Это понятно, но когда директору психоневрологического интерната в Горловке пришла бумага от министерства о том, что она должна эвакуировать 300 бабушек, часть из которых лежачие, в течении двух дней, а у неё не было ни автобусов, ни бензина, то что ей нужно было делать?
Ругать и критиковать и дурак может. Но министерство кроме как сказать: «Ребята, вывозите, потому что будет хуже», ничего не могло, не имело денег. Министерство из Киева должно было отправить автобусы туда? Нет. Директор для того и директор, чтобы голову ломать, как людей эвакуировать. Например, когда людей вывозили из Дебальцево, то транспорт был не из Киева, а местный. Сейчас в буферной зоне нет домов престарелых.
Но есть одинокие старые люди.
Они не хотят уезжать. Вы понимаете, что пожилой человек никуда не поедет? Вот вы возьмете себе пару бабушек в памперсах?
Я - нет.
И я - нет. Поэтому, чего мы от них хотим? Да, старики живут на линии разграничения, да им там плохо. Но в дома престарелых они идти не хотят. Их можно понять.
Дом – это не просто стены и крыша. Дом – это наличники, на которых рост внуков измеряли. Это когда вот тут - фотографии, я вот тут - я, по дороге в сортир, рукой нащупываю стеночку. Дом – это целая жизнь. К тому же по статистике люди старше 75 лет в три раза чаще умирают вскоре после переезда, чем переселенцы младшего возраста.
Именно так и было с теми пожилыми людьми, которых эвакуировали в другие интернаты. В 2015 году в закрытых учреждениях была максимальная смертность.
Переезд - это стресс. Наверное, лучше уж умереть не от голода и грязи, а от сердечного приступа. Но я не могу обвинять власть. Министерство социальной политики всегда разрешало нам ввоз продуктов на неподконтрольную территорию. Да, денег не давали, но палки в колёса не ставили. Знаю о ситуации, когда директора противотуберкулёзного интерната во время эвакуации одиннадцати детей захватили в плен, и Минсоц собрал денежку, чтоб её выкупить.
Помогает ли кто-то старикам на неподконтрольной территории со стороны России?
Я разговаривала с коллегами по поводу так называемых гуманитарных конвоев. Они, конечно, сильно плевались, вспоминая об оружии в нём. Я до сих пор получаю письма от пенсионеров с просьбой передать продукты. Потому могу сделать вывод, что старикам там никто не помогает. Вот, например, письмо Марии Филатовой из Горловки (Галина достаёт из папки четыре листа, исписанных красивым почерком, - авт.) - прекрасной женщины, которая была угнана в Германию, всю жизнь помогала людям, и даже в эту войну спасла много жизней. Она пишет, что умрёт, если никто не поможет ей сейчас. А я никак не могу помочь! Я бессильна, хоть разорвись. Как же я от этого страдаю.
В Украине чаще приходится слышать о благотворительности по отношению к детям. На всю страну есть всего несколько фондов, которые помогают исключительно взрослым. Почему нам наплевать на стариков?
Милая, чистая и красивая старушка не нуждается в помощи. Те, кому мы нужны, – вонючие, грязные, озлобленные, обиженные. К тому же, у многих стариков деменция - старческое слабоумие. Они могут, например, экскременты по стенке размазывать. Такое не сфотографируешь и не покажешь.
“Дом престарелых - государство в государстве”
Если у пожилого человека нет родственников, то помогать по дому ему может соцработник бесплатно. Как вы оцениваете работу социальных работников в Украине?
Респект. Они - хорошие, добрые люди. У одиноких старых людей на самом деле нет претензий к ним - они действительно помогают. Сложно бывает в сельской местности – в селе иметь соцработника крайне сложно потому, что территориальные центры, к которым прикреплены соцработники, финансируются из местных бюджетов. В Прикарпатье, например, у соцработника бывает три старушки, но идти к каждой из них по горам 10 км пешком. Потому они просто умоляют людей съезжаться и зимовать вместе.
Иногда бабушки могут злиться на качество работы, но её оценить трудно. Были попытки разработать стандарты уборки, но это не увенчалось успехом.
Соцработа - это физически и морально истощающий труд за очень маленькие деньги. Поэтому от соцработников чудес ждать не приходится. Они работают с 10-15 стариками и делают вещи, которые не входят в перечень обязательных услуг – умывают, подмывают. Вот, например, в Печерском районе Киева соцработница убирает в квартире, готовит кушать, ходит в аптеку, а потом сажает бабушек на унитаз и моет их из садовой лейки просто потому, что она человек хороший.
Почему не возникают локальные услуги для людей пожилого возраста – небольшие дома престарелых? Почему принято помещать их в большие учреждения? В итоге содержание одного человека в таком доме обходится государству в ту же сумму, в которую обошлась бы персональная сиделка.
В Украине очень трудно с домами престарелых. Они были все построены при Советском союзе, за городами, в среднем на 300 человек. Управлять таким хозяйством крайне сложно. Это как государство в государстве: несколько сантехников, электриков, овощехранилище, кухня, кочегар, водитель. Если бы эти учреждения находились в городе, это сократило бы сумму содержания одного человека.
Не стоить думать, что в домах престарелых живут только интеллигентные бабушки. Куда забирают бездомных с улиц? В дом престарелых. Куда деваются вышедшие из тюрьмы? Туда же. Один директор сказал мне: «Я всех собираю, как пылесос». Часто одиноких бабушек в больницы сбагривают. Потом выписать их крайне сложно – на улицу не отправишь, а забирать никто не хочет. Так и живут люди годами. Сельские больницы сейчас просто превращаются в дома престарелых.
Как могут иначе выглядеть услуги для стариков?
В Европе часто помогают людям на дому - сверху несколько квартир с нуждающимися в помощи бабушками, а внизу – офис соцработников.
В Украине появляются частные дома престарелых, но я не сторонница такого подхода. Мы хотели сделать дорогой дом престарелых для того, чтобы часть заработанных денег направить на развитие нашей организации “Турбота про літніх”. Нам даже доноры финансирование давали, мы расчеты сделали и место для постройки нашли. Но представьте: вот мы вложим деньги в шикарный дом, возьмем 50 бабушек, а через время их родственники скажут мне, что они не могут или не хотят платить за их содержание. Куда я дену стариков? Допустим, буду судиться лет 10, но бабушек тем временем кормить каждый день нужно и персоналу платить тоже. Вот это испугало меня, потому от этой затеи я отказалась.
Сейчас «Турбота про літніх» занимается подготовкой волонтеров не только для помощи одиноким людям на дому, но и для мониторинга госучреждений, отстаивания своих прав на достойную старость. Сколько у вас сейчас волонтеров?
У нас по всей Украине около 1500 волонтеров и они могут делать очень многое потому, что свободны и независимы. Например, в третьей больнице Киева не было флюорографа, и наша 76-летняя София Кузьминична решила добиваться его покупки. Она написала письма всем, включая министерства - чиновников просто достала. В итоге флюорограф купили и установили, но вот беда – ставку к тому времени сократили. София Кузьминична опять начала писать письма и выбила ставку. Звонит она мне и говорит: «Я их всех победила». «Вы уверены?», - переспросила я. «Уверена. Главврач звонил, сказал, что мамограф поломался».
Где вы находите таких, как София Кузьминична?
Такие люди на вес золота. На самом деле мы с треском провалились на Востоке – волонтеры не хотят работать.
Средний портрет нашего волонтёра – женщина, 50 и старше лет с высшим образованием, имеющая семью и детей. Иногда они хотят отдать людям долг, а есть те, кто просто хочет заполнить душевную пустоту – чувствовать любовь и что в них нуждаются.
Волонтёры приходят к вам сами?
Чаще всего срабатывает сарафанное радио: когда бабушки объединяются и помогают своим соседям. Так в Житомире два экс-бухгалтера отбили квартиру третьей у банка. Как мы только не ищем новых волонтёров: и фильмы снимают о нас, и радиопередачи, и статьи в газетах выходят. Только вот после этого нам поступает куча звонков с просьбой о помощи, а не предложением помочь. У нас культура помощи не выработалась ещё. Так что волонтёров у нас мало, но зато они - лучшие люди.
И постоянные, что в благотворительности особенно важно.
Понимаете, это мы с ними долго. Они с нами нет. Они стареют и уходят. Пришла к нам бабушка в 65 лет, мы ее обучили, она лет пять поработает, а потом выходит в тираж – старенькая слишком. Так что мы постоянно ищем новых людей.
А молодежь?
Молодежь занята, она помогает нам во время акций. Им не всегда хватает мудрости и терпения – сперва от бабушек нужно выслушать истории из их молодости, а затем жалобы на жизнь. Иногда и сами бабушки ребятам не доверяют: «Дитину мені прислали, що ж вона може». Да и бабушек иначе встречают, когда они заходят в госучреждение. Работа с пожилыми волонтёрами – это адский труд. Их нужно любить и правильно направлять. Мы часто спрашиваем у полиции о тех, кто постоянно пишет кляузы. Потому, что если таких направить в нужное русло, они будут приносить пользу. Бабушек нужно использовать в общественно-полезных целях потому, что бабушки – это мирный атом.
