«На моих глазах раздевали, били: люди истерически смеялись, видимо, сходили с ума, становились за несколько минут седыми. Грудных детей вырывали у матерей и бросали вверх через какую-то песчаную стену, всех голых выстраивали по два-три человека и вели на возвышенность к песчаной стене, в которой были прорезы. Туда люди входили и не возвращались»…
Это – воспоминания актрисы Дины Проничевой, вместе со своими родителями отправившейся 75 лет назад на угол Мельниковой и Дягтеревской улиц оккупированного Киева в соответствии с приказом немецкого командования:
«Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 28 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской (Дягтеревской) улиц (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги и ценные вещи, а также теплую одежду, белье и прочее. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян».
Авторы издания «Без строку давності... Трагедія Бабиного Яру» так описывают этот последний путь многих сотен и тысяч человек: «Под выкрики: Шнель! Шнель!», под громкий хохот «цивилизаторы» спускали собак, жестоко били обреченных, подгоняя к тому месту, где с них срывали одежду, забирали драгоценности, продовольствие, документы. Совершенно голые мужчины, юноши, женщины, девушки, люди пожилого возраста и дети под присмотром охранников становились на край глубокого рва и расстреливались из пулеметов».
Расстрелы проводились на большой площадке, дальний конец которой был ограничен отрогом яра, подходившим к самой кладбищенской ограде. Именно здесь велели раздеваться догола и затем через промоины в стенках яра спускаться вниз. Внизу ждали расстрельные команды. За два дня, по подсчетам самих палачей, был расстрелян 33 771 человек. К вечеру 30-го склоны яра подорвали, а на следующий день привезли военнопленных из концлагеря на Керосинной, и они разровняли дно.
Вот так описывает эти страшные события еще одна чудом спасшаяся из оврага смерти женщина, Елена Бородянская-Кныш. Она с ребенком пришла к Бабьему Яру, когда было уже совершенно темно:
«С нас сняли верхнюю одежду, забрали все вещи и, отведя вперед метров на 50, забрали документы, деньги, кольца, серьги. У одного старика начали вынимать золотые зубы. Он сопротивлялся. Тогда немец схватил его за бороду и бросил на землю, клочья бороды остались в руках у немца. Кровь залила старика. Мой ребенок при виде этого заплакал… Она была терпеливым ребенком — шла молча и вся дрожала. Ей было тогда четыре года. Всех раздевали догола. Около 12 часов ночи раздалась немецкая команда, чтобы мы строились. Я не ждала следующей команды, а тотчас бросила в ров девочку и сама упала на нее. Секунду спустя на меня стали падать трупы, затем стало тихо. Прошло минут пятнадцать — привели другую партию. Снова раздались выстрелы, и в яму снова стали падать окровавленные, умирающие и мертвые люди. Я почувствовала, что моя дочь уже не шевелится. Я привалилась к ней, прикрыла ее своим телом и, сжав руки в кулаки, положила их ребенку под подбородок, чтобы девочка не задохнулась. Моя дочь зашевелилась. Я старалась приподняться, чтобы ее не задавить. Вокруг было очень много крови. Расстрел ведь шел с 9 часов утра. Трупы лежали надо мной и подо мной».
То, что зверства фашистов были бесчеловечны – это очевидность, которую не станет отрицать ни один здравомыслящий человек. Однако в очередную годовщину трагедии Бабьего Яра хочется рассказать и о том, как не менее бесчеловечно и подло советская власть уничтожала даже напоминание об этом страшном преступлении. В конце 50-х годов власти приняли решение полностью сравнять Яр с землей.
«Бабий Яр перегородили плотиной и, стали в него качать по трубам пульпу с соседних карьеров кирпичного завода. По оврагу разлилось озеро. Пульпа – это смесь воды, и грязи. По идее грязь должна была отстаиваться, оседать, а вода стекала через плотину по желобам. Я ходил туда и потрясение смотрел на озеро грязи, поглощающее пепел, кости, каменные осыпи могильных плит. Вода в нем была гнилая, зеленая, неподвижная, и день и ночь шумели трубы, подающие пульпу. Это длилось несколько лет. Плотину подсыпали, она росла, и к 1961 году стала высотой с шестиэтажный дом», – описывал свои впечатления коренной киевлянин, писатель-документалист Анатолий Кузнецов в своем романе «Бабий Яр».
13 марта 1961 года плотина рухнула. «В 8 часов 45 минут утра раздался страшный рёв, из устья Бабьего Яра выкатился вал жидкой грязи высотой метров десять. Уцелевшие очевидцы, наблюдавшие издали, утверждают, что вал вылетел из оврага как курьерский поезд, никто убежать от него не мог, и крики сотен людей захлебнулись в полминуты», – пишет Кузнецов.
«Толпы людей вмиг были поглощены валом. Люди, бывшие в трамваях, машинах, – погибали, пожалуй, не успев сообразить, что случилось. Из движущейся вязкой трясины, вынырнуть или, как-либо барахтаясь, выкарабкаться было невозможно. Дома по пути вала были снесены, как картонные. Некоторые трамваи покатило и отнесло метров за двести, где и погребло. Погребены были трамвайный парк, больница, стадион, инструментальный завод, весь жилой район», – описывается в романе.
Но самым страшным было то, что советская власть безжалостно замалчивала и эту трагедию, безжалостно расправляясь с незадачливыми свидетелями. Сразу после обрушения плотины милиция оцепила район и следила, чтобы никто не фотографировал. Место катастрофы, очень оперативно было обнесено высокими заборами, движение по улице Фрунзе закрыто, остатки трамваев накрыты железными листами, трассы гражданских авиалиний изменены, чтобы самолеты не пролетали над Куреневкой, и нельзя было сфотографировать с воздуха.
Однако «специалисты по зачистке» не унялись и после этого. В 1962 году началась третья попытка уничтожения памяти о фашистском злодеянии. На Бабий Яр было брошено огромное количество техники – экскаваторов, бульдозеров, самосвалов, скреперов. Грунт был частично водворен обратно в Яр, а частью распланирован на месте погибшего района. Бабий Яр был все-таки засыпан, и через него проложили шоссе.
В каком-то смысле эта ситуация даже символична: наследники тех, кто всеми правдами и неправдами пытался уничтожить память о реальных фашистских преступлениях, и тем самым фактически оказался союзником фашистов как минимум в части расчеловечивания погибших, сегодня эксплуатируют память об этих зверствах, чтобы очернить своих жертв. Страна-агрессор, захватившая чужую территорию и спровоцировавшая войну путем лжи, пропаганды, запугивания людей совершенно невообразимыми мифами и архетипами из прошлого, использует для обвинений жертв своей агрессии кадры войны – войны, которой без нее никогда бы не возникло!
И потому нам, как любят говорить российские пропагандисты, действительно нельзя позволять искажать историю. А значит, важно помнить не только о самих преступлениях, но и о том, как варварски, ценой человеческих жизней, уничтожалась память об этих преступлениях. И о том, как спустя годы эта память вновь начала эксплуатироваться для того, чтобы пролить новые реки невинной крови в совершенно бессмысленной войне.