Выйти из русла официальности кураторам было несложно: роль министерства в организации Биеннале сводилась к выделению денег (не покрывших и половины бюджета). Отходя от модели ручного управления культурой (что не может не радовать), чиновники минкульта по сути ограничились функцией кассового аппарата в сочетании с амплуа свадебного генерала на презентации проекта. Об институциональной поддержке организаторов речи не шло, и в результате они остались один-на-один в диалогах с Харьковской городской администрацией и прочими инстанциями. Уровень этих диалогов был таков, что разговор зачастую приходилось начинать с объяснения, что такое биеннале вообще и зачем эта конкретная Биеннале нужна городу. В котором, как мы помним, нет адекватной площадки для презентации большой выставки современного искусства.
Вся эта непростая организационная кухня, безусловно, повлияла на конечный результат. В общем и целом, выставка получилась несколько сыроватой, собранной наспех: в гостинице Харьков (одной из основных локаций) монтажные работы все еще продолжались во время открытия, а широко разрекламированная локация в Госпроме вообще не успела открыться вовремя. И, тем не менее, а частично и благодаря этому, Биеннале в результате оказалась удивительно живой и однозначно интересной.
Основная часть Биеннале разместилась на двух этажах гостиницы Харьков. Это огромное здание уже много лет стоит закрытым в аварийном состоянии, образовывая своеобразную пустоту, минус-присутствие в самом центре города. Таких мест-лакун в Харькове немало, и, в отсутствии готовой площадки для выставки, кураторская команда (Анастасия Евсеева, Дарина Скринник-Мыська, Борис Филоненко) проделала серьезное урбанистическое исследование, размещая в этих местах арт-проекты, которые подчеркивают их выпадение из тела города. Сюда можно отнести территорию университетской обсерватории, вырванную забором из публичного пространства парка Шевченко (там разместилась site-specific инсталляция Андрея Хира «Ghosti», представляющая собой симпатичный набор уличных кресел и лавочек, которыми невозможно пользоваться).
Сюда же относится здание Госпрома – визитной карточки Харькова, – абсолютно недоступное для горожан (хоть и с опозданием, там открылся проект «Архив отсутствует» Виктории Дорр и Томаша Гажлински, фиксирующий в режиме реального времени их исследовательское путешествие из Ужгорода в Харьков). К этому набору мест можно отнести и Харьковский художественный музей – хоть и формально открытый для публики, он представляет собой мертвое пространство, застывшее в самовоспроизводстве (там проходит серия однодневных интервенций Кати Бучацкой, объединенных названием «Вчера этого не было»: как бы случайно оставленные в музее предметы имитируют присутствие фантомных посетителей и соревнуются с архаичной экспозицией заведения за статус произведения искусства).
«Пустое место» гостиницы Харьков кураторы доверху заполнили смыслами – там разместилось сразу 28 проектов. Основная концепция биеннале – «Здається, я захожу в наш сад» – здесь прочитывается не сразу, но зато однозначно ироничный отклик вызывает предшествующая ей строка из кураторской экспликации: «Це не руїна навкруги». Потому, что вокруг самая настоящая руина. В буквальном смысле, экспозиция размещена в полуразрушенных коридорах и залах со следами ампирного шика на потолке и колоннах, из которых торчат трубы, с остатками кафеля и отсутствующим полом. А вид запаркованной зазаборенной центральной площади и чудовищной внешней рекламы за окнами помещения тоже вызывает не самые оптимистичные ассоциации. Сад в этой руине начинает прорастать постепенно, по мере знакомства с представленными работами.
Экспозиция разворачивается, отталкиваясь от условного экологического блока, к которому можно отнести «Временный список» Егора Анцыгина (перечень видов флоры и фауны Харьковской области, который художник на протяжении многих часов выписывал мелом на досках), и очень зрелищную инсталляцию «Фрагменты организмов» Василины Буряник (аквариум с кусками текстиля, которые одновременно напоминают мусор, засоряющий океаны, и причудливых вымирающих животных), и эффектную интервенцию «Возвращение» Богдана Локатыра и Маргариты Журуновой (художники разместили древесные грибы-паразиты на потрепанных стенах гостиницы, что можно прочитать как ироничный комментарий к расхожему выражению «город-сад»).
Тему города и его пограничного положения по отношению к природе и людям подхватывают картина «Подарок городу» Люси Ивановой (одна из немногих живописных работ Биеннале, она отсылает нас к ситуации животных в Киевском зоосаде), фото-аудио-инсталляция «Сказочные замки Донецка» Андрея и Лии Достлевых (погружает нас в память о городе, которого не было) и графическая серия Анны Ходьковой и Кристины Ярош (представляет антиутопичный образ города, приправленный обаятельным черным юмором художниц).
Эту мрачную тональность продолжает тема войны: тут безусловно вспоминается, что Харьков находится в 40 км от границы. Сюда можно отнести два стрит-арт проекта («Монумент надежды» Сергея Радкевича и «Биография» Дениса Метелина) – оба удачно интегрированные кураторами в выставочное пространство, и проигрывающую им в своей буквальности инсталляцию «Годовой отчет» Евгения Чернышова (мишень, собранная из гильз, отстрелянных на киевских полигонах), и еще более буквальный проект «Зимнее садовничество» Сергея Григоряна (хлипкого вида теплица в форме танка с чахлыми ростками растений внутри).
Самым сильным высказыванием на тему войны стала, пожалуй, скромного размера тотальная инсталляция Даниила Ревковского и Андрея Рачинского, размещенная в двух подвальных комнатушках ЕрмиловЦентра – второй основной локации Биеннале. Изначально тандем художников планировал представить работу о проблеме мигрантов, однако в процессе взаимодействия с локацией проект видоизменялся буквально на ходу – и в результате прозвучал уже как откровенный комментарий к заброшенности индивида (художника) в ситуации войны – с визуальными отсылками к культовому фильму Копполы «Апокалипсис сегодня».
Тему индивида и памяти, через апелляцию к телесности, продолжает массивная инсталляция «Моя игра» Ольги Кузюры, занявшая центральную часть пространства ЕрмиловЦентра. Огромная форма, собранная из репейника, размещена между бетонными колоннами. Она создает препятствие и блокирует пространство галереи – и в то же время воспринимается как что-то теплое и естественное. Подобным образом взаимодействует со зрителем инсталляция «Времыши» Константина Зоркина: также собранная из растительного «садового» материала (дерева), она одновременно отталкивает острым частоколом поверхности – и приглашает затеряться в недоступном лабиринте.
В общем и целом, насыщенная разноплановыми смыслами основная программа Биеннале не дает собрать себя в единое высказывание. Возможно, на это повлияла сама история конкурса кураторских концепций: по не совсем понятным причинам, комиссия хотела сформировать группу именно из трех кураторов (вероятно, по аналогии с прошлой Биеннале, которую курировало трио: Лизавета Герман, Мария Ланько, Катерина Филюк). В результате в финал вышли две концепции, которые пришлось объединять в единое целое. Тем не менее, выставка получилась интересной своей динамичностью и открытостью к интерпретациям.
Динамики добавляет и разноплановость представленных медиумов: традиционная для Украины живопись заявлена здесь меньше всего. Основное пространство кураторы предоставили разнообразным инсталляциям, но кроме них здесь есть видео-арт, перформативные практики, интервенции, графика и фотография. Продолжая контент-анализ выставки, можно отметить, что женщин здесь почти столько же, сколько мужчин, львовских художников почти столько же, сколько киевских, а харьковских значительно меньше. Около четверти отобранных художников проходили обучение в Польше (чаще всего это была стипендиальная программа Gaude Polonia). По словам кураторов, польское художественное образование учит художников мышлению – в отличие от украинского. И почти 2/3 молодых художников оказались старше 30 лет.
Впрочем, к категории возраста по отношению к искусству кураторы вообще относятся с большим скепсисом. Выражением этого скепсиса стала расширенная программа Биеннале с участием художников всех возрастов – от таких мэтров украинской художественной сцены как Павел Маков и Алевтина Кахидзе, до насыщенной и чрезвычайно интересной программы Детской Биеннале. Помимо экспозиции детских работ из студий Харькова, Львова и Киева, практикующих альтернативный подход к обучению детей (в сравнении с классическими «художками»), эта программа представит также и две исследовательские выставки: собрание детских работ современных украинских художников и архив рисунков харьковских детей 30-70х годов.
Весь этот массив событий реализуется за счет каких-то титанических сверхусилий кураторской и организационной команды Биеннале. В условиях хронического бюджетного дефицита и отсутствия артикулированной институциональной поддержки, эти люди показывают, что сад можно вырастить даже на руинах. Но нам очень хочется, чтобы в последующих Биеннале (если они последуют) человек с лопатой в руках мог бы быть просто садовником – и не совмещать эту роль с позициями строителя и могильщика.