Никита Лыськов: "Я вырос из отсутствия культуры в Днепре"

М.С.: В анимации, Никита, я профан.

Д.Б.: Я тоже.

Я себя профессионалом не считаю. Не люблю профессионалов.

Д.Б.: Почему?

Они повторяют какой-то достигнутый результат. Не могут ошибиться.

М.С.: Не могут? Или не могут себе позволить?

Ну да, всегда держат какой-то уровень. Мне нравится, когда люди все время экспериментируют. Делают иногда плохие фильмы, иногда хорошие.

Я признаюсь, что я страшный фанат «Кохання», посмотрела его три раза. Абсолютный восторг. Я поняла вдруг, что с помощью анимации можно рассказать про современное состояние дел лучше, чем с помощью дока. Для меня это было открытием. Как это все у тебя получилось?

Для меня просто в какой-то момент украинская реальность стала такой абсурдной, смешной и мультяшной, что, думаю, было уже готово все. Осталось нарисовать. 

Я много анимации смотрю. В этот раз очень ориентировался на эстонскую анимацию 90-х. Эстонцы тоже проходили процесс отрешения от Советского союза. И мне их фильмы кажутся очень современными.

Например Прийт Пярн и его фильм «Завтрак на траве» 1988 года. «Кохання» очень похож на него по структуре и по критике современности.

А вот, кстати, про структуру. У тебя же там нет сторителлинга. Почему?

Мне кажется, сторителлинг – это для художественного кино. Есть главный герой, за которым мы следим и которому сопереживаем. Для меня анимация – это какой-то отрезок времени, на протяжении которого зритель просто должен смотреть на экран. А ты, в свою очередь, должен делать все, что угодно – абстрактное, сюжетное, не сюжетное, – чтобы удержать зрителя. 

Лично мне скучна анимация, в которой я просто слежу за героем. Это можно сделать и в художественном кино. Зачем это делать в анимации? Я пытался делать то, что нельзя сделать в художественном кино, скажем так. В 14 минут игрового кино столько не впихнешь, это будет какое-то сумасшествие. А в анимации в 14 минут можно впихнуть столько, что это как полнометражный фильм получится по насыщенности информацией.

Есть ощущение, что когда пересматриваешь второй-третий раз все еще дополнительно распаковывается. 

Какая у тебя коммерция, ты можешь жить за счет того, что делаешь фильмы?

У меня был бюджет на «Кохання». А перед этим у меня были какие-то победы на фестивалях, с денежными призами.

Жизнь-мечта.

Ну я очень скромно живу.

Ты в Киеве живешь?

Нет, конечно нет. Я живу в Днепре, потому что там дешево. Есть свое жилье.

И там все выпукло.

Да, очень харизматичные персонажи. Но там очень мало культуры. Очень ее не хватает. 

Тут то же самое.

Нет, у вас тут перенасыщение.

Та где?

Вы не были в Днепре. Вы избалованы.

Расскажи про Анси.

Честно говоря, я не очень понял, почему вокруг него такая шумиха. Это просто очень коммерческое мероприятие, заточенное на раскрутку. Большая часть всего этого мероприятия – это анимационный кинорынок. Они строят такое трехэтажное здание, где каждая страна покупает свой угол, выставляет там все, что угодно. 

Украина тоже приезжает несколько лет. И ты прямо ходишь там, смотришь, кто-то написал придумал персонажей, разработал сценарий, хочет делать сериал, например. Типа – смотрите, смотрите, смотрите, дайте денег. Все очень коммерческое в той части.

Небольшой Конкурсный блок фильмов тоже странный. Перед этим я был в Загребе, на «Анимафесте», там тоже старейший фестиваль, второй после Анси. Он очень камерный, там тусовка аниматоров, все друг друга знают. Нет такой глобальности, как в Анси, такой рекламы сумасшедшей. Анси начался – в первый день они показали такой попсовый фильм, просто омерзительный. Все начали уходить, потом говорили «Анси продался, сколько же ему заплатили?» Это просто фильм про мальчика с девочкой, которые попали в кукольный мир Лего. Ну такое стандартное, просто ужасное.

Со сторителлингом.

Да просто это было уже сто раз, никто не смеялся ни разу. Видно было, что это чистая коммерция. Не знаю. Но само место офигенное. Горы, озеро.

В общем все говорили, что Анси overrated. Все туда ехали встретиться, сделать пикник, поговорить со старыми друзьями. Это прикольно. В каком-то кафе собирается толпа, пообщаться, познакомиться, визитками обменяться.

Д.Б.: А в чем специфика звука для анимации?

В звуке для анимации есть огромное пространство для творчества. Можно персонажей озвучивать разными странными шумами, всегда искать какие-то решения интересные. Там определенная музыка должна быть, не как в художественном кино. Все сконцентрировано, насыщенно. Атмосфера очень важна.

Я обратил внимание, что когда короткометражки анимационные появляются хитовые то там – одни и те же звукорежиссеры из одного фильма в другой переходят. В авторской анимации хороший звукорежиссер – это редкость и это большая находка встретить человека который услышит твой фильм.

М.С.: Для меня авторская анимация – мир, в который сложно проникнуть. Я все-таки выросла на «Черном плаще».

Конечно, у нас же мало каких-то ретроспектив, показов.

И как ты справляешься с тем, что то, что ты делаешь, увидят 10 людей?

То, что я делаю, увидят 10 людей? А почему 10?

Я утрирую. То что мы делаем, увидит, 20 людей.

Не знаю. Я просто сам удовольствие получаю от процесса. Мультик для себя делаю. Самому интересно смотреть его.

Д.Б.: При этом ты сказал, что задача – удержать зрителя перед экраном. Какой тогда зритель должен сидеть перед экраном? Любой? 

Хотелось бы, чтобы любой, конечно. Обычно – украинский. Сейчас я фильмы для украинцев делаю. 

М.С.: А «Я купил велосипед» был для кого?

Это, скорее, был такой простой прикол после универа, где я старался делать такие философские глубокие занудные мультики, а потом я просто решил погнать, поприкалываться, постебаться. Он несколько лет пролежал у меня на компьютере, я никуда его не отсылал. А потом думаю, отправлю, пусть посмотрят, поржут.

Да, помню, он стал открытием на «Молодости». Может быть как раз потому, что он не собирался ничего доказывать никому.

(смеется) Так и должно быть. Просто если это драйвово для меня, это будет драйвово и для других. 

Ты же делаешь фильм очень долго. Как ты сохраняешь энергию?

Это сложно. Под конец начинаешь ненавидеть все. Но есть какой-то момент, в который ты учишься отходить и смотреть со стороны, как зритель. Входишь в какое-то состояние. Как зритель смотришь – не работает. Приходится удалять кусок. Ну показываю еще друзьям какие-то материалы, тоже тестирую немножко. В фейсбук выкладываю рисунки. Если много лайков набирает – оставляю. (смеется)

Это отличный подход.

Мне кажется, это отличная тема – выкладывать в интернет, смотреть на реакции, фокус-группы такие проводить. 

То есть, ты за фокус-группы?

Да, у меня есть своя фокус-группа из моих подписчиков на фейсбук. 

Ну и как тогда не стать слишком зависимым от чужого мнения? Если ты, например, что-то совершенно новое делаешь?

Да, это проблема. Раньше много страдал от чужих мнений. Сейчас как-то проще стал относиться. Ну как-то уравновешивать пытаюсь: свое мнение и чужое.

Сейчас ты в какую сторону движешься? В смысле, какая у тебя пластичная идея? 

Мне хочется развивать современные украинские темы. Потому что это единственное, что мы можем предложить миру – это нашу реальность. Если я буду делать то, что делают европейцы, например, у меня не получится.

А что они делают?

У них очень свободное кино. Они запросто могут сделать фильм про насилие, про секс, про эмиграцию, про все, что угодно. Про ожившую вагину, например. А у меня цензор в голове живет советский, понимаешь? Он у нас у всех живет. Я с ним борюсь. Но я не смогу такое кино сделать здесь. Потому что они изначально свободны. 

Молодые ребята в 20 лет делают такое кино, что у меня челюсть отпадает. Я понял, что я точно так не смогу сделать. Поэтому я делаю по-своему, для вот этого окружения. Я был удивлен, что «Кохання» взяли в Анси – оказывается, это работает. Если ты какую-то частную историю свою рассказываешь, она будет интересна и другим людям, что-то экзотичное в ней для них может быть.

Но они поняли все?

Нет. В Анси меня часто спрашивали, а что это за новая голова вырастает у статуи в конце? “Опять Ленин? Кто это?” Я начал рассказывать, что это украинский Шекспир, они записывали: «Шевченко? Напиши, как пишется», гуглили, особенно одна девушка из Китая очень сильно расспрашивала, «кто такой Печник?».

Кстати! Даже у меня возник вопрос, кто такой Печник?

Это легенда Днепра. В городе на стенах появляется надпись «Печник» и номер телефона. Очень странно. И вокруг него образовалась легенда, никто не мог понять: кто это? Продает таким образом наркотики? 

Д.Б.: Кто-то звонил по этому номеру?

Да, мы позвонили. Оказывается, это просто человек, который делает печи. (смеется)

М.С.: То есть, он просто заспамил весь город саморекламой?

Да. Он так упоролся! Его ловят, выписывают штраф какой-то минимальный, и он продолжает дальше упорно писать на афишах, везде. Превратился в такого Бэнкси.

Он настоящий художник – вокруг него есть легенда, о нем все говорят. В инстаграме есть аккаунт, который кто-то ведет и фотки выкладывает.

Д.Б.: Я этого не знала, и считала эту историю с печником как универсальную для Украины, потому что в принципе у нас все пространство заплевано этими объявлениями, например, компьютерного мастера с фотками голливудских звезд.

М.С.: Мы как-то разговаривали с Сережей Мельниченко, он рассказал, как Дисней подпортил нам культуру визуальную. Ты что думаешь о Диснее?

Не знаю, лично я очень люблю Дисней. Они делали невероятные полнометражные фильмы в 40-60-х годах – рисованные, ручная работа на целлулоиде. Я абстрагируюсь от сюжета коммерческого, просто покадрово смотрю на анимацию, там высший пилотаж абсолютно, это золотой век анимации. Мне очень нравится «Фантазия», полнометражный фильм, абстрактный, под музыку. Это шедевр. У меня есть много книг мемуаров аниматоров со студии Диснея, это очень интересно и полезно читать. 

Из чего ты вообще вырос?

Из чего я вырос? Мне кажется, я вырос из отсутствия культуры в Днепре. (смеется) То есть, там настолько ноль, что это провоцирует что-то делать. 

Как возникло желание заниматься анимацией? 

Я же художник по образованию, окончил художественное училище в Днепре. Все было очень скучно – в 90-е еще было советское образование. Мне нравилось рисовать, но было не интересно. А потом появился интернет, я понял, что анимация – это следующий этап той же живописи. 

И где ты учился потом?

Ну здесь, в Карпенко-Карого. У Адамовича. 

Мне было 24 года, и я уже был после училища и знал, что я хочу делать. Но образование в Украине не построено таким образом, чтобы вдохновлять и раскрывать личность. Оно поубивало много талантливых ребят, просто никто не стал к ним искать подход, раскрывать их творческий потенциал. 

И ты решил после этого вернуться в Днепр?

Я пожил немножко в Киеве и понял, что я живу в спальном районе, таком же, как и Днепр, только я плачу намного больше денег и ничего не получаю от города, по сути. Вернулся в Днепр. 

Там у меня много друзей, пытаемся что-то делать в плане культуры. Там это нужно. Здесь столько мероприятий, фиг пробьешься сквозь эту инфостену, а там ты чуть-чуть что-то сделал, уже тебя все услышали, пришли, поддержали.

Д.Б.: Там есть заметные вещи – галерея Артсвит, фестиваль Конструкция. Это уже всеукраинского уровня истории. 

Их по пальцам можно пересчитать. 3-5 мест, но все очень стараются, все молодцы. 

То есть, какой-то движ все-таки есть.

Конечно, людям хочется культуры, особенно молодым. У художников все-таки художественное училище есть, и они пытаются что-то делать. Но сейчас там все очень плохо стало.

Как вообще выглядит художественная тусовка в Днепре?

У нас есть классная школа еще советских художников, много советских зданий, мы пытаемся все это сохранить, защитить. У нас скульптуру снесли недавно. 

Д.Б.: Мозаичную вот эту, Дніпровські Хвилі? 

Да, это вообще ужасная трагедия. Но это все из тех трагедий, которые людей объединяют. Сейчас идет работа, чтобы открыть культурный центр в Днепре при помощи европейцев. Если бы это получилось, было бы очень здорово. 

М.С.: То есть вы занимаетесь децентрализацией на самом деле. 

Конечно, она должна быть. Тот же Анси проходит в микрогородке туристическом. А это огромный, очень важный фест.

Д.Б.: Есть ли у аниматоров какая-то своя профессиональная среда, или это какая-то маленькая секта, где все в своих кельях сидят?

Да, все по своим углам. Ну, у нас нет авторской анимации по сути.

М.С.: Как ты думаешь, почему?

У нас нету этого прошлого. В совке все было зажато очень. У нас вообще нет абстрактной анимации. Нельзя было ее делать в совке. 

Ты же эту вселенную сначала придумываешь, а потом реализовываешь?

Лично я ее просто вижу вокруг. Современная реальность омерзительна бывает. В Днепре происходит дурдом, безвластие. Люди наркоманят, сбухиваются. Губятся. Для меня анимация – это больше эскапизм такой. Можно трансформировать ужас во что-то смешное, посмеяться. 

То есть ты считаешь, что не надо относиться серьезно к травмам, которые реальность там наносит?

Просто если я буду в это углубляться, то тоже не буду из депрессий вылезать и стану алкоголиком, как и многие в Днепре. Я пытаюсь в этой реальности найти что-то оригинальное. Но и в то же время не стать жертвой этой реальности. 

В Днепре трэш продолжается уже десятки лет. И государству как-то плевать на все –на отсутствие культуры, разрушение образования. Это ужас, люди ничего не умеют вообще. Никакой связи с реальностью. Фейк сплошной.

Но ты хочешь на это влиять?

Хочу об этом говорить, хочу тыкать пальцем на это. Потому что если молчат – соглашаются, значит. 

Но в то же время для тебя это питательная среда, как для художника?

Да. Если посмотреть на это отстраненно, это очень забавный мир, со своими законами. Если не стать его жертвой. Но это сложно.

Д.Б.: А что тебе помогает держать эту дистанцию?

Черный юмор, скорее всего. Надо на все это смотреть с точки зрения юмора, абсурда.

М.С.: Никогда не хотелось переехать во Францию, работать на каком-то проекте, сидеть в Анси, в горах?

Там люди очень классно живут, конечно, все такие довольные, улыбаются, стресса у них нету такого как у нас. Но вряд ли у меня там получится делать свои фильмы.

А работать на каком-то большом проекте простым аниматором?

Ну, это того не стоит. Я для себя решил, что буду жить там, где могу делать свои фильмы. Если могу их делать в Украине, я буду жить в Украине. Если смогу жить в Европе и делать там свои фильмы, буду с удовольствием жить в Европе. Но я пока не представляю, как это может быть. 

Никогда не хотелось тебе что-то снять игровое?

(смеется) Очень сложно мне с людьми общаться. Они все время делают все по-своему

Есть такая проблема.

(смеется) Поэтому меня очень раздражала работа с другими людьми.

Насколько я знаю аниматоров, как только у них наступает необходимость работать с кем-то третьим, они страшно мучаются и закрываются в своей комнате.

Да, аниматор – это такая профессия, где нужен полный контроль над всем. Ты рисуешь – ты контролируешь все полностью.

Д.Б.: Так ты контрол-фрик.

Возможно.

М.С.: То есть, ты делаешь что-то очень свободное – по форме, по мысли – но при этом ты одержим контролем этой реальности, да?

Да, я пытаюсь ее перенести из своей головы. Это очень сложно. В голове все такое прикольное. 

Насколько результат потом соответствует представлению?

Иногда совпадает, но очень редко, в одном случае из десяти. Анимация, наверное, все-таки действительно о том, чтобы показать другим людям, что у тебя в голове. 

Как ты к VR относишься, кстати?

Пока мне кажется, что там много насилия над зрителем. На тебя надевают этот шлем и ты не убежишь оттуда, все, ты в шлеме, ты должен смотреть. Сейчас на фестивалях в конкурсе появилась VR-анимация. И в Загребе была, и в Анси. Я пытался смотреть, но пока мне не очень. Меня пока короткометражная анимация устраивает, мне кажется, этот формат еще не устарел. 

В то же время ты говоришь, что твоя задача – удержать зрителя перед экраном любым способом.

Да, но легальным способом. (смеется) Не как в “Заводном апельсине”. Нужно сделать так, чтобы зритель сам оставался и смотрел.

Как ты относишься к этому моменту соревновательности фильмов? К вынужденой эксклюзивности, когда ты должен хранить фильм только для показов на фестивалях какое-то время?

Когда ты побеждаешь на фестивале, это хороший инфоповод, который помогает фильму выскочить из всей массы. А с другой стороны, в искусстве не может быть соревнования. Это не спорт. Здесь все очень субъективно. Ну собрались пять человек, например, я с моими друзьями, и что мы решили, что этот фильм лучше, а этот хуже? Я что, имею право на это?

Но на большом экране фильм действует намного лучше, чем в интернете. Поэтому я за экранные показы.

Ты не хочешь преподавать? 

Я пытался преподавать, в Днепре делал школу анимации на шесть месяцев – на это мне как раз дал деньги фестиваль “Линолеум”. Но это был больше эксперимент, чтобы посмотреть, кому интересна анимация в Днепре, кто придет на занятия. Они были для всех – мы не делали упражнений каких-то, я только направлял, говорил: сделайте анимацию про дождь, или нарисуйте глаз. То есть, я хотел аматорское что-то такое, нестандартное.

Потому что когда человек обучается анимации, делает прыгающий мячик, маятник, стандартные упражнения, он учится и в то же время теряет себя.

То есть, в твоей формулировке «аматорское» – это «нестандартное»?

Ну авторское кино – это всегда что-то, идущее вразрез со стандартами. Надо аматорское сохранить в себе. Как-то умудриться пройти обучение и остаться тем, кем ты был перед этим. 

А что в себе аматорского ты сохранил?

Какой-то наивный взгляд на жизнь. 

В Днепре тебе это удалось?

(все смеются) 

Это в любом искусстве так. Надо как бы остаться немного дурачком необразованным. Хотя ты знаешь многое, но надо не дать себе стать жертвой правил.