«Народ» против искусства: капитуляция музея Гуггенхайма
В Америке продолжается противостояние арт-институций и «общественного мнения» - очередной раунд закончился со счетом 1:0 в пользу последнего. Не успел отшуметь скандал вокруг выставки Даны Шутц в Бостонском институте современного искусства, как разгорелся новый, в центре которого оказался Нью-йоркский музей современного искусства Соломона Гуггенхайма. Его новая экспозиция - еще до своего открытия - стала объектом нападок со стороны зоозащитников.
Выставка «Искусство и Китай после 1989 года: театр мира» демонстрирует работы 150 современных китайских художников, созданные после окончания холодной войны и до 2008 года. Среди множества арт-объектов, посвященных темам глобализации, насилия, угнетения и контроля, возмущение вызвали три работы, в которых так или иначе были задействованы животные. Наибольший резонанс получила видеодокументация перформанса Пэн Юй и Сунь Юаня «Собаки, которые не могут коснуться друг друга», состоявшийся в 2003 году в Пекинском музее современного искусства «Сегодня».
7-минутный ролик показывает нам несколько пар бойцовых собак, помещенных на беговые дорожки. Животные пытаются броситься друг на друга – но не могут сблизиться, поскольку их удерживают ремни безопасности. Две другие работы упоминались активистами не столь активно – видимо потому, что в них задействованы не собаки, а другие животные, которых не так жалко (инсталляция «Театр мира» Хуан Юн Пина (1993) представляет собой террариум, в котором рептилии, амфибии и насекомые пожирают друг друга на глазах у зрителей; видеозапись перформанса Сюй Бина «Исследование перехода» (1994) показывает жизнь двух татуированных свиней в загоне, наполненном книгами). Тем не менее, все три работы активисты потребовали снять с выставки – петицию об этом подписали почти 800 тыс. любителей животных.
Претензия зоозащитников к музею заключалась в том, что институция легитимизирует насилие над животными, включая в экспозицию подобные работы. Кроме того, неравнодушные зоолюбители (среди них есть вполне уважаемые специалисты гуманитарной сферы) постоянно апеллировали к убеждению, которое представляется им аксиомой: изображение эксплуатации животных «не является искусством» или же – в альтернативном варианте – «является плохим искусством».
Сначала музей Гуггенхайма выпустил заявление в защиту работ и своей экспозиции, указав, что эти провокационные произведения исследуют и критикуют системы власти и контроля – животные символизируют унижение человеческого достоинства в совсем недавней истории Китая. Однако впоследствии институция постановила снять с выставки три спорные работы. Это решение музей назвал вынужденным отказом от свободы выражения и объяснил исключительно заботой о безопасности сотрудников (поскольку те неоднократно получали угрозы). Тем не менее, официальные представители институции не подтвердили для прессы, что обратились в полицию в связи с поступившими угрозами. Реакция музея вызвала ряд негативных отзывов в прессе и художественном сообществе. Их можно суммировать заявлением китайского художника и диссидента Ай Вэйвэя, курировавшего видеосоставляющую выставки: «когда художественная институция не может реализовать свое право на свободу слова, это трагедия для современного общества».
ХХ век подарил нам понимание того, что объект превращается в арт-объект через жест художника, который провозглашает его таковым, а так же через принятие этого жеста экспертным сообществом. Одной из составляющих такого сообщества является музей: он объединяет функции легитимизации и просвещения, объявляя условную кучу хлама инсталляцией и объясняя публике, чем этот хлам отличается от того, что валяется возле мусорных контейнеров. Однако капитуляция музея Гуггенхайма перед коллективной петицией говорит нам о том, что в ХХI веке роли меняются: теперь публика, мобилизируясь через интернет, может диктовать музею понимание того, что является искусством, парадоксальным образом объединяя угрозы с апелляциями к этике. И если раньше акции зоозащитников, ополчавшихся против работ Дэмьена Херста и Яна Фабра, воспринимались скорее как курьез, то теперь позиция музея создает опасный прецедент: институции запускают самоцензуру, чтобы предотвратить возможную негативную реакцию.
Так, в преддверии осенних торгов, аукционный дом Christie’s решил изменить текст лота гигантской инсталляции Херста, представляющей собой аквариум с живыми рыбами. В новом тексте говорится о том, что для монтажа инсталляции привлекли специалистов по аквариумистике, обеспечивших надлежащие условия для рыбок. Почти одновременно еще более радикальное решение принял Лувр: музей удалил из выставки в Садах Тюильри инсталляцию «Доместикатор» голландского коллектива Atelier Van Lieshout. Причиной такого решения послужила «откровенно сексуальная» природа работы, которая может быть неправильно истолкована посетителями. Пытаясь умиротворить свою публику, арт-институции идут по пути максимальной безопасности, меняя свободу на комфорт – пока что по выгодному курсу. Но, как подсказывает опыт, стремительная инфляция ценности высказываний таких институций абсолютно неизбежна.
Выставка в музее Гуггенхайма работает с 6 октября до 7 января.
Фестиваль молодых украинских художников: искусство понарошку
Держа курс на безопасность, украинское актуальное искусство не отстает от новейших мировых трендов. В сентябре в столичном Мистецьком Арсенале открылся Фестиваль молодых украинских художников – масштабный проект, организованный Министерством культуры. Чиновники привлекли к реализации события две главные художественные госинституции: Мистецький Арсенал и НХМУ; а непосредственными организаторами стало трио кураторок - Лизавета Герман, Мария Ланько и Катерина Филюк. Из 400 заявок, на выставку попало 67 проектов, рефлексирующих на заданную тему: «Сегодня, которое так и не наступило».
Фестиваль вывел в публичное пространство много новых интересных имен и представил работы в самых разнообразных форматах – от гигантской фотографии и перформативных практик, до камерных гравюр и миниатюрной скульптуры. Также было немало видеоработ, одна из которых – фильм «Светлоград» Алины Якубенко – стала своеобразным эпиграфом ко всей выставке. Снятый в жанре мокьюментари, фильм показывает альтернативную историю Лисичанска, который превращается в крупный мировой центр современного искусства. Такая «фейковость» вообще характерна для многих объектов, представленных на выставке, – будь то умышленный прием или спонтанное развитие событий.
Например, в процессе инсталляции работы Алексея Быкова «Легализация Подола», посвященной визуализации утопического пространства в центре Киева, сноп конопли пришлось заменить другими, более «легальными» растениями – чтобы не попасть под статью о хранении наркотических веществ. Интервенция Саши Курмаза в публичное пространство Киева тоже выполнялась строго в рамках закона: разбитый им автомобиль, припаркованный в неположенном месте, был куплен специально для этой акции (его останки можно увидеть на выставке). Фоторабота Мити Чурикова «We are here - Мы тут» является псевдодокументацией акции по захвату художниками здания Министерства культуры – постановочная оккупация происходила с ведома и под контролем сотрудников министерства.
Ироничное высказывание Чурикова о власти картинок и границе между реальностью и вымыслом поневоле становится в один ряд с другими подобными по форме высказываниями. Например, с недавней оккупацией немецкими художниками берлинского театра Фольксбюне в знак несогласия с джентрификацией Берлина, где дело дошло до открытого противостояния с полицией. Или же с чуть более давними событиями на киевском Майдане, когда активисты захватили и удерживали целый ряд правительственных зданий. В таком контексте – который можно бесконечно расширять разнообразными примерами из истории акционизма – многие работы молодых украинских художников выглядят по-стариковски осторожными.
Несомненно, говоря о сдержанности работ, стоит учитывать «государственный» формат мероприятия (который не может не радовать сам по себе – как свидетельство модернизации украинской культурной политики). Выполняя госзаказ, кураторы и художники «чтут уголовный кодекс» - и это прекрасно, ведь мы, в конце концов, стремимся в Европу. Но если перформер Остап Бендер ходил по самому краю закона, демонстрируя, к собственной выгоде, его абсурдные грани, то многие работы фестиваля до абсурдного толерантны и создают впечатление, что художники как бы играются в искусство понарошку.
Все эти неоднозначные впечатления от выставки заставляют внимательнее присмотреться к собственным противоречивым надеждам и ожиданиям. С одной стороны, курс на «европейские практики» нам очень приятен (тут можно вспомнить и впечатляющую в своей простоте инсталляцию Даниила Галкина «Поручни» в НХМУ, и бесплатные детские коляски, которыми можно было пользоваться во время выставки, и тот факт, что всем участникам фестиваля были выплачены гонорары); но с другой стороны, отправляясь на поиски утопического ненаступившего «сегодня», мы ностальгируем по отдельным рискованным и провокативным элементам наполовину выдуманного нами прошлого – которые, видимо, несовместимы с этим курсом.
Фестиваль молодых художников продлится до 29 октября.
7-я Московская биеннале современного искусства: выставка ни о чем
Еще одну выборку «безопасного» искусства продемонстрировала нам 7-я Московская биеннале. Мероприятие, вызвавшее огромный ажиотаж среди зрителей (в день открытия главную локацию буквально осаждали толпы арт-любителей), получило более чем прохладные отзывы критиков. Основной проект биеннале проходит в Новой Третьяковской галерее и включает в себя 155 арт-проектов от 51 художника из 24 стран. Параллельная программа демонстрирует еще 70 проектов, расположенных в различных музеях и арт-галереях города.
В этом году Биеннале покинул ее бессменный комиссар Иосиф Бакштейн – эту должность вообще упразднили, создав вместо нее экспертный совет. Приглашенным куратором выставки выступила Юко Хасегава – главный куратор Токийского музея современного искусства, в чей послужной список входит руководство Шанхайской и Стамбульской биеннале. Ее темой для московской выставки стала метафора «Заоблачные леса», объединившая виртуальный мир облачных технологий с реальным миром художника как ремесленника. Работы, представленные на Биеннале, касаются тем новой социальной экологии, пост-интернета, науки и техники. А главной звездой выставки стала певица Бьорк, чье творчество всегда тяготело к перформансу. Бьорк увлеклась современным искусством благодаря бывшему мужу, художнику Мэтью Барни (чьи работы тоже есть на Биеннале); на выставке можно увидеть ее инсталляцию Björk Digital, построенную на VR-технологии, которая походит скорее на аттракцион, чем на концептуальную работу.
Из тяжеловесов арт-мира, на Биеннале представлены работы Олафура Элиассона и Пьера Юига. Элиассон показывает свою новую инсталляцию «Пространство резонирует от нашего присутствия», собранную специально для этой выставки; художник обращается к своему любимому инструменту – свету, - используя в работе приборы для усиления сигналов маяка. Пьер Юиг предоставил для выставки видеоработу «Человеческая маска» 2014 года в модном жанре мокьюментари: короткий ролик рассказывает о Фукусиме после ядерной катастрофы, где в заброшенном ресторане обезьяна, одетая в маску традиционного японского театра, обслуживает несуществующих посетителей. Еще одно мокьюментари, представленное на Биеннале, - фильм Адель Абидин, - рассказывает о втором пришествии Майкла Джексона: его речь умело скомпилирована из частичек песен и интервью.
Главным новшеством куратора Хасегавы стал открытый конкурс на участие в Московской биеннале для российских художников; организаторы получили около 600 заявок, но в итоге были отобраны всего 9 участников: от уже распавшегося звездного дуэта Виноградова-Дубоссарского до относительно неизвестных художников Михаила Толмачева, Алины Гуткиной, Ильи Федотова-Федорова. Пожалуй, самым неожиданным стало открытие бурятского художника Даши Намадкова – ранее он работал преимущественно как скульптор и ювелир, но для Биеннале создал VR-инсталляцию «Что такое реальность?», которая переносит зрителей вместе со скульптурой художника на берег озера Байкал.
Как для события такого уровня, Биеннале получила на удивление мало публикаций в профильной прессе – видимо потому, что ни хвалить, ни ругать там особо нечего; как метко определил один из отзывов, выставка представляет собой «аккуратное вежливое высказывание на ряд общих тем». Чуть более радикально высказался художник Анатолий Осмоловский: «Для путинского режима, наверное, искусство и должно быть эквивалентом комнатного растения, желательно без колючек и сложностей в содержании. Так что эта биеннале идеально для него подходит».
Основная часть Московской Биеннале проработает до 18 января.
3-я viennacontemporary: новые галереи и IT- технологии
В конце сентября состоялась очень молодая, но крайне амбициозная ярмарка современного искусства viennacontemporary. Ярмарка проходит в Вене с 2015 года и специализируется на дебютирующих галереях Центральной и Восточной Европы, а также выгодно отличается своими демократичными ценами: работы начинающих художников там можно купить за €200. Каждый год viennacontemporary выбирает фокусный регион; в 2015 это была Болгария, в 2016 – страны бывшей Югославии, а в этом году – послевоенная Венгрия.
Организатор и владелец viennacontemporary – российский предприниматель и меценат Дмитрий Аксенов; тем не менее, из 110 галерей, собравшихся на выставке, российских – всего 4. В основном тут представлены европейские галереи, но попадаются и участники из Китая, Кореи и ОАЭ. Работ высокого ценового сегмента на ярмарке сравнительно немного; из звезд мирового контемпорари здесь отметился Герхард Рихтер (его картина стоит €1 млн.), Ян Фабр, Георг Базелиц, Бруно Джиронколи, Энтони Гормли, Аниш Капур и Марина Абрамович (фотоработы из ее новой серии продаются за €20-30 тыс.)
Из 500 художников, представленных на выставке, нашелся и один украинский. Уроженец Глухова, Aljoscha (Алеша) давно и прочно интегрировался в европейскую арт-сцену: он учился в Дюссельдорфе и Зальцбурге, и уже больше 10 лет постоянно живет в Германии. На ярмарке его инсталляцию выставила дюссельдорфская галерея Galerie Beck & Eggeling, открывшая в этом году филиал в Вене. Инсталляцию сложно не заметить – выполненная в фирменном стиле Aljoscha, который сам художник определяет как «биоизм» или «биофутуризм», работа довлеет над выставочным пространством, привлекая внимание ярко-красным цветом. В этом же стиле, совмещенном с концептуальным исследованием процессов декоммунизации в Украине, Aljoscha в 2015 году выполнил ряд cайт-специфических инсталляций из серии «Иконоклазм и Биоизм»: на протяжении двухнедельной поездки по стране художник разыскивал сброшенные памятники Ленина и других советских идолов и «проращивал» в них новые чуждые им арт-формы. Стоимость инсталляции Aljoscha попала в средний для viennacontemporary сегмент – ее оценили в €15 тыс.
Организаторы выставки амбициозно заявляют о своих планах: через 5 лет они рассчитывают войти в пятерку ведущих мировых арт-ярмарок. Для этого проект сделали как можно более заметным. За 4 дня ярмарка провела множество проектов по всей Вене, самым резонансным из которых стал первый в Австрии арт-хакатон. На этом форуме собрались IT-разработчики, чтобы сгенерировать новые технологические возможности для культурных институций Вены – в сферах продажи билетов, коммуникации с аудиторией, документирования арт-событий в цифровом формате. Теперь австрийские музеи и театры ждут предложения от стартапов, которые помогут активизировать культурную жизнь страны и превратить Вену в новый культурный центр Европы – а мы с интересом наблюдаем, как новую художественную карту мира создают уже не художники, а айтишники.
Джефф Кунс в дополненной реальности: первый случай виртуального арт-вандализма
Еще один свежий пример переплетения современного искусства с цифровыми технологиями предлагает нам Джефф Кунс. Именно его надувные собачки стали первым арт-объектом, перемещенным в дополненную реальность с помощью популярного мобильного приложения Snapchat. Разработчики планируют заполонить инсталляциями Кунса главные туристические места по всему миру: на данный момент их можно «поймать» в камеру телефона в нью-йоркском Центральном парке, возле Сиднейской оперы, на Елисейских полях в Париже и еще в 6 городах. Скоро Snapchat обещает добавить возможность сделать селфи рядом с виртуальной инсталляцией – что, несомненно, взметнет популярность приложения до небес.
Это не первый случай сотрудничества Кунса с цифровыми технологиями: несколько месяцев назад он, вместе с Мариной Абрамович и Олафуром Элиассоном, стал лицом новой арт-платформы виртуальной реальности Acute Art. Для этой платформы художник создал работу «Фрина»; с помощью специальных очков, он переносит зрителя в райский сад, где тот встречается с танцующей балериной. Ожившая скульптура выполнена на базе недавней работы Кунса, которая скандально прославилась в Украине как копия фарфоровой статуэтки украинской художницы Оксаны Жникруп. Но виртуальная собачка Кунса, инсталлированная с помощью Snapchat в Нью-Йорке, стала первым в мире объектом виртуального арт-вандализма.
Американский художник Себастьян Эрразурис создал разрисованную граффити виртуальную копию инсталляции Кунса и закрепил ее на тех же самых координатах в Центральном парке, что и «оригинал». Вандализированную собачку можно увидеть с расстояния не более 300 метров от этих координат с помощью бесплатного приложения ARNYC. Этим жестом Эрразурис решил привлечь внимание к приватизации общественного виртуального пространства корпорациями. По мнению художника, виртуальная реальность, в которой происходит большинство наших социальных взаимодействий, неуклонно становится нашей основной реальностью; параллельно с переходом человечества в пространство AR (дополненной реальности), происходит ее приватизация корпоративным конентом, предназначенным для манипулирования и контроля.
И пока жители Нью-Йорка решают, с какой из двух виртуальных собак сделать селфи, мы тоже можем по достоинству оценить этот кейс с вандализмом. Он наталкивает на мысль, что протестное искусство тоже начинает перемещаться в виртуальность, окончательно покидая нашу скучную недополненную реальность.