Еще до просмотра фильма интерес вызывает тот факт, что каннская «Золотая пальмовая ветвь» досталась комедии – довольно редкий случай для главной кинематографической награды (из других примеров навскидку вспоминается разве что «Криминальное чтиво» Тарантино и «Андеграунд» Кустурицы). Однако по мере просмотра становится ясно, что изначально комедийный сюжет в ходе своего развития трансформируется в полноценную социальную драму с элементами злого сарказма.
Построенный как серия больших эпизодов, фильм показывает нам несколько дней из жизни 40-летнего Кристиана (Класс Банг) – стильного и амбициозного профессионала арт-сферы, который живет в роскошных апартаментах, ездит на экологичной Тесле и курирует музей современного искусства. Заботы Кристиана – это заботы типичного буржуа XXI века, со скидкой на его вовлеченность в арт-индустрию: как раскрутить спонсоров на финансирование музея, как пропиарить новую инсталляцию, как вернуть украденный у него смартфон. Все эти мелкие личные драмы главного героя разворачиваются на фоне декораций, в качестве которых попеременно выступают то музей (и высшее общество, вхожее на его презентации), то дом в неблагополучном квартале и множество нищих и бездомных мигрантов, приехавших в Стокгольм.
Название фильма совпадает с названием инсталляции, которую Кристиан купил для музея на первое крупное пожертвование: «Квадрат» действительно представляет собой квадрат пространства, ограниченного линией из металла, который размещается в музейном зале на поверхности, имитирующей брусчатку условной европейской площади. Эта инсталляция – арт-проект самого Эстлунда, который режиссер представлял на площадях разных городов Швеции и Норвегии еще в 2015-м году. Идея проекта – создать в публичном месте утопическое пространство гуманизма, равенства и справедливости, где каждый попросивший о помощи обязательно получит ее от своего соседа.
По словам героя фильма Кристиана, «Квадрат»-инсталляция базируется на идеях Николя Буррио – французского искусствоведа, который ввел в обиход концепцию «искусства взаимоотношений», в рамках которой смысл арт-объекта не навязывается зрителю, а рождается в процессе взаимодействия с ним. По словам же самого режиссера, «Квадрат»-фильм базируется на социальном эксперименте 1973-го года, в рамках которого принстонские студенты-теологи после лекции о Добром Самаритянине попадали в смоделированную ситуацию столкновения с человеком, нуждающимся в помощи. Как можно догадаться, лишь 10% невольных участников эксперимента не проходили мимо.
В фильме Кристиан попадает в похожую ситуацию: на площади (слово Square, название фильма, означает как «квадрат», так и «площадь») он становится свидетелем сцены насилия, в которую вовсе не спешит вмешиваться, пока его фактически не принуждает к этому еще один прохожий. В результате сцена оказывается разыгранной мошенниками, которые крадут у Кристиана его смартфон и кошелек. В ходе развития событий, «публичная» версия Кристиана-идеалиста, с обезоруживающей спонтанностью рассказывающего на презентации новой инсталляции о доверии, равенстве и взаимовыручке, все больше расходится с «приватной» ипостасью Кристиана-циника: его спонтанность оказывается тщательно отрепетированной, он пытается спихнуть на подчиненного грязную работу по выслеживанию мошенников и весьма пренебрежительно относится к нищим мигрантам-попрошайкам. И даже в финале, когда Кристиан принимает сложное для себя решение попросить прощения у маленького мальчика-мигранта, в чью жизнь он случайно влез не самым лучшим образом, его видео с извинениями оборачивается пафосной апологетической речью о кризисе доверия, где он пытается выгородить себя под соусом «не мы такие – жизнь такая».
Дистанция между теорией и практикой в жизни главного героя дублируется в той же дистанцией в пространстве музея современного искусства, где Кристиан работает куратором. Эстлунд красноречиво разместил музей в здании Королевского дворца, назвав его X-Royal; один из первых эпизодов фильма – это демонтаж скульптуры шведского короля на площади перед музеем (напомним, что Швеция – это монархия). Символически ставя искусство в позицию власти над обществом, режиссер подает нам пространство музея как территорию победившей толерантности: здесь никого не раздражает орущий младенец на деловых переговорах, сотрудница приходит на работу с собачкой, дедушки в смокингах раскованно сидят прямо на ступенях, а бабушки в бриллиантах отжигают на вечеринке наравне с молодежью. Здесь даже посетитель с синдромом Туретта, выкрикивающий оскорбления в адрес сотрудницы музея и мешающий диалогу с художником (который срисован с Джулиана Шнабеля с его вечной пижамой), вызывает не возмущение, а лишь сочувствие других зрителей. А музейные проекты – такие, как инсталляция «Квадрат», – говорят исключительно о важных проблемах гуманистической направленности. Но с кем они говорят?
Ведь в то же время, музей предстает перед нами как выхолощенный проект, нацеленный исключительно на самовоспроизводство, а не на производство смыслов (вспомним концепцию Буррио). Охранники музея довольно снобистски отправляют случайных туристов в сторону популярных достопримечательностей, поскольку уверены, что в музей они зашли по ошибке. Не удивительно, что его огромные залы пустынны – в комнате с инсталляцией из нагромождения стульев (собранной, видимо, по мотивам известной работы колумбийской художницы Дорис Сальседо, посвященной проблеме мигрантов), на фоне которой разворачивается стычка между Кристианом и его случайной пассией, кроме героев присутствует лишь одинокая «музейная бабушка». Узнав, что уборщик случайно повредил инсталляцию из пирамидок гравия (отсылающую нас к работам американского пионера ленд-арта Роберта Смитсона, которые говорят о сложных взаимоотношениях между природой и культурой), Кристиан принимает решение не сообщать об этом инциденте страховой компании, а просто собственноручно восстановить арт-объекты по фотографиям – никакого пиетета по отношению к работе художника он не испытывает.
Музей наполняется лишь во время презентаций и приемов, на которых его сотрудники собирают прессу и спонсоров – ведь от них напрямую зависит финансирование институции. Да и в интервью с журналисткой Кристиан прямо говорит о том, что главный вопрос, который занимает его как куратора – это финансовый вопрос. В отсутствие Кристиана, его сотрудники решают выстроить промо-кампанию новой инсталляции по принципу вирусного маркетинга – и получают в результате ролик, где маленькую белокурую девочку разносит взрывом прямо на территории «Квадрата». Ведь по мнению пиарщиков, произведению искусства приходится соревноваться за место в эфире не с другим произведением, а со стихийными бедствиями и катастрофами, внимание же прессы может привлечь лишь скандал, а вовсе не призывы к гуманности и эмпатии. В итоге ролик собирает тысячи просмотров, журналисты требуют крови, на решение Кристиана обрушиваются с критикой, потому что видят в этом попытку цензуры, но в результате скандала, информация о «Квадрате» все-таки оказывается на первой полосе всех газет города.
Еще один говорящий эпизод – это сцена с торжественным обедом, организованным музеем для почетных спонсоров и vip-персон, где в качестве десерта подали перформанс человека-обезьяны Олега Рогозина – явный намек на украинского перформера Олега Кулика и его знаменитый образ человека-собаки (в 1996-м Кулик на выставке в Стокгольме бросался на посетителей, кусал их, и был избит шведским куратором). В перформансе сквозит тот же посыл, что и в промо-ролике к инсталляции: сколько требуется бесчеловечности, чтобы достучаться до нашей гуманности? Участники светского раута стыдливо опускают глаза, пока перформер, перевоплотившийся в обезьяну, издевается над женщиной (перформера гениально сыграл Терри Нотари, который разрабатывал движения для «Планеты обезьян»). Гости мероприятия вмешиваются лишь в последний момент – но их гуманизм реализуется в виде зверского избиения артиста.
«Квадрат»-фильм рисует нам картину полного фиаско «Квадрата»-инсталляции, и – шире – всего проекта современного искусства как территории критичности во имя гуманности. Он безжалостно высмеивает современную Европу с ее фальшивыми ценностями, которые увеличивают социальную пропасть между людьми, и показывает абсурдность попыток воззвать к власть имущим посредством финансируемых ими же критических институций.
Но в то же время, он позволяет каждому из нас узнать себя в главном герое, с его сомнительными моральными выборами, а также транслирует некоторую ностальгию по моральному колониализму недавнего прошлого – тем самым высоким принципам, которое могло себе позволить шведское общество до того, как его накрыло девятым валом иммиграции. Быть гуманистом легко лишь на территории четко очерченного Квадрата, отгородившись им от неудобных людей и их проблем; но совсем не просто включить в этот квадрат хотя бы одну реальную городскую площадь (с мигрантами, мошенниками, местными жителями и туристами) – и оставаться гуманистом.