Двадцать девять лет назад 25 июля 1981 года милиционерам Краснопресненского района Москвы, которых массово бросили «на усиление мер по охране общественного порядка» в район Ваганьковского кладбища, позавидовать было сложно. Но вряд ли кто-то из тысяч людей, приехавших в ту жаркую субботу на Ваганьково, думал о милицейском дискомфорте. Равно, как вряд ли кто-то, из стоящих в бесконечной очереди ко входу на кладбище, размышлял над тем, что является участником беспрецедентного акта в новейшей истории СССР. Потому что в первую годовщину со дня смерти страна, по сути, во второй раз прощалась с Владимиром Высоцким. Возможно, это звучит дико и парадоксально. Мол, нельзя с умершим прощаться дважды. Но Советский Союз с момента создания как раз и был страной диких парадоксов. Смерть Высоцкого – один из показательных примеров.
Поскольку даже те, кому тридцать лет назад было восемнадцать, уже приближаются к полувековой черте, то маловероятно, чтобы более молодые сегодня помнили абсурдное лето 1980 года. А это было ох как круто. Олимпийские игры, проигнорированные западными странами в знак протеста против ввода советских войск в Афганистан. Зачистка Москвы от детей, бомжей и привокзальных проституток. Массовый выброс в свободную продажу финской колбасы «салями», финских же «Marlboro» и «Camel» и ядовито-желтого австралийского топленого масла в пятикилограммовых банках. Плюс негласный запрет на въезд в столицу СССР граждан собственной страны, не имевших московской прописки. Аккурат до того момента, пока ласковый олимпийский Миша не отбыл по воздуху в свой сказочный лес. Это действительно было круто. Следующие в московском направлении строго по графику пустые поезда и полное отсутствие билетов в кассах. И злые проводники, которые впервые в жизни не могли взять на борт «левых» пассажиров … И посредине этого разгула вражеские радиоголоса вдруг сообщают, что в Москве умер Владимир Высоцкий… Верить не моглось и не хотелось. Проверить было невозможно. Все эти «правды», «известия» и прочие «гудки» с «трудами» вместе с первым и вторым телеканалами и радиостанцией «Маяк» бодро вещали об удоях, медалях и урожаях. «Вечерняя Москва», разместившая крохотное сообщение в траурной рамке, была доступна по вечерам только в Москве. Но «Свобода», ВВС и «Голос Америки» были неумолимы: «Да, умер», «Да, в театре на Таганке отменены спектакли», «Да, похороны назначены на двадцать восьмое»… Но Москва закрыта, и по рельсам грохочут пустые поезда…
Так что первый раз с Высоцким смогли попрощаться лишь москвичи и «гости столицы». В день похорон, 28 июля, телевизор ничего не объясняя, вынужденно мельком показывал полупустые трибуны стадионов. Зато те, кому были доступны «голоса» знали, что проститься с Высоцким пришли более семидесяти тысяч человек. Что после смерти Сталина ничего подобного в Москве не было. Что власти сперва не разрешали похоронить Высоцкого на Ваганьковском кладбище, потому что у него нет никаких официальных званий. Что власти изо всех сил пытались «ужать» время прощания и похоронить поэта втихую. Что тех, кто пришел проститься с Высоцким к Театру на Таганке, выдавливали с площади поливальные машины, троллейбусы и конная милиция. А советские люди в центре советской столицы кричали советским милиционерам – фашисты!…
Так что, когда въезд в Москву вновь стал свободным, никто уже не запрещал проститься с Высоцким тем, кто не сумел это сделать год назад. Простоять несколько часов в той самой бесконечной очереди, змеящейся (если стоять лицом ко входу) вправо по длинному периметру раскаленной кладбищенской стены вдоль трамвайных путей, и исчезающей за поворотом. Выстоять под палящим солнцем только лишь для того, чтобы под милицейско-кгбшный речитатив - проходим, граждане… проходим, не задерживаемся… - молча второпях добавить свой букет к растущему в могильной ограде цветочному холму… Только лишь?... Ой ли…
Фото: www.playcast.ru
О феномене Высоцкого написаны десятки трудов, эссе, исследований, диссертаций и монографий. Но по сей день вопрос, а в чем же заключался секрет этого самого феномена так и остался без ответа. Никто так и не объяснил ту же интернациональность (нет, все же космополитичность) той же очереди к могиле поэта на Ваганьковском кладбище 25 июля 1981 года. Где, погибал от жары, но не сдавался весь Союз. От рижан и ташкентцев до тбилисцев и киевлян. Нет ответа на вопрос, чем все таки их всех так взял Высоцкий. Граждан единой, но в то же время столь разобщенной страны? Как сумел подмять под себя столь разных детей далеко не братских народов? Что это, реинкарнация пушкинского «Exegi monumentum», в смысле «Я памятник воздвиг себе нерукотворный»? С «ныне диким тунгусом» и калмыцким другом степей? Нет, ну, как же нужно было властям достать 160 миллионов человек, чтобы голос одного человека достиг до души каждого. Ну, ладно, дикие тунгусы вкупе с цивилизованными вильнюсцами или харьковчанами эти как бы свои. А при чем здесь тогда две пожилые француженки с одним скромным букетом полевых цветов на двоих. Которые наравне со всеми тоже отстояли на жаре не меньше четырех часов в этой интернациональной очереди? А как, кстати, объяснить то, что когда Высоцкий пел в Голливуде, у его ног сидела завороженная Лайза Минелли, которая ни слова не понимала по-русски, но была очарована не меньше, чем сотрудники одного из НИИ того же Северодонецка. Где Высоцкий как-то давал утренний концерт в один из своих дней рожденья… Голливуд то уж точно провести на мякине проблематично. А никто не знает, кстати, чем, был вызван коммерческий интерес японских продюсеров, выпустивших два диска Высоцкого в стране восходящего солнца?...
И это при том, что магия Высоцкого все же больше таится в слове, нежели в музыке. Ах, да, еще конечно можно вспомнить и о магии голоса. Хриплого надрывного крика, который на пределе выворачивал нутро наизнанку своим «чуть помедленнее, кони…»… Но все равно единого ответа нет. Да, и нужен ли он… Взял страну без единого выстрела, и ладно… Но неутомимые высоцковеды, подобно алхимикам смутных времен, продолжают поиск магического кристалла. Роют вниз и вверх. Влево и вправо. Грубо рвут динамит и аккуратно моют породу. Порой, не принимая во внимание предельно простые истины. Которые крайне сложно загнать в сухие академические схемы. Ибо в первую очередь речь идет о столь далеких от научных канонов понятий, как, скажем, смелость и искренность. Т.е. о смелости назвать вещи своими именами. Да еще и так, чтобы, как говорил сам Высоцкий, это сразу входило не только в уши, но и в душу…
Фото: samaratoday.ru
Если бы у власти в СССР были люди прозорливые, то им уже тогда стоило бы задуматься над происходящим. Попытаться понять, что же заставило тысячи (как им казалось) строителей коммунизма тратить субботний день на пустое (по их версии) многочасовое пребывание на солнце. Но поскольку кремлевские старцы, похоже, были твердо уверены, что подобная очередь может быть только к мавзолею, то все остальное в их понимании могло происходить либо от лукавого, либо по недосмотру КГБ. Равно как и всенародная любовь могла массово проявляться только к одному Владимиру – Ленину. А не к какому-то Высоцкому. Который, согласно их табели о рангах, вообще был никем. Ну, хотя бы имел звание заслуженного артиста РСФСР… А так, что? - Рядовой актер Театра на Таганке…
Правда, для кремлевских советский народ всегда держал наготове в кармане большую дулю. И прекрасно умел отличать зерна от плевел. Пусть те и были со знаком качества. Поэтому каждый концерт Высоцкого, которые проходили без анонсов и афиш, был аншлагом. Поэтому каждый фильм с его участием (пусть и не самый проходной) был кассовым. А магнитофонные пленки с новыми песнями Высоцкого разлетались по стране со скоростью сегодняшнего интернета. Страна была подсажена на Высоцкого, как наркоман на иглу. Но это была иная зависимость. Не глушащая мозг, как сегодняшняя попса, но чистящая извилины. Заставлявшая думать, и дающая возможность хоть изредка дышать полной грудью. Помнить (пусть ненадолго) о настоящем: чести, любви, достоинстве, справедливости…
Фото: www.proza.ru
Нет, ну, в самом деле. Возьмем, например, 1970 год. Со стороны казалось, что страна живет исключительно 100-летием со дня рождения В.И.Ленина. Сплошные транспаранты, почины и трудовые порывы. Подогреваемые творческим зудом народных и заслуженных творцов, ковавших бесконечные ленинианы, от которых было сложно укрыться даже в сельском сортире.
Вот, скажем, покоится на Ваганьковском кладбище неподалеку от Высоцкого такой себе композитор Серафим Туликов (урожденный Бобоедов). И народный. И заслуженный. И лауреат целой кучи премий, включая Сталинскую. И умер в 2004 году, в возрасте 90 лет. Оставив благодарным потомкам в том числе и музыку к знаменитой людоедской песне про Ленина со словами «Ленин в тебе и во мне». Но в 1970 Туликов-Бобоедов был еще жив и успешно обмузычивал такие шедевры, как «Зовёт Ильич с броневика», «Мы — люди ленинского века», «Я думаю о Ленине», «Ленин у нас на заводе» или «Мы завершим, товарищ Ленин», И имя этим Туликовым-Бобоедовым было легион.
Правда, Высоцкий, очень мешавший советским людям (по мнению Кремля) строить БАМ и коммунизм, в 1970-м написал больше, чем Туликов. Скажем «Песенку про прыгуна в высоту» с крамольными строчками «но свою неправую правую я не сменю на правую левую». Или явно антисоветскую «Песню о холере» - «Убытки терпит целая страна, но вера есть – все зиждется на вере. Объявлена смертельная война одной несчастной маленькой холере». А «Охота на кабанов», а «Веселая покойницкая», «А посещение музы»… Не говоря уже о «Беге иноходца» с этим вызывающим припевом «Я согласен бегать в табуне, но не под седлом, и без узды»… Ну, кто после этого будет дружно распевать хором на кухне под гитару оптимистическую «Ленин в тебе и во мне»?... Так что народ думал. А для любой власти типа советской такой народ всегда опасен. А, значит, источники смуты должны быть нейтрализованы. И нейтрализовывали. Кого клеймили в прессе. Кому не давали выступать. Кого-то лишали гражданства и высылали за границу.
На одном из множества сайтов, посвященных творчеству Высоцкого, приведен список его песен, выстроенный в хронологическом порядке. Примечания к песням, написанных Высоцким для кино, большую часть сопровождает отметка - «не вошла». Это была ассиметричная реакция власти на собственную беспомощность. Т.е. если не получается остановить магнитофонно-концертное цунами, то хотя бы нужно защитить от Высоцкого «важнейшее из всех искусств». В смысле, кино с телевидением. («Маленькие трагедии» и «Место встречи изменить нельзя» не в счет) С позиций власти, логика в этом, несомненно, имелась. Ибо, если представить, что все песни, написанные Высоцким для кино, попали бы на экран, то кто знает, насколько бы это ускорило распад пропитанного нигилизмом и диссидентством государства. Понятно, что спорно, но из девяти баллад, написанных Высоцким для фильма «Бегство мистера Мак-Кинли» в картину не вошли семь. Хотя кино было как бы против американского капитализма. Но, как известно, советские люди обладали повышенным умением читать между строк. Так что истинного адресата «Мистерии хиппи» - «Вранье ваше вечное усердие, вранье безупречное житье. Гнилье ваше сердце и предсердие, наследство к черту, все, что ваше, не мое»… не узнать было сложно. Ах, если бы тогда с экранов советских кинотеатров Высоцкий кричал на всю страну – «Долой ваши песни, ваши повести! Долой ваш алтарь и аналой! Долой угрызенья вашей совести! Все ваши сказки богомерзкие долой!»…
И хотя в далеком семьдесят третьем, когда «Мак-Кинли» мелькнул на экранах, никто не мог предположить, что через какие-то восемнадцать лет Союз рухнет, Высоцкий сумел увидеть многое из того, что мы имеем сегодня на просторах СНГ. Не верите? Послушайте «Балладу о маленьком человеке» - «Ваш кандидат, а в прошлом он лабазник, вам иногда устраивает праздник. И не безлики вы, и вы не тени, коль надо в урны вбросить бюллетени»… Тем, кто исправно голосует на украинских выборах, это ничего не напоминает? А кого, интересно, вы сразу вспомните, послушав «Балладу о манекенах? - «Мы скачем, скачем вверх и вниз, кропаем и пишем на стенах наш главный лозунг и девиз – «Забота о манекенах!»… … Болезни в нас обострены, уже не станем мы никем. Грядет надежда всей страны – здоровый, крепкий манекен!»… А еще… Нет, лучше все же найти время и послушать самому.
Самое сложная проверка качества любого творчества – это, как известно, испытание временем. Людская память – штука очень капризная. И закрепиться в ней надолго ой как непросто. Особенно, когда речь идет о ценностях, передающихся из поколения в поколение. Высоцкого ни крушение режимов, ни смена эпох, и поколений пока не пошатнули. Пока. Но очень хочется верить, что он удержится. Даже, несмотря на то нынче на всех уровнях бал правит век лютой попсы. Для которой думающий народ опасен точно так же, как и для КПСС…