Дело не только в личности самой Меркель – хотя и в этом, конечно, тоже. Дело в том, что Меркель была одним из могикан классических европейских ценностей и защищала их классическими методами. Это и привело к самому пока серьезному в нашем столетии миграционному кризису в истории Европы и – что самое важное – к его пропагандистской составляющей, удачно использованному Россией и правыми популистами, симпатизирующими Владимиру Путину.
Если уж говорить начистоту, сам миграционный кризис был с первой до последней минуты удачной российской спецоперацией против свободного мира. Владимир Путин воспользовался восстанием против диктатуры семейства Асадов в Сирии и недальновидностью тогдашнего американского президента Барака Обамы для организации массированных бомбардировок территории Сирии авиацией Асада, а затем и ее союзниками из России. Сделано это было с одной простой целью – добиться массовой миграции гражданского населения в страны Европы, поставить Европейский Союз перед невиданными вызовами.
Конечно, если бы Вашингтон действовал тогда иначе, если бы он добился устранения Асада, если бы в Сирии была установлена бесполетная зона, как когда-то в Ираке или Сирии, ничего этого просто не было бы. Но Европе трагически не повезло с «миротворцем» Обамой так же, как ей за семь десятилетий до этого не повезло с «миротворцами» Чемберленом и Даладье.
Ангела Меркель стала заложницей этой трагической ситуации, но ее трудно упрекать в том, что она старалась найти выход из нее, действуя в рамках европейских ценностей и не давая европейцам потерять человеческое достоинство. Именно на это и рассчитывал Владимир Путин, который и знать не хочет ни о каких ценностях и который руководит людьми, читавшими о человеческом достоинстве только в рамках школьной программы.
То, что Меркель после начала миграционного кризиса удалось продержаться так долго, да еще и выиграть парламентские выборы – это уже большое политическое достижение. Однако ничто не может длиться вечно. И ХДС, и ее баварский союзник ХСС, и социал-демократы перестают в Германии быть, что называется, системообразующими, «народными» партиями. Возможно, это уже неостановимый процесс, но, по крайней мере, Меркель не может не дать собственной партии шанс проверить, связан ли этот процесс с ее личностью, ее принципами, усталостью немцев от ее длительного нахождения на посту или же обусловлен объективными закономерностями.
Теперь слово – за устойчивостью немецкой политической системы как таковой. Сейчас, конечно, далеким от политики людям трудно восстановить в памяти события, связанные с уходом из большой политики Гельмута Коля и избранием его преемницей Ангелы Меркель. Последним из могикан большой европейской политики тогда как раз называли уходящего канцлера – но одновременно подчеркивали, что он вытоптал все политическое поле вокруг себя, не оставил шансов ярким личностям. Меркель как раз и воспринималась «гадким утенком», бесцветным персонажем, который вряд ли способен составить эффективную конкуренцию яркому лидеру немецких социал-демократов федеральному канцлеру Герхарду Шредеру. А сейчас никто не сомневается в политических масштабах Меркель, зато само ее сравнение с перешедшим на кремлевскую службу Шредером выглядит оскорбительно.
Но тогда немецкая политическая система не выглядела настолько турбулентной, как сейчас – что, конечно, весьма парадоксально с точки зрения стабильного экономического развития страны. Тогда было ясно, что в случае поражения ХДС/ХСС и их союзников свободных демократов на выборах к власти практически предсказуемо приходит коалиция социал-демократов и их потенциальных союзников «зеленых» в качестве младшего партнера. На самый крайний случай существовала эффективная, но временная модель «большой коалиции» ХДС и СДПГ, опробованная еще федеральным канцлером Куртом Георгом Кизингером из ХДС и его партнером и преемником, социал-демократом Вилли Брандтом.
Но никому тогда не приходило в голову, что союз двух антагонистов будет править страной практически постоянно, нивелируя различия в ожиданиях избирателей. Никому не приходило в голову, что социал-демократы из «народной партии» превратятся в партию узкого круга избирательских симпатий, что у них, как остроумно заметил один из наблюдателей, «окончатся рабочие». Никто не представлял себе, что к левым популистам, к появлению которых в парламенте были готовы после объединения с ГДР, прибавятся правые популисты, которые перестанут быть маргиналами.
У социал-демократических политиков в присутствии левых популистов возникло искушение попробовать себя в новом качестве – не случайно лидеров «Левых» стал патриарх СДПГ Оскар Лафонтен, бывший председатель партии и министр в правительстве Шредера. Кто сказал, что сейчас политики из лагеря ХДС/ХСС не вдохновятся успехом «Альтернативы для Германии»? Ведь союз с этой политической силой – если вывести ее из маргинальной ниши и «украсить» вменяемыми и уважаемыми фигурами – гарантирует, на первый взгляд, долгое и уверенное правление правой коалиции, которой не будут нужны никакие союзники и попутчики из левого и даже из либерального лагеря.
Все это Германия в своей политической истории уже проходила в 20-30-е годы прошлого века – достаточно прочитать мемуары какого-нибудь бывшего канцлера Папена, чтобы в этом убедиться. Ситуация и тогда была совершенно непредсказуемой – и завершилась трагически для немецкой демократии и для Европы. И сейчас ситуация, на первый взгляд, предсказуемой не выглядит, так много в ней различных обстоятельств и игроков, так много зависит от случайностей, так много опирается не на реальность, а на представления граждан об этой реальности, щедро сдабриваемые «постправдой».
Вот почему так важна предсказуемость и преемственность в переходный период и после Меркель. Для Украины, для урегулирования российско-украинского конфликта они важны прежде всего – потому что мало кто может себе представить себе границы турбулентности в Европе и последствия этой турбулентности в период перестройки немецкой политической системы.