Да, Блэр заметно потускнел к окончанию своего премьерства, завершалась не только его карьера, но и политическая эпоха, сделавшая его одной из самых ярких звезд на мировом политическом небосклоне. Но лейбористы повторили ошибку консерваторов, которые предпочли яркой, но терявшей популярность Тэтчер скучнющего Джона Мейджора. И при этом их ошибка даже более фатальна: Мейджор, так или иначе, был политиком, что и позволило ему выиграть первые выборы без Тэтчер. А Браун был функцией при Блэре – но воспринимал себя не как способного бюрократа, а как крупного политического деятеля. Что и обрекло его на проигрыш всего, что можно было проиграть – от местных выборов до общенациональных. И при этом лейбористы не делали никаких выводов практически до того момента, как потеряли власть – это уже как-то по-украински, а не по-британски.
А Камерон был воплощенным Блэром начального периода – молодой, энергичный, медиазвезда. И с консервативной партией он сделал практически то же самое, что Блэр с лейбористской. Ведь лейбористы до Блэра фактически стали партией маргиналов-леваков, обреченной на вечные поражения. Умеренные профессионалы партию покинули, затем объединились с либералами в партию либерал-демократов – сейчас ее возглавляет Ник Клэгг, еще одно открытие парламентских выборов 2010 года. Блэр фактически создал новую политическую силу, сместив лейбористов к центру, дав шанс таким профессионалам, как Гордон Браун (а Браун – может и не самый выдающийся политик, но опытный и жесткий финансист). То же самое сделал и Камерон. К моменту его неожиданного избрания лидером консерваторов партия превратилась в заповедник правых взглядов, несовместимых с современной жизнью. Камерон сместил ее резко к центру. Да, он почти встретился там с лейбористами, но дело было сделано – партия консерваторов ожила. Ожила после того, как казалась безнадежно устаревшей, как стала уступать второе место на выборах либералам – а о первом и мечтать не могла. Ведь подумать только: Камерон заявил о своих премьерских амбициях лишь в июле 2009 года, после нескольких лет пребывания на посту крупнейшей оппозиционной партии королевства – настолько были деморализованы консерваторы, настолько не было у них веры в собственные силы…
Реформировать партию с такими традициями было, конечно же, еще трудней, чем лейбористскую. Но Камерону помогло то, что однопартийцы воспринимали его как истинного консерватора – он аристократ, потомок короля, выпускник Итона и Оксфорда. Только такой человек и мог позволить сказать в Великобритании, что важно не откуда ты вышел, а куда идешь. Партии Камерона было важно, откуда он вышел. Его избирателям – куда он идет.
Но куда сейчас двинется Камерон – это самая большая загадка прошедших выборов. Ведь как бы ни был велик его успех, а это не та победа, на которую он надеялся. Лидеру консерваторов придется делить власть с лидером либералов: то, что ни одной из больших партий не удалось набрать достаточное количество голосов для формирования правительства, стало настоящей победой Ника Клэгга, оказавшегося куда более телевизионным персонажем, чем Браун и Камерон. Но коалиция – вещь для Британии невиданная, тут придется притираться, отказываться от многих важных планов – и это в условиях серьезнейшего кризиса, и внутреннего, и общеевропейского. Кризиса, требующего жестких и своевременных решений, а не дискуссии.
Впрочем, не исключено, что Камерон и Клэгг сработаются. Но в этом есть еще большая опасность для нового главы британского правительства. Сработаться с либералами – значит провести реформу избирательной системы, которая даст им куда больше мест в парламенте, чем сегодня. И тогда следующим премьером страны может стать не консерватор или лейборист, а либерал. Ник Клэгг заявил о решимости стать главой правительства Великобритании одновременно с Дэвидом Камероном…