Виктория Герасимчук: Расскажите, пожалуйста, что происходит между профильным комитетом и Министерством здравоохранения? Выглядит как игра в войнушку: взаимные обвинения в коррупции, в бездеятельности, в провале реформы. Что случилось между вами и Квиташвили?
Происходит битва мировоззрений. Последний пример - поданный Кабмином закон, который они громко называют реформой.
Этот пакет законопроектов про реорганизацию медучреждений - это единственное, что сделал министр для нашей страны. И который на самом деле должен осчастливить Кабмин, олигархов, бизнес-элиту, их лоббистов и некоторых главврачей - снижением бюджетной нагрузки и возможностью постепенно получить в собственность государственную сеть медучреждений через механизм их банкротства.
Реальная же реформа здравоохранения сегодня буксует по причине отсутствие воли высшего руководства.
В.Г.: К пакету законопроектов еще вернемся. А под высшим руководством вы подразумеваете Кабмин? Президента?
Кабмин.
Соня Кошкина: С президентом вы говорили?
Я инициировала еще в апреле нашу встречу. Президент выслушал меня и отправил дальше по инстанциям. Потом я разговаривала с Ложкиным. Потом с его помощницей Котенко, потом пыталась говорить с Гройсманом. Потом с Саакашвили. При этом понимала, что время безвозвратно уходит, и мне нужно искать другие методы воздействия на систему.
С.К.: С Саакашвили вы говорили уже когда он был губернатором?
Да. Он выслушал и поддержал мой план действий. Понимая, что сверху поддержки не будет, я начала искать путь проведения изменений снизу, с уровня области.
С.К.: Поддержал в чем? Речь шла о том, чтобы начать внедрение реформы в Одессе? Или о том, чтобы он поговорил с Президентом?
Саакашвили слушал внимательно, задавал вопросы по сути, мы решили чуть позже вернуться к совместному плану действий. Если я пока не могу решить проблему в стране глобально, то должна попробовать начать ее решать на местах, например, с согласия губернатора, создавать пилотный проект в конкретной области.
У меня есть четкое понимание, что нужно делать. Точка отсчета удивительно проста - это стандарты лечения (клинические протоколы - унифицированные схемы лечения того или иного заболевания - LB.ua). Нужно, чтобы те умные, опытные медики, которые еще остались в Украине, адаптировали для украинцев европейские протоколы, по которым будут работать те доктора, которые еще не набрались опыта.
На законодательном уровне невозможно заставить министра это сделать, поскольку это не регулируется законодательством. Он просто обязан это сделать, потому что он министр. С учетом того количества кандидатов и докторов наук, которые есть у нас в системе АМНУ и медицинских вузах, адаптация европейских протоколов к украинским реалиям при наличии доброй воли - это вопрос буквально двух-трех месяцев.
В.Г.: Почему, как вы считаете, клинические протоколы до сих пор не внедрили? Каждый новый министр говорит о том, что это нужно сделать.
Исполнительная власть в этом не заинтересована. Клинические протоколы, содержащие название действующего вещества, которым нужно лечить больного человека, а не рыночное название препарата с указанием мелких деталей под конкретного производителя, станут ударом ниже пояса для фармацевтической коррупции. А именно она оказывает сейчас воздействие через главных специалистов Минздрава на формирование клинических протоколов и перечня препаратов, которые закупаются государством.
Все следующие шаги также невыгодны около медицинской мафии. После внедрения клинических протоколов необходимо создать реестр референтных цен на лекарства и цен на лекарства в референтных странах.
Если мы будем знать, за сколько инсулин покупают в Эстонии, Латвии, Литве и Польше, мы сможем сказать правоохранительным органам: “Украина закупает инсулин по завышенным ценам”.
И генеральный прокурор, президент, депутаты смогут открыть реестр, увидеть, что цена завышена, и привлечь к уголовной ответственности тех, кто крадет деньги из бюджета. Реестр должен быть доступен для всех - для каждого человека в Украине. Сегодня пациенты из Закарпатья ездят за препаратами "от давления" в Венгрию и Словакию, потому что там купить их в аптеке можно в 3-4 раза дешевле. А премьер-министр в апреле постановление о референтных ценах - просто отменил.
Далее. Имея реестр референтных цен на все препараты и медицинское оборудование, имея клинические протоколы по оказанию медпомощи при различных заболеваниях, можно будет наконец подсчитать, сколько стоит государству, например, лечение, инфаркта миокарда или ожога определенной площади. И после этого государство должно будет четко просчитать и законодательно закрепить пакет медицинской помощи, которую государство сможет гарантировать бесплатно. И просчитать стоимость остальных медицинских услуг, которые на платной основе смогут оказывать больницы и врачи. И вот только после этого можно внедрять механизм страховой медицины и переходить к автономизации лечебных учреждений.
Минздрав живет своей отдельной закулисной жизнью, я ее называю МНР - минздравовская народная республика. И в МНР сейчас на кону 6 млрд грн., из них 4 млрд на закупки лекарств и еще около 2 млрд на приобретение оборудования.
Тендеры поделят те же компании, которые были на рынке и раньше.
В.Г.: Но это и вина Верховной Рады - законопроект о закупке препаратов через международные организации приняли дырявенький. Его бы еще дорабатывать и дорабатывать, вот и не сложилось с закупками.
Международные организации, те, которые входят в перечень в законе, подтвердили, что они готовы завезти в Украину препараты. Но для этого Кабмин должен создать подзаконные акты. И, самое главное, озвучить свою потребность в количестве препаратов и сделать это вовремя.
В.Г.: Но как международные организации могут “завезти препараты”, если они работают с препаратами, многие из которых в Украине не зарегистрированы? Верховная Рада же не приняла закон о том, чтобы разрешить к использованию препараты, уже зарегистрированные в Европе, США и Японии.
Закон о международных закупках позволяет ввести более широкий перечень препаратов. Но Закон о лекарственных средствах тоже очень нужен и, надеюсь, что в ближайшее время мы сможем его зарегистрировать в ВР.
В.Г.: Когда это случится?
Приложим максимум усилий для того, чтобы в октябре-ноябре он уже зашел в ВР. Юристы нескольких народных депутатов все лето над этим законом работали, там есть еще много несогласованных моментов, которые нужно тщательно продумать.
В.Г.: Я вот слушаю вас и думаю: почему бы вам все же не принять предложение возглавить Минздрав? Вы так хорошо говорите о том, что нужно сделать. Я знаю, вам предлагали кресло министра, и наверняка предложат.
В Верховной Раде сегодня нет прозрачности и осознанного большинства, которое хочет строить экономически эффективное и социально-ответственное государство. Мое присутствие в ВР сейчас более важно, чем присутствие в Минздраве.
Почему я бы еще не шла в министры, так это потому, что в вертикали Кабмина нет доброй воли к прозрачной работе. Я неоднократно обращалась к министру с просьбой передать материалы по государственным закупкам, проведенным в прошлом году, в генеральную прокуратуру. Они были проведены с нарушениями. Министр меня не услышал, то есть услышал наверняка, но материалы не передал.
И если бы Премьер-министр не одобрял работу министра, то быстро сменил бы его.
В.Г.: Я хочу уточнить. Несмотря на все претензии к Минздраву, вы считаете, что главная проблема - в руководстве Кабмина? И именно потому не хотите занять должность министра?
И в нем тоже. Во время единственной, проведенной Минздравом за год коллегии, на которой присутствовал премьер, я еще в мае заявила, что работа министерства провалена. Премьер сказал: айяйяй, еще даю министру время до сентября месяца. Я попросила премьер-министра уделить мне время для того, чтобы поговорить о проблемах с реформой. В ответ, к сожалению, тишина.
Еще одно болезненное место - это отсутствие с начала года в Минздраве ответственного за медобеспечение в зоне АТО. Несколько месяцев назад решением СНБО мне наконец удалось создать военно-гражданский медицинский штаб. Решение о его создании подписал Турчинов. Создание такого штаба также как и межведомственной системы идентификации погибших - это тоже мои маленькие победы над системой. Штаб оперативно координирует между собой все медицинские ведомства: медслужбу МВД, медслужбу Минобороны, Нацгвардии, МЧС, пограничников, СБУ. Раньше это было не возможно.
Единственное ведомство, которое хронически не участвует в работе штаба, это Минздрав. То есть, в Минздраве нет человека, который бы регулярно ездил или работал в зоне АТО и понимал, что там происходит.
Чиновника, которому можно позвонить ночью и сказать: нужно кого-то эвакуировать или перебросить куда-то скорую. Хотя есть решение военно-гражданского штаба при СНБО о том, что Минздрав должен назначить такого человека, решение нашего комитета ВР.
В.Г.: И что Минздрав?
Ничего. Тишина. С начала года.
В.Г.: А что вам говорил Квиташвили? Вы же наверняка спрашивали его об этом при личных встречах?
Он в ответ говорил: да-да, хорошо, конечно, очень важно... Письмо с требованием назначить заместителя министра по зоне АТО лежит и на столе у Премьер-министра - тоже тишина.
С.К.: Назначение Квиташвили среди прочих иностранцев - инициатива Ложкина. Можно ли говорить о том, что и Банковая несет ответственность за то, что Минздрав не работает?
Несомненно, они должны разделять эту ответственность.
В.Г.: В пятницу Юрий Луценко заявил о том, что комитет здравоохранения стоит объединить с комитетом ветеранов, участников боевых действий, АТО и людей с инвалидностью. Как вам такая идея?
Идею слияния комитетов, считаю преждевременной и - в некоторой степени - провокационной. Комитет здравоохранения должен выполнить свою основную функцию - провести реформу здравоохранения в стране. Реорганизация сейчас - слияние комитетов - отвлечет внимание депутатов от основной работы - жизненно важных и жизнеопасных для Украины законов.
В.Г.: В эту среду рассмотрение кабминовского пакета законопроектов, которые касаются реорганизации больниц, снова отложили - до следующей недели. Комитет с июля не может рассмотреть эти изменения - ключевые законопроекты по реформе. Почему?
Это именно та волна, которую лоббисты этого закона запустили в СМИ, для того, чтобы пропихнуть законопроекты тихо и по-быстрому, чтобы никто не успел их прочесть. Рассмотрение законопроектов было начато. Но на прочтение и обсуждение законопроекта ведь нужно время - юристы должны его проанализировать, просчитать все возможные последствия. Когда был внесен законопроект, мы по регламенту не имели права его рассматривать. Потому что законодательство отводит 10 дней на подачу альтернативных законопроектов, чтобы рассматривать их вместе. Олегом Мусием в указанный срок был подан альтернативный законопроект.
В.Г.: Закон Мусия трудно назвать альтернативным - по сути, это копия кабминовских законопроектов, только с меньшими полномочиями для медучреждений.
В законе Мусия ликвидирована опасность банкротства и это была основная цель закона - остановить дерибан. Он этого не скрывает.
Оба законопроекта далеки от совершенства. И оба законопроекта не имеют отношения к пациентам и к качеству лечения болезней, потому что не прописывают, как будут лечить, кого будут лечить, как будет оплачиваться лечение и откуда возьмутся деньги.
В лоббировании закона Кабмина заинтересованы бизнес-группы всей Верховной Рады, потому что они получат доступ к имущественным комплексам. А больницы - это прекрасные готовые территории с инфраструктурой. Кроме того, заинтересованы некоторые главврачи, потому что это позволит им постепенно присвоить больницу по месту работы. Не заинтересованы в таком законе только пациенты.
В.Г.: Закононопроекты Мусия тоже?
Законопроект Олега Мусия не имеет таких коррупционных составляющих. Но тоже не решает вопрос, откуда возьмутся деньги, кто кому и за что их будет платить, а значит не защищает интересы больных людей в Украине.
Я сегодня готова бороться за каждую муниципальную больницу. Да, у нас есть лишние больницы. Потому что, когда мы адаптируем европейские протоколы и начнем лечить по европейским стандартам, нам не нужно будет столько стационаров. Но в каждом районе каждой области нужен хоспис - место, где могут спокойно и без нечеловеческой боли умирать люди с онкологией, где им будут вовремя вводить обезболивающие препараты, которые сейчас вынуждены добывать родственники. В каждом районе должен быть и интернат для стариков, страдающих деменцией и болезнью Альцгеймера. Хосписы и интернаты, которых катастрофически не хватает в стране находятся не в ведении Минздрава, они находятся в системе Минсоцполитики. Но людям такие учреждения нужны, а их нет.
Сегодня в Украине нет места, куда человек может в понедельник перед работой отвезти своего старика, у которого старческое слабоумие и его нельзя оставить одного дома, или ребенка-инвалида, чтобы за ним до вечера присмотрели и накормили.
И та больница, которая вроде как для стационара не нужна, может понадобиться обществу. Ее помещение - пусть даже за одну гривну - можно будет передать неприбыльной общественной организации, которая создаст там хоспис или интернат.
В.Г.: Новый адекватный законопроект создадите вы?
Уже проводим инициативной группой встречи с депутатами и юристами. Надеюсь, в ближайшее время сможем предложить проработанный вариант.
В.Г.: С кем из коллег вы будете работать?
С теми, кто выступает против законов Кабмина. Имена озвучу, когда депутаты поставят свои подписи под законом.
В.Г.: Получается разговор о вечном: чем больше свободы дать (в нашем случае - руководителям медучреждений), тем больше опасности, что они используют эту свободную в корыстных целях или просто с ней не справятся. С другой стороны, если не давать свободы - тоже всем плохо.
Свобода должна быть, но не такая, когда можно банкротить медучреждение и менять собственника. Государство должно нести ответственность перед своими гражданами и гарантировать пакет бесплатной медицинской помощи, доступное образование и безопасность. Иначе у граждан возникает вопрос, кому и зачем мы платим налоги, если государство нам ничего не гарантирует?
Если же говорить о свободе принятия решений, то я не против того, чтобы какая-то больница, которая находится в областном центре или в Киеве, после решения коллектива и получения согласия громады, встретилась с инвестором и сказала: “Ребята, у нас, смотрите, столько-то корпусов, здесь получится ваш супер-отель. А вы за это найдете для нас новое место, построите новую больницу и закупите в нее оборудование. Мы туда переедем и отдадим вам наши здания. А пока можем лишь подписать договор о намерениях и продолжать работать".
В.Г.: Я не думаю, что киевляне обрадуются, если, к примеру, Александровская больница вдруг переедет из центра на край Троещины. Даже если при этом больницу напичкают новым оборудованием.
Не обязательно брать клинику в центре. Первостепенно - это понимание потребностей людей, а для этого нужно обязательно провести инвентаризацию всех учреждений здравоохранения всех форм подчинения, и ведомственных в том числе. Хотя я не исключаю, что и какая-то больница в центре, которая находится в тяжелом состоянии, на такое пойдет. Если вы посмотрите на карту Киева, то увидите, что большинство больниц находятся именно в центре.
В.Г.: Логично - их строили, когда Киев был гораздо меньше
Потому что когда новые градостроительные планы утверждали, не планировал больницы и станции скорой помощи в новых районах. Почему клиника "Борис" процветает на Позняках? Да потому что там больше лечебных учреждений нет.
В.Г.: Вы говорите, что будете работать над новым законопроектом с Мусием. Вы считаете его и Оксану Корчинскую своей командой?
Депутаты ВР - мои коллеги, ситуативные союзники. По отношению к законам Кабмина и Олег Степанович, и Оксана Анатольевна подтвердили свою позицию и готовность к борьбе и совместной работе. Поэтому работать будем вместе. Но скоро начнется обсуждение другого законопроекта - о трансплантации с презумпцией согласия. Его подал Олег Мусий, а ко мне обратились представители церквей, которые озвучили свое несогласие с такой позицией и попросили создать альтернативный законопроект. Оксана Корчинская присоединилась ко мне, и проконсультировавшись с трансплантологами, МВД, СБУ, мы в отведенные по регламенту 10 дней создали альтернативный законопроект с презумпцией несогласия.
Если кто-то погибает, то без согласия человека и его родственников можно взять органы погибшего на трансплантацию. Так прописано в законопроекте Олега Мусия. Я с этим не соглашаюсь, потому что сегодня не верю нашим правоохранительным органам и не верю некоторым докторам-заробитчанам. В нашем законопроекте и прописана презумпция несогласия на посмертное донорство.
В.Г.: Но вы же наверняка знаете, почему трансплантологи настаивают на презумпции согласия? Многократно говорилось о том, что из-за презумпции несогласия в Украине проводится очень мало трансплантаций, умирают люди, которые ждут донорских органов.
Умирают от отсутствия доноров в стране тысячи людей. А если будет закон с презумпцией согласия, то где гарантия, что десятки или уже сотни тысяч молодых жизней не будут потеряны, когда начнет процветать торговля органами?
В.Г.: Ольга Вадимовна, ну это уже совсем ужасы. Неужели стоит подозревать врачей в том, что они готовы сознательно убить человека ради того, чтобы потом торговать его органами? Это нужно быть больше, чем сволочью.
Пока я не попала в ВР, я думала, что предел цинизму есть. Но теперь понимаю, что его нет. Что продается все, что можно продать и покупатели находятся.
По христианским законам нельзя насильно изымать у человека органы. Даже после его смерти. Но если хорошо поработать, то можно найти много союзников, которые будут пропагандировать среди людей согласие на донорство. В Украине достаточно высокий уровень религиозности. Если священник в церкви скажет, что согласие на посмертное донорство - это хорошо, то это станет большой помощью. И появятся люди, которыми страна сможет гордиться, которые будут готовы стать донором после смерти. И вначале все будут следить за тем, как он живет, не убили ли?
Возможно, таким героем станет сам священник. Скажет: “Я так решил. Это моя добрая воля. И Бог меня на это благословляет”. Это я сейчас фантазирую.
В.Г.: А сами вы готовы стать таким человеком?
Сначала нужно, чтоб депутаты поддержали закон о презумпции несогласия, потому что если будет принят иной вариант - я буду осознанно писать отказ от донорства. Личный пример очень важен.
В.Г.: У меня есть крамольный вопрос. Существуют наработки по медицинской реформе времен Януковича: реформе, над которой работали Акимова и Богатырева. Эти наработки можно как-то использовать сегодня? Идеологически реформа Акимовой-Богатыревой не слишком отличается о того, о чем говорите вы.
Я считаю, что эти наработки нужно проанализировать. Недавно разговаривала с Ириной Акимовой и просила, чтобы она передала мне наработанные документы и законопроекты. На сайте ВР их нет. Она пообещала это сделать, но пока не передала. Я готова садиться и изучать эти документы.
В.Г.: Я думаю, что если вы хотя бы решите вопрос с зарегистрированными в Европе препаратами, то история уже вас не забудет.
Решим. Законопроект будет доработан и в ближайшие месяцы подан на регистрацию.
В.Г.: Вы тоже считаете, что бесплатной медицины в Украине нет, как любит говорить наш министр? Я имею в виду, бесплатной на этапе оказания медпомощи - понятно, что мы оплачиваем ее из налогов.
Во всех военных госпиталях, где я была, солдат и офицеров в не военное время лечили бесплатно и денег бюджетных на это хватало. Система военных госпиталей, госпиталей МВД, пограничников, СБУ работает, как часы.
В одном из областных военных госпиталей меня хирург, завотделением с 25- летним стажем работы, протягивая руку, попросил: “Ольга Вадимовна, сделайте хоть что-то, у нас надбавку забрали”. Я говорю: “Сколько?”. Он: “Сделайте что-то, чтобы вернули надбавку…”. Я спрашиваю: “Так сколько надбавка была?”. Двести гривен. Двести гривен!
Мне плакать хочется, так перед мужиком этим стыдно. Ему-то негде эти 200 гривен взять, понимаете? И зарплата у него 3000 гривен со всеми надбавками. Ветераны войны и раненые солдаты ничего ему не приносят. Ну, может, бутылку коньяка или палку колбасы, а денег не носят, у них их нет.
Система госпиталей ветеранов войны тоже работает бесплатно для пациентов. Когда началась война и появились тысячи раненных - конечно, медикаментов стало катастрофически не хватать. Спасибо, фармацевтические фирмы и волонтеры много помогают, но вот так и разбаловали главврачей - им теперь стало лень заказывать лекарства.
В.Г.: Все волонтеры покупают.
А вот тут наблюдается интересная коллизия. Минфин говорит: деньги есть, выделенные лежат, закажите на них то, что вам нужно. Но зачем главврачам напрягаться, заказывать, потом писать пациентам назначения, потом списывать препараты, если можно написать волонтерам и они все привезут. И никакой мороки и отчетности!
В.Г.: Меня на днях спрашивали, можно ли в Киеве родить бесплатно. Я говорю, мол, теоретически - да, можно вызвать скорую, когда начнутся роды, и она отвезет в ближайший роддом к дежурному врачу, который примет роды.
Я не хочу говорить о коллегах плохо. Есть, конечно, уникальные врачи, которые будут не спать ночами и бесплатно все делать... Моя мама одно время была главным детским патологоанатомом Киева. Когда я училась на первом-втором курсах мединститута, то каждую субботу проводила с мамой на вскрытиях. И она мне показывала: “Вот тут доктор недосмотрел… А вот тут доктор пересмотрел… А этот не доучил, и этот не дочитал…” За одну субботу было до 10 вскрытий детей, умерших по разным причинам.
В.Г.: И умершие при родах младенцы?
Я видела их очень много. Так что, к сожалению, не могу сказать, что у нас с этим все в порядке.
В.Г.: Но, наверное, может ошибиться и тот врач, который взял за роды деньги?
Конечно, может. Вот мы с вами и вернулись к клиническим протоколам - стандартам лечения, с которых нужно начинать реформу. Именно они гарантирует качество лечения для пациента.
В.Г.: Как раз по акушерству есть протоколы и, я слышала от специалистов, неплохие.
У меня недавно подруга рожала, так в одном киевском род доме по "протоколам " выписали бумажку с требованием принести 10 метров марли и 78 пар смотровых перчаток, это не считая перечня лекарств на целую страницу. А она родила за 7 минут и на третьи сутки ушла домой, лекарства не понадобились. Но их, конечно, никто уже не отдал... Было время, когда на Западной Украине женщины просто дома рожали, потому что не было денег на больницу. И была высокая детская смертность.
В.Г.: Об уровне цинизма и продажности в Верховной Раде. К вам фармбизнес обращался за помощью и поддержкой?
Нет.
В.Г.: Никто не приходил? Вы не знакомы ни с Петром Багрием, ни с Борисом Литовским?
На официальных мероприятиях видела и одного, и другого. Но, чтобы они ко мне приходили с какими-то предложениями, то нет. Вообще, в ВР и в лобби-группе ко мне настороженно относятся.
В.Г.: Почему?
У меня нет в ВР своих интересов, не за что меня зацепить. Нет компромата, кроме сфальсифицированного и вылитого на меня во время выборов, когда я была кандидатом в Президенты.
В.Г.: Это о здании под клинику?
И про миллионы, и про замок, и про клинику тоже. Клиника с 2003 года арендует помещение в 18-ой больнице на бульваре Шевченко, 17 у КГГА. Нам дали в аренду ту часть помещений, где в 1994 году был высеян сальмонеллез в акушерском отделении, в результате чего погибли новорожденные и отделение было закрыто. В этих помещениях нужно было провести капитальный ремонт, поменять канализацию и вентиляцию, что мы сделали, и уже более 10 лет успешно там работаем. Только за последние 5 лет выплатили в бюджет за аренду помещений вместе с налогами более 8 млн гривен - это в год приблизительно 1.6 млн и это значит, что,например, с этих денег целый год платили пенсии более 150 пенсионерам, и в это же время более 80 медработников получали зарплаты и мы платили с них налоги.
В.Г.: Как ваша клиника без вас?
Замечательно.
В.Г.: Вы остаетесь собственником, но не руководите ею?
Да, конечно, остаюсь собственником. Я никогда не руководила клиникой. У меня есть генеральный директор - Орехова Лариса Сергеевна, которая была сначала мамой одной из первых моих пациенток, потом стала у нас бухгалтером, потом директором и работает в клинике уже более 15 лет.
В.Г.: Концерты вы пока не даете?
Душа не поет... У нас ведь идет война. Вот вернутся ребята с войны, тогда будем петь вместе.
Очень важно сегодня провести параллель между событиями под Верховной Радой 31 августа и стрельбой в Мукачево. Для ребят, которые вернулись из зоны АТО, справедливость и правда превыше всего. У 95% из вернувшихся - ПТСР - посттравматическое стрессовое расстройство.
Собственная жизнь уже не ценность. Слишком много они пережили, слишком многих потеряли. И когда им говорят: "вот здесь враг!", это для них означает, что нужно идти на уничтожение. Если они осознают или им авторитетно скажут, что враг в Верховной Раде, то они пойдут на уничтожение врага в ВР во имя правды и справедливости.
Также были использованы бойцы Правого Сектора в Мукачево. Пацанам по 18-19 лет, они были уже по полгода в зоне АТО. И вот им сказали, что есть какой-то враг, контрабандист и коррупционер, и нужно восстановить справедливость... Люди приходят с войны как оголенные провода, и не могут мириться с неправдой, как раньше. Зло для них обретает буквальный смысл и требует немедленного наказания.
Человек, который возвращается из зоны АТО, он уже совершенно другой. У него другая шкала ценностей, другая система координат. Он не предаст, потому что ТАМ предатели долго не живут, не соврет, не струсит и не подведет, потому что знает, что от него зависит жизнь товарищей. Но таким людям нужно время на то, чтобы адаптироваться к мирной жизни. Чтобы снова полюбить свою семью, чтобы понять, что и тут есть друзья, а с цинизмом, враньем и предательством нужно бороться иначе.. Те, кто сможет адаптироваться, через 2-3 года станут нашими лучшими руководителями и нашими лучшими политиками.