- Добро пожаловать в Авдеевку, дамы и господа! – говорит Юра, когда-то житель Луганска, теперь «дикий волонтер», резко нажимая на тормоза перед пустой трамвайной линией на въезде в город.
В его «тэчике» шесть человек – двое журналистов, трое волонтеров - Володя, Юра и Маша, а также боевой капеллан 20-го батальона 93-ей бригады Дмитрий Поворотный. Его батальон стоит в Авдеевке. Он едет к ним, везет адресные посылки, а также около тонны овощей и консервации от фермеров Верхнеднепровска для мирных жителей.
- Не важно, виноваты они или нет, звали они российскую армию или нет. Не наше дело судить. Наше дело, как христиан – помогать, делать все, что мы можем. Не давать же им теперь умереть с голоду. Помощь собирали волонтеры Верхнеднепровска по фермерам. Просто по дворам – кто что даст. Вот тонну собрали.
Речи отца Дмитрия всегда задевают за живое. Есть видео из Красного Партизана, на котором отец Дмитрий забирает тела бойцов 20-ки, стиснув зубы, сматывает брошенный на кучу тел флаг Украины. Ему удается несколькими фразами убедить бойцов батальона «Восток» помогать ему грузить тела убитых украинских военных в машину.
Здесь отца Дмитрия встречают как родного и ведут вместе с гостями пить чай.
Главной новостью, которую сообщают военные сходу – освобожден Филиппов. Один из ребят, который был взят в плен в том же Красном Партизане. Их было несколько человек. В том числе те, чьи тела позже забирал отец Дмитрий. Филиппова убивать не стали, оставили в качестве «открытки». Саша, высокий худой парень, звонит жене.
- Алло, зайчик, меня освободили. Да, сегодня. Все хорошо. Да. Да. Все хорошо, скоро увидимся, - долгий эмоциональный монолог по ту сторону. - Ир, давай потом поговорим, все хорошо. Да, - наконец улыбается Саша Филиппов, - да. Позвони маме. Все, давай.
Саша не хочет давать интервью.
Вы извините, я уже на всю жизнь интервью надавался. Они каждый день по несколько раз меня по всем каналам показывали. Знаете же, как они берут интервью.
Пока отец Дмитрий проводит службу для ребят, внизу во дворе многоэтажки волонтеры выгружают помощь. Появляется Вера. Женщина около 50 лет, светлая и спокойная. Она не выехала, потому что уверена - ее место здесь. Когда начинают бомбить и все бегут в подвал, Вера быстро одевается и бежит сюда.
- Я медработник. Когда бомбежка и медики не справляются, я им помогаю. А так – собрала списки инвалидов и хожу к ним. Вот, на Рождество человек 12 было в списке. Ну а вообще просто на улице людей нахожу и веду сюда, к бойцам. Ведь только здесь еду можно взять. Не знаю, что там про гуманитарку рассказывают, никакая до нас не доезжает. В магазинах уже ничего почти нет, какие-то остатки. Не у всех есть деньги и на эти остатки. Тут и моя семья осталась. Муж, дочка. Из-за меня. Они понимают, что я не могу уехать, что я должна быть здесь. Вера живет в соседнем подъезде. Дом высотный, почти все стекла выбиты. В нем осталось очень мало людей. В основном те, кто по каким-то причинам не может выехать: старики, инвалиды, одинокие люди.
В городе на дверях пустующих квартир стали рисовать кресты. Участились случаи мародерства. В противовес на всех квартирах стали появляться листы с надписью: «Здесь живут люди». Кто-то находчивый написал: «В квартире растяжка».
К Вере подходит грузный мужчина, она отдает ему два пакета с едой, там – сгущенка, гречка, рис, печенье. То, чего в Авдеевке сейчас не найти. Вера уговаривает его забрать еду у бойцов, но он как-то нехотя переминается с ноги на ногу, забирает пакеты с продуктами у нее и начинает быстро уходить. Его приходится догонять.
- Вера моя соседка, она тут помогает, - быстро рассказывает он, не опуская пакетов на землю, - ей помогают, кормят. Так она говорит – пойдем, пойдем. Вот, продукты дала. Я с женой остался и с дочерью, инвалидом. Двух других дочерей отправил в Россию, а эта инвалид у меня дочь. Так мы все здесь.
- Почему же не выедете?
- Тут дом, гараж один, гараж второй. Ага, прятались вчера в гараже, только забежали и так по крыше осколки тук-тук-тук – только и слышно.
- А если до вас долетит?
- Долетит так долетит. А что делать, не бросать же. Ищем еду, где можем.
Возле подъезда ждет девушка. Около 30 лет. Она целенаправленно пришла к военным за продуктами.
- Я раз в неделю сюда хожу. Все сюда ходят. Я могу выехать, но не выезжаю потому, что тут женщина осталась, которую я не могу бросить, у нее ни документов, ничего. Она пожилая. Как ее оставить?
- Это ваша родственница?
- Нет, просто соседка.
Девушку уводят волонтеры к машине, чтобы отдать продукты от днепропетровских фермеров.
Здесь же, в разбитом дворе, стоят две бабушки. Одна рассказывает страшилки про мертвых людей на улице.
- Вот купил спички вчера, отошел и упал замертво.
- Отчего?
- Не знаю. Упал и умер, и все. Мы в милицию звонили, они приехали, посмотрели на него и уехали. Не знаю, может до сих пор лежит.
- Так отчего ж умер то?
- Та может и от голоду. Откуда мне знать. А может и от осколка какого.
- А кто бомбит?
Женщина сначала нечаянно улыбается, учуяв провокацию, потом прячет улыбку и говорит:
- А это нам неизвестно, кто бомбит. Этого мы не знаем.
Мои дети их не боятся
В другом укреплении 20-ки бойцы сразу же сообщают об убитом сепаратисте. С половиной бутылки водки в кармане, которая, похоже, была не первой за его день, он просто вышел к блокпосту наших ребят и начал кричать, что он свой, что он - батальон «Восток». Боец, который только в этот день прибыл в 20-ку, выскочил на него. Пьяный противник, учуяв неладное, начал палить. Украинскому новичку везет, пуля рикошетит от его автомата, после чего он убивает бойца «Востока». По документам тот оказался уроженцем Петропавловского района Днепропетровской области. Прописка – днепродзержинская.
- Ха, на левом берегу жил. И чего ему не сиделось на левом берегу, - комментирует документы убитого его земляк из 20-ки. Здесь отец Дмитрий тоже проводит службу. Святая вода – в бутылке из-под минералки. Все происходит прямо во дворе. После службы он всегда говорит несколько слов ребятам. Всегда что-то самое важное. В этот раз он просит по-человечески обращаться с телами убитых сепаратистов.
- Все, его война уже закончилась. Закройте глаза, выпрямите ему руки и ноги, замотайте тела. Не уподобляйтесь животным.
Потом еще несколько точек посещения – военные, семья с новорожденным. Пока отец Дмитрий занят своими делами, мы находим недостроенный храм. Большой, деревянный, у источника. Из леса выходит мужчина в грязной одежде и 5-литровой баклажкой воды.
- Это особенный источник, я вам говорю. Тут экстрасенсы были, все всё подтверждают, - рассказывает Саша.
Он чуть ли не единственный в округе отец, оставшийся здесь с семьей.
- А куда я поеду? Нам что там кто-то помогает? Люди выезжают в Красноармейск и возвращаются нищими: за жилье заплати, за еду заплати, работы нет, никакого дохода нет. Они оставляют там все деньги и возвращаются назад. Мои дети дома сидят, они не выходят никуда. А я вот прихожу иногда сюда, дрова рубим, присматриваем за храмом, чтоб не растащили. Батюшка дома сидит, говорит, прихода нет, значит, некому службы проводить. А мы наведываемся по очереди.
Саша просит сигарету. Волонтеры отдают ему и сигареты, и бутерброды, - все, что осталось после раздачи гуманитарки.
- Я вам так скажу: огромное спасибо украинским вооруженным силам. Я знаю, что я говорю. Пацаны из 93й бригады и 37й, они хоть где не стоят, хоть в Луганске, хоть в Мариуполе, они всегда находят время и звонят. Они первое что сделали – привезли детям конфеты, сгущенку, печенье. Как такой человек может быть плохим? Мои дети их не боятся. Они не тыкают моим детям в лицо автоматом, они им ручкой с БТРа машут. И конфеты дают. Мы так научились различать хорошее и плохое. Тут даже интеллектуалом каким-то забубенным не надо быть. Саша оставляет свой авдеевский адрес волонтерам. В следующий раз он тоже получит адресную посылку.
Русский мир
Когда «тэчик» уже собирается возвращаться, останавливаемся в частном секторе снять на скорую руку разбитые дома. Из уцелевшего двора напротив выходит мужчина с бутылкой водки и начинает кричать:
- Вот вы батюшка! Вот что вы делаете?! Как вам не стыдно?! - мужчине под 60, он пьян.
- Это не мы делаем, это ваш русский мир делает! - отвечает резко батюшка, после чего все быстро садятся в машину и начинают ехать.
В частном секторе возле дома играют дети. Слышно раскаты "Града". Тут вообще почти все время что-то слышно. За пару часов начинаешь различать когда улетает от нас, а когда прилетает к нам. Местные говорят, что уже даже дети отличают ГРАД от САУ, минометный обстрел от танкового. Пообщаться с детьми нам не дают, говорят, надо быстро ехать, нужно еще забирать бойцов на больничный. Но в центральном квартале начинается обстрел. На наших глазах в 5-этажку попадает снаряд, в крышу. Водитель вжимает полную скорость, а все не могут оторвать взгляда от страшного зрелища.
- Ну ты посмотри, посмотри, и они говорят, что это наши бомбят! - возмущается отец Дмитрий. - Сами себя, да!
Военные прячут у себя, предлагают кофе, предлагают сыр. Александр показывает карту Авдеевки. За окном обстрел.
- Похоже на танк, - говорит Александр, - вот, смотри, по этой улице идет обстрел, в эту 5-этажку они попали только что. Вот здесь по жилому кварталу они стреляют постоянно. Школа, рынок, жилые дома. И убеждают местных, что это мы их обстреливаем.
Всему виной российское телевидение, уверены военные. В Авдеевке только две недели нет света. Возможно, прошло еще недостаточно времени, чтобы люди пришли в себя.