За это время он несколько раз по сути воскресал, когда врачи уже ничего не могли поделать и все были уверены - кто с ужасом, а кто с затаенной надеждой, - что на этот раз все, не выкарабкается. Пользуясь его борьбой с болезнью, многие из его ближайшего окружения, которым он дал все, предпринимали неоднократные попытки отодвинуть его в сторону от дел или вообще списать в историю. В этот же период каток ушедшего режима проехался по Церкви, которой он демонстрировал видимую лояльность, и нацеливался этот каток прямо на фигуру уже лежащего на больничной койке Предстоятеля.
Тем не менее, Блаженнейший - так для краткости все его называли, и это имя нарицательное стало именем собственным, - не дал катку проехаться по Церкви и посрамил тех, кто его подталкивал сзади открыто или исподтишка. При этом Блаженнейший не был пламенным борцом сопротивления, от него невозможно было услышать ни воинственных речей, ни мобилизирующих призывов. Его модель сопротивления была очень "странной" - молитва и смирение, и еще надежда, что Бог все устроит. И самым странным было то, что Бог все устраивал вопреки логике человеческих расчётов. Это стало, пожалуй, главным доказательством того, что Блаженнейший - настоящий человек Божий.
Митрополит Владимир родился в селе Марковцы Хмельницкой области в семье крестьян. Этой связи с простым народом он никогда не терял. Он любил приезжать в свое село, встречаться с односельчанами, чувствовал там себя в своей среде. Еще в детстве преподобный Лаврентий Черниговский благословил его на служение Церкви. После школы он учился сначала в Одесской духовной семинарии, а потом в Ленинградской духовной академии. Значительную часть своего церковного служения Блаженнейший провел за рубежом: сначала в Иерусалиме, потом в Женеве, позже во Франции. Это сделало его настоящим европейцем: всегда вежливым, без свойственной архиерейской среде заносчивости, во всем аккуратным и даже педантичным. В 70-е годы он был ректором Московской духовной семинарии и академии. Период его ректорства считается одним из лучших в истории этих школ - и это несмотря на то, что это было время тихого удушения Церкви со стороны атеистического режима. Вскоре после поставления в епископы Блаженнейший приехал в Украину, а в 1992 году возглавил Украинскую Православную Церковь, Предстоятелем которой оставался до последних дней своей жизни.
Когда в последнее время говорят о человеческом лице Церкви - а спрос на такое лицо вырос как никогда, - то лично для меня сразу выстраивается ассоциативный ряд из образов Блаженнейшего: как он запросто разговаривает с паломником в Лавре, незаметно вкладывает денежку в руку какой-то сомнительной на первый взгляд попрошайки, либо пытается откопать хоть что-то человеческое в высокопоставленном собеседнике, плотно укутанном в коконе лицемерия и фальши. При чем делал он это не путем фронтальных наставлений, а обходными путями - через смешные истории, которые он рассказывал даже с капельницей в венах, забавные случаи из своей богатой на события жизни, - чтобы не обидеть человека. Блаженнейший почти никого не наказывал, всем давая шанс исправиться. Многие этим шансом так и не воспользовались. Но разве не так же делает Бог, Который всем дает шанс на исправление, даже зная, что человек этим шансом никогда не воспользуется, а посчитает его позволением и дальше поступать неправильно? Блаженнейший так же доверял человеческой свободе, даже если эта свобода грозила превратиться - и часто превращалась - в произвол. Но как раз в таком доверии к человеческой свободе - несмотря на все риски - подлинно христианское отношение к человеку, которому он учил свою паству.
У Блаженнейшего было христианское отношение ко всему - в том числе государству и политике. Как иерарх, который сформировался в советскую эпоху, насквозь проникнутую лицемерием, когда официально говорилось о свободе совести в СССР, а на деле государство постоянно выкручивало Церкви руки, - Блаженнейший никогда не доверял политикам, особенно уходящим корнями в советскую эпоху. И эта его стратегия в полной мере оправдала себя и в пост-советской Украине. Но при этом он не отгораживался от политиков и внешнего мира; и не выстраивал вокруг Церкви стен для якобы защиты ее от этого мира. Он легко мог вступать в общение с этим миром, при этом всегда держал в уме его принципиальное отличие от Церкви. Будучи чувствительным к тем процессам, которые происходили в обществе, и хорошо понимая это общество, он удерживал Церковь от смешения с этими процессами и от участия в политике. Это позволяло ему сохранять такой профиль Церкви, который был бы одинаково приемлем людьми различных политических взглядов и идеологических предпочтений - как на востоке, так и на западе страны.
Приемлемость возглавлявшейся им Церкви для всех в Украине во многом обязана личному отношению Блаженнейшего к тому, что отличается от него самого. Он был чрезвычайно открытым человеком, готовым терпеть и, более того, радоваться, когда кто-то отличался от него и его взглядов. Поэтому вокруг него всегда были люди различных взглядов, которых в конце концов объединяла любовь к Церкви. Блаженнейший на своем примере показал, что только открытостью, готовностью слушать и принимать другого можно обеспечить устойчивость Церкви к изменчивостям политики и общественных настроений. Он не навязывал себя Церкви и не создавал ее по своему образу и подобию, тем самым позволяя Церкви проявлять свой универсальный и всеобъемлющий характер. А Церковь платила ему за это ответной любовью и по-настоящему народным почитанием.
Некоторые пытались конвертировать почитание и уважение к Блаженнейшему в политический или иной капитал. Это стало для него источником многих испытаний, особенно в последний период его жизни, когда он уже был ослаблен болезнью. Было предпринято несколько попыток сместить его с предстоятельства, чтобы получить контроль над Церковью, которая благодаря его человеческому отношению, открытости и терпимости стала самой крупной и влиятельной в Украине. Очевидно, что под началом тех, кто к этому стремился и кто даже в силу такого стремления не обладал даже малой толикой качеств Блаженнейшего, Церковь вряд ли бы сохранила свою целостность. Может быть, понимая это, Блаженнейший не уступал давлению уйти, иногда переходившему в прямой шантаж. Он считал, что должен донести свой крест до конца. И он это сделал.
Испытания, которые Блаженнейший нес в последние годы, стали испытанием тех, кто был вокруг него, - прежде всего испытанием на нравственную прочность. Каждый должен был сделать для себя выбор - он с кем? И у каждого был свой выбор, который обнаруживал то, что хранилось в сердце человека скрытым под ризами внешнего благочестия или словами лести. Однажды в разговоре с одним иерархом Русской Православной Церкви, когда мы обсуждали события в Украине и попытки сместить Блаженнейшего, я высказал свое убеждение, что этическую сторону поведения участников этих событий можно оценивать по одному очень простому принципу: кто на стороне Блаженнейшего - тот на стороне добра, а кто против него - тот на стороне зла. Это потому, что сам Блаженнейший несомненно был на стороне добра и стороне Бога. Сейчас, я уверен, он на той же стороне и будет помогать нам стать на его сторону.