Мы уже почти на месте. И тут только доходит: за все время пути на трассе видели от силы пять-шесть машин. Все – встречные. В нашем направлении – ни одной.
«Ростов-на-Дону» - столько-то километров. «Славянск» - столько-то. Свет фар выхватывает дорожный указатель. Названия этих двух городов выведены на одном щите. Сегодня это кажется символичным.
- Разве здесь есть блок-посты? Тут же наша территория, – спрашивает Макс.
- Блок-постов нет. Но, у нас сейчас как: в каждом селе – своя банда. Кто – именем революции, кто – по законам военного времени. Поди, вон, разберись.
- Мародеры?
- Ну, да. В лучшем случае. Так что ездить надо быстро и лучше днем.
Город со сладким названием. Город смерти
Этот город всегда ассоциировался у меня со смертью.
«Смерть – это враг. Уступить ей без сопротивления – значит совершить предательство из предательств», - написано над входом в реанимационное отделение местной больницы. Было написано в 2007-м. Цитата какого-то классика от медицины. Сейчас, может, уже сняли. Хотя, сомневаюсь, что с тех пор больницу осчастливили ремонтом.
В январе 2007-го тут умер Евгений Кушнарев. Умер около полудня. Официально объявили об этом только в четыре.
Ранние морозные сумерки – небо еще не погасло, подол горизонта весь в багряных всполохах. Выхожу из больницы – надо как-то выбираться в цивилизацию. Коллеги с местного телеканала выдвигаются в Харьков – едут за телом. Следовать в составе этой импровизированной похоронной процессии не хочется, ловлю машину на Донецк.
- На Донэцк? – удивляется пожилой армянин. Его «жигуль» - единственный, кого удалось остановить.
Сговариваемся, сажусь в машину.
Оборачиваюсь назад – закат уже догорел, только тлеет, кроваво-красными пятнами расползаясь по куполам местного собора, что на пригорке.
Город со сладким названием Изюм. Город смерти.
На «Луну»
Сколько раз потом ездила я по этой дороге. И всегда – из Харькова в Донецк. Не наоборот.
Я помню ее, эту дорогу, всю. Каждый изгиб.
Изюм – ровно на полпути, граница двух областей. Сразу за ним – Славянск.
Сейчас здесь штаб АТО. Частично – в самом Изюме. Частично – в селе Довгеньке, что неподалеку.
- Вам же на луну, да? – спрашивает водитель.
- Какую луну?
- Ну, в штаб.
- А почему «луна»?
- Не знаю, - мнется, - Как-то так повелось, вот и называем.
На пути в Довгеньке, минуем первый блок-пост. Само село – в стороне от трассы.
Штаб АТО – палаточный лагерь посреди поля.
Путь к лагерю – через тополиную аллею. Старые деревья почти смыкаются кронами, образуя тоннель. По тоннелю едет БТР. На правом его борту – эмблема ВДВ, парашют и два самолета. Те самые днепропетровские десантники.
- Обкатка? – Макс высовывается из окна автомобиля.
Мы припарковались возле блокпоста, в тени, ждем, пока за нами выйдут. Просто так в штаб не попасть. Даже журналистам. «Идет война», - объясняют вежливо. И ты, по журналистской привычке, начинаешь сперва возмущаться-ругаться-требовать, но потом замолкаешь. И, правда, война.
- Ага! Обкатка! – кивает ему человек на броне.
На меня косится неодобрительно. Девчонка, еще и в бронежилете. Девчонок тут только не хватало.
- Что такое «обкатка»? - спрашиваю.
- После ремонта, значит, - объясняет наш водитель, - Проверяют машину.
- А зачем мешки и ящики с песком по бортам примотаны?
- Вроде как дополнительная броня.
- То есть?
- Защита. Когда снаряд попадает, если человек внутри машины – шансов мало, слишком сильная ударная волна. А вот спрятаться за броней можно. Ну, а песок дополнительно «гасит» силу удара. Вот, новые машины, «Буцефал», они такой решеткой по периметру обнесены. Видала, да? Вот, им удары не страшны. Ну, а прежние модели – голь на выдумки хитра.
Да, я видала. Когда выезжали с дальнего блокпоста – что ближе всего к передовой – сама оказалась внутри боевой машины.
Неофиту сперва кажется, что места тут очень мало, на самом деле – более, чем достаточно. С десяток бойцов вмещаются легко, но – при необходимости – может и больше поместиться. И это – в полной амуниции. Продумано все до мелочей. Вплоть до бронированного «поддона» машины и подвесных кресел, напоминающих вертикально закрепленный гамак. В случае, если БТР-4Е наскакивает на мину, поддон обеспечивает лучшую защиту, а подвесное подвижное кресло – сбережет ваш позвоночник от раздробления. Да, потому что если вы сами запакованы в жилет (изрядно сковывающий движения) и внутри брони сидите на откидной лавочке – в случае взрыва мины, перелом всех костей вам гарантирован.
«Буцефал» хоть и назван в честь коня Александра Македонского, сам больше напоминает огромного бульдога. И стартует так же: чихает мотором, заводится – рычит, передняя корма чуть наклоняется вниз – клюет носом, и резко срывается с места.
Пассажиры – а это командиры батальонов - немногословны. Впрочем, гул внутри стоит такой, что – даже при желании разговаривать сложно. Короткие минуты переезда большинство использует, чтоб хоть немного отдохнуть. Оказывается, если склонить голову на передней край бронежилета, можно уютно вздремнуть. Полноценный сон здесь – слишком большая роскошь. На войне бодрствовать, значит – жить.
Происходящее на Донбассе мы называем антитеррористической операцией. На самом деле, это война. Настоящая война.
«Один из раненых сидел на месте, которое предназначалось мне»
Знаете, что такое «журналистская чуйка»?
Это когда внутренний голос говорит: надо, но не объясняет зачем. Зачем - выясняется уже потом. Так было и на сей раз, так LB.ua оказался в окрестностях Славянска.
База – Изюм. Отсюда первую вылазку всегда предпринимают в Довгеньке, «на луну».
Еще неделю тому – до начала активной фазы АТО, журналистов туда допускали без проблем. Сейчас – только по специальной договоренности и то, «если ничего не случится». Случиться может в любой момент.
Аналогично – с выездом на блок-посты. Пока было относительное затишье – можно было в штабе договориться, чтоб взяли с собой на борт «брони», когда поедут на передовую. Второй вариант – условиться с таксистом, из местных. С таксистом даже лучше: военная машина – стопроцентная мишень, обычный «ланос» - мишень относительная. Главное, чтоб водитель не дрейфил и посильнее давил на газ - «зеленка» простреливается. Раньше она радовала глаз. Теперь – пугает. Сколько уже случаев было. Коллеги, встретившие нас в Изюме, рассказывали, как и сами попали под минометный обстрел посреди трассы.
Некоторым везло – доходили до самой горы Карачун и оттуда уже спускались в город.
С началом активной фазы меры безопасности серьезно ужесточили. «Самовольные вылазки» прекратились. Теперь и в штаб-то попасть – за счастье.
- Я уже договорился, что поеду в составе нашей колонны из Изюма в Славянск. Кроме меня брали еще оператора от Минобороны, - говорит Ефрем Лукацкий, легендарный украинский фотограф «Ассошейтэд пресс», - Прихожу на точку, скоро выезд, как мне говорят «нет». Ты не представляешь, как я с ними ругался! До хрипоты! А все равно не взяли. На утро узнаю: колонна попала в засаду: 13 раненых, один – убитый. Один из раненых сидел на том месте, которое предназначалось мне.
Подавленные, слушаем угрюмо. Но охоты пробираться ближе к Славянску рассказ Лукацкого, разумеется, не отбивает. Даже наоборот.
При том, что по-хорошему, у журналистов, вновь прибывающих сейчас в Изюм, выбор невелик: общение с местными жителями, беженцы в Святогорской лавре и в Купянске, окраинные блок-посты (сугубо номинальные, на них – ничего интересного ни для «снимающих», ни для «пишущих»), ну и «луна».
Казалось бы: причем тут чуйка? При том, что LB.ua посчастливилось «упасть на хвост» правительственному «десанту».
Александр Турчинов, Арсен Аваков, с ними – командиры батальонов (первый и второй батальоны Нацгвардии, батальон «Донбасс», «Киев-1» и другие) прибыли на следующий день. Поездка держалась в строгом секрете, поскольку – с точки зрения безопасности – была чистой авантюрой. Лучшей мишени для террористов, чем два высших руководителя и почти все комбаты, не придумать.
Восточный фронт. Обстоятельства
Ранее утро. Едем на полигон в Чугуев, навстречу киевским визитерам.
Колдобистое шоссе то резко обрывается вниз, то круто карабкается в гору. По обе стороны – поля, расчерченные аккуратными прямоугольниками посевов. Слева – пшеница. Совсем еще молоденькая, только колосья выбросила, стелется шелковым покрывалом. Справа – разлапистые подсолнухи, не вошедшие еще в полный рост, но с уже крепкими жилистыми стеблями.
Тихая пасторальная идиллия. До чего все это знакомо, дорого, любо. Какая невозможная боль: знать, что за полдесятка километров отсюда твою страну кромсают на куски. Что вот эти поля обильно орошены кровью. Что под пулями гибнут мирные жители.
- Смотри, «скорая», - толкает Макс.
- Черные номера. Военные.
Ясно, что с той стороны, да еще и «на мигалке», «скорая» едет с раненым. Если двигаются в Харьков, значит «тяжелый».
Всю оставшуюся дорогу молчим.
Сам Чугуев – стратегическая точка. Здесь расположен военный аэродром, в окрестностях – сразу несколько военных баз и склады с оружием. Немногим меньшие, чем в Соледаре, к которым террористы подбирались еще в середине апреля.
Сейчас на полигоне происходит смотр новой военной техники.
- Все эти машины уже побывали в боях. И проявили себя очень хорошо, но в «полевых условиях» всегда обнаруживаются какие-то детали, нюансы, которые еще нужно доработать, улучшить, - объясняет конструктор, пока дожидаемся гостей, - Этим и занимались. Вот – результат, - он гордо окидывает рукой десяток БТРов, стоящих в ряд.
Тут и новенький «Дозор», который вскоре поступит на вооружение украинской армии (и не только украинской, но также польской. Нашим западным соседям машина так понравилась, что приобрели лицензию на ее производство). И уже знакомый нам «Буцефал». И его «специальная версия» - медицинская машина, приспособленная под перевозку четверых «лежачих». Если раненые могут перемещаться сами – их в машине поместится еще больше.
- Хорошие машинки, - приговаривает Семен Семенченко, фотографируя «экспонаты» на мобильный телефон, - Надежные, - обхаживает их со всех сторон. Так обычно ладный хозяин ходит по двору, осматривая свои владения.
- К вам они попадут? - спрашиваю.
- Если повезет.
«Брони» хронически не хватает. На войне ей всегда рады. И даже срыв иракского контракта, которому еще зимой печалился весь Харьков, сейчас воспринимают с радостью. Вернувшись домой, 42 БТР, забракованные иракцами, очень пригодились под Славянском.
И не только здесь.
Ареал АТО – север, северо-запад и юго-запад Донецкой области, также – часть Луганской. Если смотреть по карте, получается эллипс. Одна его сторона – линия АТО. С другой – граница.
Вдоль линии АТО – наши блок-посты. Всего – около двух сотен. С этих «упорных» точек и ведутся, собственно, бои с террористами. По мере изменения линии фронта, блок-посты сдвигаются, круг сужается – террористов прижимают все ближе к границе. Выдавить их с территории Украины одним махом не получается – элементарно сил недостаточно. Это, кстати, ответ всем тем умникам, кто, сидя на диване, призывает «покончить с бандитами решительно и жестоко», не думая даже о мирном населении, которое страдает больше всего.
Разом перекрыть всю границу (общая протяженность украино-российского кордона – 2800 км, - С.К.) тоже не получается. По той же причине.
В тот день, после затяжных боев, наши освободили Красный Лиман. В город даже вернулся мэр и Турчинов, не мешкая, назначил главу райадминистрации.
Все назначенцы – местные, никаких пришлых. Кроме того, освобожденные территории патрулируют сводные наряды донецкой и луганской милиции. «Зачистить» террористов – первый шаг, но затем – для полноценного восстановления мирной жизни – нужно «зачистить» и банды мародеров-разбойников. Их в этих краях сейчас расплодилось немало.
Об этом всем говорим с Аваковым, а я вспоминаю рассказ водителя, который вез нас из Харькова в Изюм.
Турчинов добавляет: перекрыли границу в Луганской области – надеемся отрезать террористов от поставок оружия и «живого подкрепления». Ночью приходит новость: наемники прорвали границу на соседнем участке. В Украину заехало несколько машин с террористами.
И так – по кругу. Но кольцо вокруг бандитов, несмотря на все сложности, постепенно таки сжимается.
Блок-пост
Дорога, с двух сторон, перегорожена бетонными блоками. На подъезде – горит костер. Такой знакомый, счастливо-знакомый запах шин… Из нутра бетонных блоков торчит пластиковая «удочка». На «удочке» – флаг, желто-голубой фон и широко раскинувшая крылья, хищная птица – символика спецподразделения «Беркут».
- Полтавский и киевский «беркут» тут воюет, - поясняет собеседник. Среди них же не все отморозки были. Их как расформироваоли – многие сюда подались, Украину защищать. На посту стоит боец в «песчанке». На руке – чуть выше локтя, и на каске - желтые наклейки.
Сердце обрывается. Перед глазами встает Институтская - те самые снайперы на склонах у Октябрьского. Черная форма, желтые повязки.
- Не обращай внимания, это просто для того, чтобы в темноте друг-друга отличать, - успокаивает Аваков.
Умом понимаю правильность его слов, да вот память так просто не унять.
- Немедленно отойдите с линии огня! – кричит нам один из беркутовцев.
В «зеленке» - ну, вот буквально рукой подать – что-то тяжело ухает. Стрельба и взрывы.
К ним, впрочем, быстро привыкаешь. Привыкая, прекращаешь инстинктивно пригибаться.
Как и тогда, на Майдане.
Солнце уже катится к закату. Горизонт весь застлан дымом – разрывы. За пеленой разрывов – Славянск.
Александр Турчинов принимает доклад одного из командиров батальона, обороняющих блок-пост номер «три».
- Батальон выполняет боевое задание без потерь. Мы задержали двух сепаратистов, которые сейчас переданы СБУ для выяснения обстоятельств…, - молоденький комбат запыхался, но докладывает главнокомандующему как положено.
Сам блок-пост – короткий участок трассы между бензозаправкой и постом ДПС.
Возле поста ДПС – аллейка молоденьких сосен. Все, как одна, выжжены пулеметным огнем.
Стекла в постовой будке разбиты, стены – покарежены. На уцелевшей их части – … детские рисунки. «Ми вами пишаємося!», «Молимося за Україну», «Збережемо Україну», «Повертайтеся додому»- гласят трогательные надписи, сделанные неверной детской рукой. Эти рисунки присылают сюда со всей страны.
- Очень помогает, - говорят бойцы.
Они живут тут неделями. Безвылазно. В самодельных землянках. Бытовые условия совершенно ужасные. С водой – перебои (холодной. О горячей речь не идет в принципе – С.К.), питание – как придется. Но, когда спрашиваешь об этом напрямую – не жалуются. Объяснение одно и исчерпывающее: «война».
- Сколько у них «двухсотых»? – тихо справляется Турчинов у двух командиров, что встретили нас здесь, на посту.
Я стягиваю каску. Подслушивать разговор – как обычно, профессиональная привычка – совершенно невозможно. Целые предложения тонут в отзвуках канонады, а тут еще каска глушит обрывки слов.
- Сложно сказать. Они же скрывают. Но точно больше трех сотен. Ближе к четыремстам где-то.
- За последние дни мы много диверсантов задержали. Больше двухсот человек, - вступает в разговор второй командир, - Так вот, во-первых среди них много кавказцев – всех мастей. Во-вторых – профессиональных военных, участников боевых действий.
Турчинов кивает. Говорит что-то. Что именно, не разобрать – возобновилась канонада.
- Как думаете, с Красным Лиманом сегодня окончательно справимся? – доносится, наконец, знакомый голос Александра Валентиновича.
- Должны. Осталось хорошенько все проверить и все. Чтоб в укрытиях они где не засели.
- Поскорей бы. Нам это важно очень.
Красный Лиман – крупный железнодорожный узел. Освободив его, мы открываем пути для поставок подкрепления, провизии нашим бойцам.
- Мне доложили, что есть нехватка керосина для авиации. Я сейчас уже отдал распоряжение, все проблемы решатся.
- Это хорошо, Александр Валентинович, спасибо, - говорит первый командир.
- Только, это…, - мнется второй, - Давайте как-то переместимся. Долго слишком на одном месте находимся.
- Там профессионалы работают. Стреляют очень прицельно. Все-таки небезопасно, - поясняет первый.
Наша маленькая группка меняет дислокацию. Из-под одного каштана, к другому.
- Поедем, пожалуй, - торопит кто-то из комбатов.
Гостям, конечно, рады, но ясно, что их присутствие отвлекает. Война.
Опять выныриваем на трассу. Славянск уже по левую руку.
Пелена над городом сгущается. Глядя на этот плотный дымный саван, вдруг вспоминаешь из детских книжек – «бой за высоту». «Высотой» может быть что угодно: обычная бензозаправка, пост ДПС, уединенный хутор, гора Карачун. Любая точка, цена контроля над которой – десятки жизней. С обеих сторон.
