И, в общем, полная юридическая победа Владимира Путина на президентских выборах хоть и спровоцировала временную паузу в протестном движении, все ж не снизила высокий уровень массовой политизации российских граждан. Кажется, за довольно короткий - в несколько месяцев – срок, не только оппозиционно настроенные политики, общественные деятели и просто граждане погрузились в митинговую стихию, но и сам ВВП, слезы которого - вместе с мобилизационной лексикой в стиле Великой отечественной войны - актуализировали «охранительную риторику».
В каком-то смысле, и провластные, и оппозиционные акции протеста – вещи одного порядка. Потому что их участники, находящиеся на разных политических позициях, апеллируют к одному и тому же – общественному мнению (пусть и разных социальных групп). При этом ни у власти, ни у оппозиции нет идеологической платформы. Оппозиционный лозунг «Путин, уйди» и лозунг сторонников власти «Не отдадим страну врагу» – внеидеологичны. Так как первый все сводит к конкретной личности, а второй - вообще все уводит в плоскость некой абстрактной «внешней угрозы».
Поэтому, наравне с вопросом – а что же делать уличной оппозиции, чтобы поддерживать свою жизнедеятельность и не раствориться в поствыборной реальности, не менее, а то и более, актуален и вопрос другой – а что делать Путину, чтобы оправдать свою победу в 64 % и как в дальнейшем поддерживать высокий уровень мобилизации своих сторонников.
Поствыборы. Когда Победа опасней Поражения
В истории нередко бывает так, что победа представляет большую опасность, чем поражение. Особенно если речь идет о победе сильного противника над слабым. Об этом писал Ницше в своих «Несвоевременных размышлениях», рассуждая о последствиях франко-прусской войны и якобы господствующем положении германской культуры.
Если уменьшить ницшеанские размышления по отношению к РФ и экстраполировать на российские реалии, то окажется, что перед победителем Путиным гораздо больше рисков и вызовов, чем перед побежденной оппозицией.
Прежде всего, важно сформулировать несколько базовых позиций, определяющих, на мой взгляд, российские современные политические реалии.
Во-первых, «движение 10 декабря» - это некое целостное общественно-политическое явление, а не случайная разовая акция. В этом смысле, политическим соперником Владимира Путина является не конкретная личность, а в целом изменившееся сознание граждан.
Во-вторых, оппозиционные акции, в отличие от провластных, обладают ярко выраженным коммуникативным эффектом. Информация о протестах (как сходил, как было, кто выступал, какие плакаты, лозунги и т.д.) быстро передается от участников к участникам и не участникам по разным каналам коммуникации (в том числе на бытовом уровне), в то время как провластные митинги – это предмет интереса преимущественно официальной пропаганды.
В-третьих, президентские выборы в РФ – это не завершающий этап протестных акций. Убедительная победа Путина не делегитимизирует Болотную и Сахарова, а выборы – это лишь промежуточный этап протестов, которые хаотично, то с большей, то с меньшей интенсивностью, но все же периодично будут сопровождать президентство Владимира Путина. С одной стороны, новая уличная оппозиция как незрелый, неструктурированный, формирующийся оппозиционный класс без лидера – это не конкурент для власти.
А, с другой, - такой неперсонифицированный вид конкуренции представляет значительную опасность. Именно потому, что эта оппозиция не структурирована – она и не развалиться. Именно потому, что акции протесты носят сетевой, иррациональный характер (в смысле отсутствия четких требований), - сами по себе они не рассосутся. В отличие от президента Путина, оппозиция не привязана ни к каким обязательствам и рейтингам, а появление новых требований и новых лидеров движения не ограничено какими-либо временными рамками, и может произойти в любой момент, через месяц или через год. В этом смысле, время на стороне оппозиционеров.
В-четвертых, состоявшиеся президентские выборы запустили ряд процессов, которые теперь будут жить своей самостоятельной жизнью. Это такой «эффект в себе» - когда проявляются следствия без достаточных причин. К примеру, стало понятно, что с политического небосклона исчезла «Единая Россия» (Путин нигде не признал вклад единоросов в свою победу). Зато админресурс теперь из технического превратился в административный субъект (имеются в виду чиновники разных уровней, работавшие на победу ВВП). Или, скажем, - для власти исчезла столица (Москва дала Путину на выборах меньше 50 %). А как показывает опыт (к примеру «донецких» в Украине), потеряв единожды столицу – ее потом очень сложно «вернуть», даже имея власть.
В-пятых, даже одержав уверенную победу, перед Путиным стоит задача легитимации себя как лидера. Легитимность, в отличие от легальности как юридической категории, это политическое понятие. Это когда приход того или иного лидера на высший государственный пост обусловлен исторической необходимостью, а не подавлением на протяжении многих лет даже намека на политическую конкуренцию, а затем кулуарной договоренностью между двумя политиками. Доверие большинства у ВВП, конечно же, есть. Но в данном случае речь идет не о количественном, а о качественном показателе вопроса. Сами сторонники ВВП нередко говорят о его третьем президентском сроке с точки зрения появления некоего «обновленного Путина». При этом сам Путин оперирует, преимущественно, лексиконом, задачами и достижениями 2000-х годов.
Поэтому, высокий результат Путина на выборах – это не гарантия управляемости, прогнозированности и стабильности политической системы РФ.
Могло ли быть иначе?
Предыстория. Эпоха Путина ушла, Путин остался
В политических реалиях Путин – это, безусловно, бренд. Ему достаточно долгое время удавалось сохранять за собой лидерские позиции. Фактически с 2000 по 2008 годы.
В 1999 году ВВП органично вписался в российские реалии. На контрасте со старым, больным и пьющим Ельциным Путин олицетворял собой запрос общества на молодого, прагматичного, нелиберального лидера (в смысле понимания либерализма как либерализма образца 90-х). Лидера, который может спасти страну от дальнейшего развала и скатывания в нищету. Доклад Путина «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованный в конце 1999 года на правительственном сайте за два дня до добровольного ухода Ельцина в отставку, объективно отражал следующую позицию общества: усиление административной вертикали – это синоним усиления государства. Равно как и 2004 году - когда стабильность была синонимом устойчивости и развития государства, а не его стагнации.
Все эти годы Путин де-юре и де-факто был национальным лидером, потому что опирался на разные слои и группы российского общества: олигархов (крупный бизнес стал неотъемлемой частью режима Путина); бедные слои общества (как основу путинского электората); интеллигенцию (которая в большей степени разделяла мюнхенскую речь Путина).
Управляемая демократия в сочетании с авторитарно-патерналистской идеологией действительно были стабильной формой политического режима и деполитизации общества.
Сбой начал происходить, когда активное меньшинство общества поняло, что власть мотивирована, прежде всего, сохранением схемы своего группового привилегированного положения. Этой части общества надоели политические решения и действия, основанные на вере во всесилие административных и силовых решений. И, в общем, уже в конце второго срока ВВП уже неоднозначно стали восприниматься ключевые события Путина-1 и Путина-2 (к примеру, разгром ЮКОСа). А уже при Медведеве президенте мы наблюдали самоорганизацию общества в борьбе с рядом инициатив власти – к примеру, в вопросе строительства оха-центра и трассы через химкинский лес.
Власть и не заметила, как политическая система стала неадекватна уровню развития общества. Постепенно, от массового настроения как в песне «Хочу такого, как Путин» часть общества перешла на сторону Юрия Шевчука в известной ситуации во время встречи Путина с представителями искусства «Я – Юра, музыкант».
А декабрьские протесты и вовсе выявили раскол между тремя классами российского общества - властью, горожанами, жителями окраин – позиции которых находятся далеко друг от друга. У каждого из них свои мотивы и задачи.
Власть в лице узкого круга политэкономической элиты хочет сохранить за собой лидерские позиции в стране и доступ к богатым ресурсам родины, рассматривая как самый простой способ достижения задачи – отсутствие какой-либо конкуренции.
«Просвещенные горожане» в лице интеллигенции и среднего класса, возмущенные полным отстранением общества от процесса влияния на выработку политических решений, не хотят быть сторонними наблюдателями за жизнью страны и как раз мечтают о конкуренции как двигателе прогресса.
И, наконец, - жители окраин и провинций, находящиеся перед необходимостью удовлетворения базовых материальных потребностей в виду низкого уровня жизни. И если последние пока еще довольствуются «бытовыми свободами» и в равной степени далеки от понимания того, что происходит и внутри власти, и внутри протестных движений, то противостояние между властью и средним классом интенсивно нарастает.
Первой стратегической ошибкой власти стал «тандем» как форма возврата Путина во власть - никому не нравится, когда двое договариваются и решают за всех судьбу всей страны, да еще на 16 лет вперед.
Неадекватная реакция на протестные настроения – это вторая стратегическая ошибка.
У власти всегда больше ресурсов и вариантов реагирования на ситуацию, чем у оппозиции. И с началом ослабления авторитарно-патерналисткой идеологии и массовых акций протеста, все козыри были у власти. Одним из самых простых вариантов реагирования могла бы стать справедливость. Справедливость как способ поведения, предполагающий показательную чистку властных рядов, политические реформы по либерализации избирательного законодательства (которые власть теперь предлагает с опозданием, что в российских реалиях, правда, тоже достижение) и т.д.
Вместо этого - Путин вначале не замечал протестов (своеобразное бегство от действительности), затем стал посмеиваться над митингующими (выражения, типа бандерлогов), а потом и вовсе включил патриотическую и охранительную риторику, обвиняя во всем внешних врагов (вы только вдумайтесь – сравнить ситуацию в современной России с 1812 годом!). Ну и, наконец, победа на президентских выборах в 64 %.
Ведь, победа, скажем, в 52 % и победа в 64 % - это две большие разницы. Обе в первом туре, но при этом принципиально разные, с точки зрения поведения победителя в будущем.
Победа в 50 с хвостиком – это не обязывающий вариант и предполагающий некую свободу действий президента. В том смысле, что победитель никому не был бы обязан. На равных можно было бы действовать и в отношении оппозиции (не ставящей под сомнение легкий перевес Путина за 50%), и с административно-бюрократическим аппаратом (который чувствует себя сейчас неприкасаемой «священной коровой»).
Победа за 60 – вариант, усложняющий жизнь самому победителю и ограничивающий выбор альтернативных способов поведения. Он требует, во-первых, постоянной мобилизации и подтверждения наличия сторонников в 64 %. Во-вторых, благодарности тем, кто обеспечил такую победу. В-третьих, постоянной идеологической подпитки «патриотической машины», которую сама же власть и привела в движение.
«Слезы Путина» и оборонительная лексика по всем законам жанра требуют дальнейшего разворачивания путинского героического эпоса. При этом надо понимать, что предложенные политические реформы по либерализации избирательного законодательства здесь не работают – они сплачивают админресурс и сторонников Путина и ориентированы исключительно на оппозицию.
В такой ситуации разговоры о «сакральной жертве» не выглядят шуткой.
Путин-3. Приключения барона Мюнхгаузена
На февральском митинге Путин говорил о «сакральной жертве» со стороны «врагов режима». Но она, скорее, может появиться со стороны самой власти.
Не в буквальном смысле. А в смысле наличия какой-то общественно значимой проблематики, позволяющей продемонстрировать властям за короткий временной промежуток существенные результаты в ее разрешении.
Образно говоря, это политическое поведение в логике барона Мюнхгаузена, молодеющего с каждым новым приключением и способного кардинально изменять ход событий. Путину придется то летать на раскаленном ядре, то сражаться с грифоном, то летать на Луну – иными словами, каждый день преподносить новый подвиг, чтобы удерживаться в нише лидера-героя.
Выбор здесь не большой – или внутриполитические проблемы, или внешнеполитические задачи.
Очевидно, что главные враги России на текущем историческом отрезке – это, прежде всего внутриполитические проблемы, и базовый набор их за последние годы не изменился. Это Северный Кавказ, который все больше представляет угрозу той самой политической стабильности. Это коррупция и дальнейшее расслоения общества - разрыв между бедными и богатыми растет. Это немодернизировання экспортно-сырьевая экономика, которая, как и в других постсоветских странах, зависла где-то на уровне 19 века, и удерживается за счет высоких цен на энергоносители.
Понятно, что Кавказ не победить – он уже сегодня является «вещью в себе», а не органичной частью территории РФ. Коррупцию – тоже, потому что власть должна начать прежде всего с себя самой (а «чистить» своих Путин не будет, потому что они помогли ему победить). Модернизация экономики – тяжелый случай, потому что требует «длинных денег», что в переводе на бытовой политический язык для правящей верхушки означает отказ от денег «здесь и сейчас», а кому это надо?
Остается только борьба на внешнеполитическом фронте. Как показывает опыт, борьба с абстрактными внешними врагами проще, потому что: а). не требует конкретных действий; б). имеет единение в российском обществе (к примеру, августовский грузино-осетинский конфликт 2008 года объединил тогда всех – и либералов, и не либералов); в). является заместительной мерой при отсутствии содержательной внешней политики или наличии неразрешимых внутриполитических проблем.
Поэтому, наравне с многочисленными «теориями заговоров» против РФ, прежде всего, со стороны «коварных США», образ врага могут лепить и из ближних соседей. И не исключено, что холодная война, существующая сейчас между Януковичем и Кремлем, это еще не предел братских российско-украинских отношений.
И, кстати, если уж российские власти так часто пугают свой народ «оранжевой угрозой», то угроза исходит вовсе не от революционного сценария свержения власти. По существу - ни внешние враги, ни даже оппозиция не несут прямой угрозы российской власти.
Главным драконом, с которым Путину предстоит сражаться в свой третий срок, являются, прежде всего, его сторонники. Они считают, что «вложились» в его победу, и будут требовать ответных действий. Здесь как раз украинско-российские параллели и уместны. «Охранителей» Путина, скорее всего, ждет такое же разочарование, как и «охранителей» Януковича. Ведь самые ярые, не политические но идеологические, оппозиционеры украинского президента сегодня – это его бывшие сторонники времен Оранжевой революции. Те самые последователи «Русского мира», которые тогда называли Януковича «наш президент», а теперь считают предателем их великой идеи. Так оно и есть – Виктор Федорович, по сути, обессмысливает их жизнь.
В этом, пожалуй, на сегодня и есть сходство украинской постреволюции и российской предреволюции.