У нас часто говорят о коррупции, но слово “коррупция” следует заменить словом “оккупация”. Получится яркая, правдивая картина.
Не коррумпированное государство, а оккупированное государство. Не борьба с коррупцией, а борьба с оккупацией. Не коррупционные потери, а потери при оккупации.
С помощью революции можно добиться легальности для нового богатства, для новой морали, для нового отношения к человеку и к жизни. Однако можно ли с помощью революции добиться освобождения от оккупантов?
Нельзя. Вот поэтому-то революционные события осени 2004-го года приходится вспоминать с грустью – ну не может выход массы людей на площадь сделать то, что должно сделать освободительное движение, или то, что должен сделать приход армии-освободителя.
Речь не идёт о борьбе с советской оккупацией – у нас тут не Прибалтика и не Польша, не надо путать.
Речь идёт о борьбе с криминальной оккупацией. Лучше сказать – с воровским оккупационным режимом. Причём это не столько о понятии “вор в законе”, сколько о более широком понятии воровства – посягательства на право собственности. Этот оккупационный режим делает так, что исчезает само разделение между понятиями “принадлежит” и “украдено”.
Если быть честным, то нельзя не признать: государства, образовавшиеся после роспуска Советского Союза и не вошедшие в Европейский Союз, были оккупированы.
И это была не какая-нибудь тихая, скрытая оккупация. Мы пережили войну.
Новый социально-политический порядок установили организованные вооружённые группы в ходе боевых столкновений. Это справедливо и по отношению к бандитам, которые брали под контроль предприятия и даже целые поселения, регионы. Это справедливо и по отношению к милиции, спецслужбам, которые брали под контроль бандитов.
Они все воевали за территорию, за ресурсы – экономические, земельные, водные. Против кого? Да, против коммунистов поначалу, а потом против собственников.
К сожалению, люди порабощены пафосными образами войны – например, фронтовыми операциями 1939-1945 годов или леденящими душу кадрами войны во Вьетнаме. И поэтому постсоветский передел власти и собственности людям кажется частью хотя и плохого, но мирного времени.
А что в нём было мирного?
Танки в Москве в 1993-м? Или все эти истории про “крышу”, про “разборки” и про “стрелки”?
Свобода в 1990-е годы не должна вводить в заблуждение – практически всегда на войне бывает так, что между ослаблением власти и отходом хозяев территории и приходом и укреплением власти завоевателей открываются новые возможности, возникает некое пространство свободы.
Что ж, сейчас мы можем наблюдать, как новые хозяева взяли территории и ресурсы Украины, России, Азербайджана и других постсоветских государств, оказавшихся за бортом ЕС, под полный контроль. Возникшее в “межвластный период” пространство свободы – вполне логично – исчезло.
Конечно, кое-где оккупанты потерпели в итоге поражение. Вот Александр Лукашенко до сих пор отказывается признать очевидное и всё ещё посылает своих вертухаев на травлю стремящихся к свободе людей.
Обществу в Грузии, в этом смысле, повезло больше – там оккупанты изгнаны.
Важно понимать, что пример Грузии для нас ценен, прежде всего, не реформами, ведь всё равно нельзя повторить в одной стране историю успеха другой страны.
Грузия для нас ценна определением оккупанта. Это – то, чего не хватило Оранжевой революции, чтобы перерасти в освободительное движение.
В 2004-м году в Украине без ответа остался вопрос о том, кто конкретно враг. О том, какой этот враг.
Что говорит нам Михаил Саакашвили по этому поводу?
Вдумайтесь – альфой и омегой грузинской истории перемен является освобождение от власти воров в законе. Шире – от власти криминалитета.
Они там, в Грузии, не просто дерегулируют экономику и ослабляют влияние традиционной советской культуры на общество. Это – фон, на котором воров лишили власти. На котором последовательно избавляются от личностей и социальных практик, способствовавших воровству.
Ещё раз другими словами: в Грузии избавились от оккупантов, избавляются от коллаборационистов и утверждают систему защиты прав собственности, а значит, и свободы индивидуума.
Утверждают систему, которая будет служить как бы “линией обороны” от посягательств в будущем воров на территорию и ресурсы Грузии.
Если мыслить в этом ключе, то в Украине – проблематика абсолютно такая же. Да и в России. И в Азербайджане, и в Узбекистане и так далее.
Мы имеем дело с оккупацией: нашу страну оккупировали воры. Ещё раз: речь идёт не о конкретных лицах, приговорённых к тюремному заключению за воровство, а о миросозерцании, антагонистичном свободе индивидуумов, совершенно несовместимом с правом частной собственности.
Это всё равно что нацисты или коммунисты; воры – точно такие же оккупанты, ну, правда, с другой идеологией. Они не строят лагеря смерти или “новую жизнь” – они выстраивают такие обстоятельства, в которых они могут посягать на право собственности.
И надо понимать, что это право собственности в широком смысле: от права собственности на средства производства или квартиру до права собственности человека на своё тело и образ жизни. Поэтому-то оккупанты и усердствуют как в том, чтобы не было, например, открытых реестров и кадастров, так и в том, чтобы не было, например, возможности самому выбирать, какую мораль считать своей.
Они не могут иначе, потому что воровство – это их естество. Вот почему и сегодня актуальна старая диссидентская песня “Коммунисты парнишку поймали”. В ней есть слова: “И свободного общества образ / Нам на правду откроет глаза / И да здравствует частная собственность / Им, зардевшись, он скромно сказал”.
Как и тогда, в 1960-е, когда была написана эта песня, сегодня свободные общества – для нас образ правды. Как и тогда, сегодня право собственности – уничтожено.
Таким образом, уж если у нас тут с вами оккупационный режим, то мы нуждаемся в освобождении. Подчёркиваю: об освобождении не от “донецких”, “днепропетровских”, “уральских” или “питерских”, а от воров.
Когда-то Российскую Империю за исключением Финляндии оккупировали коммунисты, потом на неё претендовали нацисты, потом коммунисты потерпели поражение от воров, и уже воры оккупировали все территории бывшей Российской Империи, кроме оказавшихся под контролем Европейского Союза. Странно звучит, но это совершенно естественно, что оккупанты выжимают все соки из этой территории, выкачивают ресурсы и эксплуатируют людей.
Неестественно – что нет практически никакой организованной борьбы против оккупантов. То есть борьбы за политическую власть, необходимую для утверждения в своей стране своих принципов: систематизированной идеологической, юридической, нравственной, стилистической и визуальной замены оккупантов.
Поймите, у нас на улицах точно так же есть патрули, как и при любой оккупации: УАЗики с костоломами и надписью “милиция” курсируют постоянно.
У нас точно так же, как и при любой оккупации, присутствует вражеская армия: короткостриженные парни, сопровождающие рейдерские захваты, незаконные стройки и многое другое вплоть до политических акций – например, недавно таких парней можно было наблюдать в “палаточном лагере”, устроенном Олегом Калашниковым в Киеве на Крещатике возле Печерского суда.
У нас точно так же, как и при любой оккупации, есть насаждаемая идеология: система идей, утверждающая, что индивидуум – пыль, и отрицающая, что право собственности должно быть защищено – право собственности каждого человека и каждый день.
У нас есть и коллаборационизм. Ярче всего он проявляется, естественно, в СМИ и в области культуры. Лишая общество, тем самым, нравственной альтернативы.
И у нас не будет армии-освободителя. И у нас пока что нет освободительного движения. Почему?
Потому что люди думают, будто имеют дело с кликой угнетателей или некой отрыжкой советского государственного и партийного аппарата. А это – полноценный оккупационный режим, нечто вроде вируса, который перестроил все клетки социального тела так, что получилось пространство для воровства.