“Мы помним цену нашей Победы”, — с таким слоганом в киевском метро расклеены картинки к 9 мая. Это значительно более интересное объявление, чем, на первый взгляд, может показаться: в слогане внимание акцентировано не на слове “Победа” (иначе было бы написано “Мы помним нашу Победу”), а на слове “цена”. Цену они помнят. Вот что.
Если бы НКВД до сих пор сохранилось, то группу товарищей, принимавших решение о расклейке таких объявлений, стоило бы допросить. Ведь сложно представить себе что-либо более крамольное по отношению к Великой Победе, культ которой сейчас якобы восстанавливается на некоторой части послесоветского пространства, чем пристальное внимание к цене победы.
Другой группой товарищей, заслуживающей допроса в НКВД, являются люди, которые активно протестуют против решения президента и парламента увешать страну красными флагами 9 мая. Правда, если первую группу стоило бы допросить на предмет диверсии или антисоветской пропаганды и агитации, то вторую группу — на предмет вменяемости.
Странно, что эти люди так уж протестуют против радикального урезания идентичности красного флага. Я бы даже сказал, кастрации этого знамени.
Возможно, это легко забыть, но красный флаг — это не только символ одного из ныне не существующих государств и символ победы этого государства в войне в Европе. Это и нечто большее: символ революционности.
Естественно, не революционности вообще, но той самой революционности, которой сегодня дышат массы людей, страшащихся в этом себе признаться.
Вот, например, Англия совсем недавно:
А вот Германия:
Россия:
Красный флаг, на самом деле, можно встретить в огромном количестве городов и по большому количеству поводов, все из которых, так или иначе, связаны с борьбой за равенство и справедливость.
Я не хочу сказать, что такая борьба приводит к равенству и справедливости. И не хочу сказать, что такое значение красного флага используют только порядочные люди, которые действительно хотят равенства и справедливости. Я хочу сказать, что красный флаг не утратил потенциал революционности.
И если в нашей стране когда-нибудь кто-нибудь будет бороться против клептократии, то это будет борьба под красным флагом.
Конечно, можно сказать, что есть некоторое различие между красным флагом вообще и красным флагом с серпом и молотом в частности. И это будет правдивое высказывание. Но проблема в том, что время забирает свидетелей жизни в СССР и отдаляет ныне живущие поколения от всех этих советских ужасов, которые так любят описывать представители национальных и диссидентских сил.
От голода погибло несколько миллионов человек? Простите, но в 1991 году нас было 52 миллиона. Сталин устроил репрессии? В этом участвовали миллионы людей, а не один коварный кремлёвец. В войну людей не жалели? Да у нас тут почти любой не пожалеет почти любого за прибавку тысячи долларов к зарплате.
Я что хочу этим сказать? Хочу сказать, что украинский подросток будущего в СССР увидит скорее то, что люди тогда тускленько одевались, и поэтому страдали, чем что-либо другое. Когда этот подросток повзрослеет, страна с населением чуть больше 30 миллионов и совершенно непредсказуемой экономикой вряд ли сможет убедить его в том, что Ленин был больше не прав, чем прав.
Запретить советскую символику? Okay, но тогда мы останемся с клептократией.
Специфика ситуации в Украине заключается в том, что отказ от социализма в конце 1980-х годов нелегитимен. Люди по-прежнему стихийные социалисты, хотя и очень довольны, что теперь нет товарного дефицита. И только социалистические цели способны увлечь достаточно большие массы людей.
Может показаться, что ещё поколение уйдёт — и людям уже не надо будет объяснять, почему медицина и образование или платные, или отсутствуют; почему работа или на износ, или отсутствует. Однако тем, собственно, мы и европейская культура, что печалит нас неравенство.
Печалит, что одни летают лечиться в Австрию или Израиль, а другие — лежат в палате на шесть человек в разбитой больнице на родине. Печалит, что одни уезжают учиться в Британию, а другие, часто гораздо умнее, поступают туда, куда семье хватает сил устроить ребёнка на родине, да ещё и платят там непонятно за что.
Не надо забывать, что красный флаг — это, в первую очередь, альтернативная глобальная идея, а не СССР. Именно поэтому красный флаг одинаково понятен и в Британии, и в Германии, и в Японии, и в России.
Это альтерглобализм в том смысле, что сложно представить себе общество, в котором идеи равенства и справедливости, сдобренные ограничением капитала или корпораций, не сработают в электоральном смысле. Даже Соединённые Штаты — казалось бы, оплот борьбы с красными — в последние годы сдают, американцы устали и хотят гарантий.
Красный флаг — это ещё и флаг, символизирующий то, без чего не состоялся бы, например, февральский переворот в России. Великий князь Кирилл Владимирович носил красный бант и не только появлялся под красным флагом, но и повесил над своим дворцом. То есть красный флаг — это те самые события, чьё влияние — блестящий период национально-освободительной борьбы украинцев. СССР ещё не было и не могло быть, а украинское государство — уже оформлялось.
Конечно, для одной шестой части суши это потом продолжилось сталинской интерпретацией ленинизма, однако это также продолжилось многими привычными нам вещами от декретного отпуска и всеобщей солидарной пенсионной системы до Холодной войны и гонки вооружений, спровоцировавших появление и развитие стольких гражданских технологий, что вот мы даже с вами сидим сейчас и в мониторы смотрим.
Кстати, Дмитрий Джангиров запостил у себя в фэйсбуке фотографию из Берлина:
Так вот, пока у нас в политике в основном дельцы и проходимцы, большое счастье, что двое стараются максимально урезать идентичность красного флага — революционную идентичность.
Первый — это товарищ Симоненко. Второй — президент Янукович. Благодаря Симоненко публика может видеть, что красный флаг — это нечто несуразное на службе у капитала. А благодаря Януковичу публика может видеть, что красный флаг — это победа в одной конкретной войне. Причём победа, цену которой мы тут в основном и запомнили из всего периода 1939-1945 годов.
Вот почему красный флаг на 9 мая — это очень хитрый ход: в обществе, остро желающем равенства и справедливости, происходит подмена смысла символа. То, что символизировало и продолжает символизировать надежду, как можно видеть по акциям протеста в Западной Европе, — теперь будет символизировать исключительно войну, явление безнадёжное по своей природе, и огромные, просто невообразимые жертвы и страдания.
И это хорошо. Пусть останется какой-то революционный символ для нашего будущего — того времени, когда Трудовой кодекс будет состоять из одного слова “Работать!”, а все остальные законы — из слов “Деньги давай!”.