Собственно, именно таким конкурентом Украина Леонида Кравчука и была. В СНГ сразу же сложились две группировки, между которыми сновали вечные неопределившиеся. Одна из группировок во главе с Россией пыталась во что бы то ни стало вернуться к модели функционирования старого союзного государства, вторая – во главе с Украиной – делала все возможное, чтобы этого не допустить. Саммиты стран Содружества превращались в захватывающие сражения политиков, еще недавно занимавших места по соседству в президиумах партийных и депутатских съездов. В Москве упорно не желали отказываться от иллюзии возможного воскрешения умершей империи, в Киеве все еще верили, что россияне смирятся с самим фактом появления новых государств и перестанут заталкивать их в нереализуемые проекты. Это очевидное ценностное недопонимание стало одной из причин невосприятия российским руководством фигуры Леонида Кравчука и поддержки нового украинского президента – Леонида Кучмы.
В самом деле, после избрания Кучмы главой государства градус противостояния в СНГ ослаб, а само Содружество перестало иметь хоть сколько-нибудь серьезное значение, превратившись в президентский клуб и окончательно утратив возможность стать не то что государством, но хотя бы эффективной международной организацией. Уровень противостояния стал иным – экономическим. Если раннего Ельцина и Кравчука интересовало само государственное становление, если окружавшим их элитам необходимо было утвердиться в самом своем праве на руководство новыми независимыми государствами, то позднего Ельцина и Кучму интересовали скорее экономические вопросы. Началось соперничество государств-корпораций. И тут российскую политическую элиту и связанный с ней бизнес ожидало жестокое разочарование. Президент, казавшийся настоящим другом России и бывший личным другом семей Ельциных и Черномырдиных, предпочитал создавать своих олигархов, а не содействовать российским во внедрении в украинскую экономику. Более того, Украина оставалась соперником России – но теперь уже не в перетягивании каната в СНГ, а в создании энергетических схем, в корпоративных отношениях, стремлении влиять на власть соседнего государства. Ярким символом происходивших тогда процессов можно счесть назначение Бориса Березовского исполнительным секретарем СНГ. Это решение было принято после настойчивых рекомендаций Леонида Кучмы изо всех сил сопротивлявшимся предложению коллеги Борисом Ельциным – хотя, казалось бы, должно было быть наоборот!
О том, каких именно отношений добивалась Москва, стало ясно во время предвыборной кампании 2004 года, когда курируемый Дмитрием Медведевым штаб российских экспертов буквально подкосил рейтинг Виктора Януковича, заставив претендента обещать своим избирателям не то, что их интересовало бы, а то, что в Москве продолжают считать разновидностью вассальной присяги. Но избрание президентом Виктора Ющенко стало новым этапом российско-украинского соперничества. К соревнованию на государственную устойчивость и борьбе за корпоративные преимущества прибавилось сражение за историческую память. Интерес нового главы украинского государства к прошлому собственной страны совпал с таким же интересом его российских коллег. Но если главным элементом российского интереса стала попытка представить историю страны как цепь нескончаемых побед, то украинский президент продемонстрировал отношение к своей истории как к цепи бесконечных трагедий, которые прекращались разве что в редкие часы расставания с соседями. Естественно, версии не совпали. Вся эта кипящая смесь во многом и предопределила ухудшение российско-украинских отношений в последний период. И породила новые надежды – на улучшение отношений уже при новом президенте страны.
Но надежды напрасны. Градус противостояния может уменьшиться, сместиться, но само противостояние прекратится лишь с годами – когда в России к украинской государственности будут относиться как к естественному факту истории, а в Украине к России – не как к бывшей метрополии, живущей только мечтами об уничтожении украинской государственности, а как просто к большому соседу на севере. Когда россияне будут приезжать в Киев и во Львов на экскурсии и не задумываться о том, что «все это было у нас» – как европейцы, а украинцы будут восхищаться Чайковским и Толстым и сочувствовать великому народу, который имеет такую богатую культуру и такие плохие дороги, – как европейцы. Пока же две соседние страны ведут себя скорее как подростки-переростки, с трудом осознающие свое место в современном мире и свое будущее отношение друг к другу. Но по-другому и быть не могло.