Давайте начнем с названия вашей акции. В сети есть разные варианты: "Пандемия насилия", "Планета covid", есть и более грубые “народные” варианты — какой ваш вариант названия?
Я назвала акцию “Пандемия домашнего насилия”, и она была приурочена к международной кампании ООН “16 дней активных действий против гендерного насилия”.
В центре этой акции стоит скульптура, сделанная из цемента и золота. Расскажите о выборе материалов?
Выбор материалов, конечно же, не случаен. Ведь домашнее насилие — это укоренившаяся, зацементированная реальность, которую нужно ломать. И для того, чтобы эта проблема ушла, нам нужно вырастить поколение детей, которые не знают, что такое насилие. То, что происходит с нами в детстве, становится для нас нормой во взрослой жизни.
Что касается золота — это большой собирательный образ. Золото — это что-то дорогое во всех смыслах, и в прямом (финансовом) и в переносном. А финансовая, материальная составляющая коронавирусного кризиса сильно повлияла на ситуацию с насилием. Кризис вообще повысил уровень тревожности общества, который у нас и так был достаточно высокий. Разница хорошо видна по реакции на эту акцию: про нее писали и у нас, и в Европе. Там не было ни восхищений “как это круто”, ни хейта “как это плохо”, было ровное равнодушное отношение: то, что не триггерит, не вызывает обратной связи. А у нас такое сильно триггерит, потому что люди у нас сами по себе тревожные.
Из чего, помимо водружения и снятия скульптуры, состояла сама акция?
Суть акции была в том, что я вышла со своим арт-объектом, — это не скульптура и не монумент, это именно арт-объект, — разместила его в Городском саду, а рядом были плакаты с информацией о домашнем насилии. У меня были соорганизаторы — девушки, которые раздавали листовки со статистикой про стремительный рост насилия за последние 2 года и координатами шелтеров, куда могут обращаться жертвы.
Многие женщины подходили и спрашивали что делать, куда обращаться, как с этим бороться. Мы предлагали им озвучить свои мысли и проблемы на камеру, но ни одна не согласилась. Этот вопрос страшно поднимать, потому что в Украине наказание за насилие внутри семьи — штраф 850 грн. Можно заплатить штраф, вернуться в семью и раздать всем за то, что пожаловались.
Мы простояли четыре часа, и не было ни одного замечания или протеста. Хейт начался уже в медиа, где абсолютно исказили суть этой акции.
Вы работали с темой домашнего насилия до этой акции?
С темой насилия — нет, но вот уже пять лет у меня идет “женский” проект, где я показываю триггерные объекты и собираю фидбек. В нашем обществе образ женского полового органа, сам по себе, без каких-либо контекстов, вызывает буйную реакцию.
Давайте поговорим об этом образе. Выставить в центре города скульптуру в виде вульвы — это однозначно провокация, и мы видим это по отклику в соцсетях. С одной стороны, есть вполне предсказуемая реакция “это же видят дети”, “гениталии это не искусство” и т.д. С другой стороны, с какой-то условно-феминистской точки зрения, сведение образа женщины к половым органам — это тоже довольно неоднозначный жест. Почему вы выбрали именно эту форму, чтобы донести месседж о насилии?
Начнем с того, что это очень завуалированный образ вульвы, очень декоративная подача, и если не знать этого заранее, то вполне можно увидеть что-то свое. В акции мы нигде не употребляли это слово, и кто-то видел разбитое сердце, кто-то — лица двух людей. Но суть в том, что весь хайп произошел из-за медийной подачи, когда журналисты и блогеры обозначили, что это вагина. Они назвали именно так, хотя это не вагина, а вульва — то есть у нас даже с терминологией путаница. И дальше пошла реакция на само это слово — а не на акцию и не на скульптуру.
Вообще с этим образом я стала работать пять лет назад. Я начала со скульптур, потом были картины. Когда я выложила в сеть фотографию первой скульптуры, пошла реакция, которая тогда меня очень удивила: я действительно не ожидала, что простое изображение чего-то вполне естественного может вызвать такой отклик. После этого я поехала в Германию и там продолжила работать над серией. Там же мы решили провести акцию: я вышла с рисунками, которые делала в виде новогодних открыток (это как раз были новогодние праздники) и предлагала людям позировать. Реакция была очень доброжелательной: люди смеялись, им было весело.
Через полгода мы проделали то же самое в Киеве — и тут люди или шарахались, или скандалили, они реагировали совсем по-другому. Тогда мне стало интересно провести исследование: в чем же проблема нашего общества, какие нарративы мы транслируем и почему. Конечно, каждое общество состоит из разных групп людей, которые реагируют по-разному, но можно взять условную среднюю температуру по палате. И я стала дальше работать с этим образом, исследовать его. Я создаю галактику из объектов, которые вообще-то, если не знать заранее и не говорить слово “вульва”, довольно абстрактные. Но из-за того, что с моим именем уже связан этот образ и люди уже знают, чем я занимаюсь, они сами воспроизводят готовый ярлык, им сразу “все понятно”.
И получается, что большинство людей не рефлексируют, они сами не понимают, откуда у них такая реакция. На одесскую акцию я принесла этот объект потому, что моей задачей было привлечь внимание к проблеме. О кампании “16 дней активных действий против гендерного насилия” у нас говорили довольно мало и кулуарно, массовое внимание удалось привлечь только мне. А почему? Потому, что я взяла триггерный объект.
Вы правы, реакция на вашу акцию была горячая. Но, с другой стороны, вы сами говорите о том, что обсуждают форму скульптуры, а не стоящее за ней послание. Вам не кажется, что провокационная форма скорее отвлекает от месседжа чем привлекает к нему внимание?
Нет, мне так не кажется. Да, я привлекла внимание тех, кто осуждает форму, но я также привлекла внимание тех, кто занимается борьбой с насилием. Скульптура и реакция на нее иллюстрируют то, что люди не рефлексируют, они не понимают, почему сталкиваются с насилием, что проблема в их мышлении. Разумеется, если ты уже стала жертвой, погрузилась в это — одним мышлением ситуацию не изменить,чтобы из нее выйти необходима социальная помощь. Но для того, чтобы эта проблема не воспроизводилась, нужно заниматься образованием, нужно внедрять в сознание людей новое понятие нормы.
В Европе справляются с этой проблемой с помощью наказаний: там за домашнее насилие светит не 850 грн штрафа, а тюрьма. Так меняется картина мира, представление о том что нормально и не нормально.
Вы будете дальше работать в сфере акционизма? Есть такие планы?
Меня давно привлекает акционизм, я брала из него какие-то элементы, делала небольшие акции в рамках выставок. Но суть акционизма заключается в том, чтобы выйти из галереи, вынести его в реальность, и туда я и хочу двигаться. Тогда эффект получается намного интереснее, и обратная связь более разнообразная, полная. За свою последнюю акцию я получила много хейта, но также я получила огромное количество писем благодарности за то, что поднимаю этот вопрос.
Давайте поговорим о публичном пространстве, с которым вы работали в этой акции. Ваш арт-объект простоял в Горсаду около 4 часов, и вы изначально планировали демонтировать его тот же день. Но хайп частично пошел из-за того, что публика и журналисты приняли объект за постоянный памятник — и восприняли это в штыки. Вы как-то коммуницировали, что объект временный? Или это незнание тоже было частью акции?
Я очень хорошо понимала, что если я пойду к властям с официальным запросом на акцию, буду рассказывать про временный объект, то мне все запретят. Я также хорошо понимала, что если выйду без разрешения, то не нарушу никакой закон. Да, акция продлилась всего четыре часа, но до того я анонсировала ее целую неделю, с объяснением сути, с фотографиями, делала рассылку в СМИ. На рассылку отреагировали вяло, хотя несколько журналистов приехали на открытие и сделали адекватный репортаж об акции как о временном событии. Но, естественно, шли люди, снимали на телефоны, и это все распространилось в другие СМИ со словом “вагина” в заголовке.
Потом даже проявил активность один депутат, который пообещал спасти город и демонтировать скульптуру — причем это произошло уже после того, как мы сами ее сняли. Хотя нас просили оставить: там было много людей, мамочки приводили детей, а дети думали что это игрушка. Оказывается, есть детская игрушка, которая выглядит довольно похоже: по ней бьешь, и из нее конфеты сыпятся. Но депутат не поленился, он потом сфотографировал пустое место и отчитался, что справился с проблемой. Это все, конечно, дико смешно.
Какие публичные скульптуры в Одессе вам нравятся? Есть такие?
Как вам вежливо сказать (смеется)? Давайте подойдем к вопросу с другой стороны: нам всем нравится гулять по Италии, там красиво. И все лучшие дизайнеры почему-то тоже из Италии. Они не умеют делать некрасиво, они не знают как, потому что растут среди архитектуры, искусства, среди красоты.
Теперь вернемся к нам: кто хейтил нашу акцию, кричал что это уродство и не искусство? Те, кто оббивает свой балкон в центре города вагонкой, кто вырубает окно в историческом здании и навешивает на него кондиционеры. Причем они сами не понимают, в чем причина хейта, а если спросить — то отделываются шаблонными фразами. Это пошло, это некрасиво, это видят дети. Почему я должна вступать с ними в какую-то бессмысленную полемику? Когда мы болеем, мы идем к врачу — и не сообщаем ему свой диагноз, а спрашиваем. Но почему-то, когда речь идет об искусстве, то каждый лучше знает, как должно быть — даже те, кто вообще ничего не знают об искусстве. Это проблема образования, и ее тоже надо поднимать.
Наверное, если в вопросе о публичной скульптуре исходить из желания понравиться всем и не вызвать протеста, то мы обречены на бесконечные памятники дельфинам на пляже. Но с другой стороны, насколько оправдано желание агрессивно навязывать городу свое видение без попытки найти консенсус? Ведь острая реакция на провокационные скульптуры в публичном пространстве говорит о том, что люди все-таки считают это пространство своим. И мне кажется, что это хорошо. Они не безразличны. Как считаете вы: нужно ли пытаться выстраивать диалог? Или это бесполезно, и надо просто отдать такие вопросы на откуп специалистам?
Это, конечно, сложный и многогранный вопрос. Вот недавно в Москве на Болотной площади поставили скульптуру “Большая глина” Урса Фишера. Это крутая абстрактная работа, но люди были очень против, потому что им непонятно. Однако пройдет какое-то количество лет, появится новое непонятное, а это станет уже привычным, и протест переключится на новый объект. Такова обычная психология людей.
Да, я думаю что выстраивать диалог надо: например, через введение в школы истории искусств как обязательного предмета. Чтобы дети, вырастая, понимали, что искусство — это не только мишки и березки, оно намного шире. Чтобы они понимали контекст, потому что искусство не живет отдельно от контекста. Ведь невозможно за пять минут объяснить, почему какая-то непонятная скульптура — это искусство. Я часто сама этого четко не понимаю, художники не то чтобы прям все понимают про искусство. Но я исследую непонятное, не открещиваюсь от него, а наоборот, интересуюсь им.