Лет 15 назад, когда в США начали массово переснимать хорроры 70-80-х годов, волна недоумения и возмущения была очень заметной. И ведь переснимались фильмы никогда той же критикой особенно не любимые и считавшиеся второсортными, пусть даже их места в кунсткамере американских кинокошмаров никто не отрицал. Лука Гуаданьино тоже взялся за материал как бы низкопробный, хотя защитники европейской традиции этого жанра всегда знали, чем ответить на обвинения во второсортности. «Суспирия» Дарио Ардженто – классика итальянского хоррора.
Европейская традиция ужасов имела солидную литературную историю, пустившую корни где-то в бессонных ночах бледных юношей эпохи Романтизма и вымоченных в опиуме видениях проклятых поэтов, которых не выкинешь даже с самых рафинированных книжных полок. «Суспирия» тоже имела очень солидную основу в виде Suspiria de profundis («Воздыхания из глубины души», 1845) Томаса де Квинси. Тем не менее, возгласов негодования по поводу готовящегося римейка не было всё равно по очевидной причине. За него взялся солидный режиссёр с репутацией автора. У таких всегда есть индульгенция, особенно когда они берутся за жанровые источники. Даже если в итоге они вдруг снимают покадровый римейк «Психо» Хичкока, как это сделал Гас Ван Сент в 1998 году.
В случае с «Суспирией» никаких повторений даже не ждали. Гуаданьино сразу предупредил: фильм будет совершенно другой. Оказалось, что это не просто правда. Новый фильм – это анти-«Суспирия» 1977 года по очень многим параметрам. Стилизация, декоративность, ненатуральное освещение – большинство того, что сделало «Суспирию» Ардженто фильмом экстраординарным, в новом фильме выброшено без всякого сожаления. Фильм Гуаданьино серый, натуралистичный, назойливый и плотский. Оригинал существует в построенных для фильма безумных декорациях в стилях ар-нуво и ар-деко одновременно. Новый фильм снят в существующих локациях, тоже относящихся к модерну, но с креном в функционализм, и давящих бетонной основательностью баухауса. Если фильм Ардженто был переполненой символами, но схематической и не очень правдоподобной страшной сказкой, то Гуаданьино сразу настраивает на то, что история будет довольно сложная, а процедуры по её воплощению – болезненно правдоподобные.
Новая «Суспирия» не сохраняет от оригинала даже фабулу, только завязку: в знаменитую балетную школу «Танцевальная Академия Маркос» приезжает новая танцовщица. Школа находится в Берлине 1977 года и смотрит фасадом прямо в Берлинскую стену. В новостях и на обложках журналов все заняты исключительно событиями, которые чуть позже получат название «немецкой осени». Как раз в разгаре история с захватом самолёта «Ландсхут» с заложниками. В школе похожая ситуация, так как «Суспирия» даже не пытается создать интриги из того, являются ли учителя в ней ведьмами, а любая танцовщица из балетной труппы – заложницей и потенциальной жертвой.
То, что было интригой в оригинале – исходная точка для Гуаданьино, которого интересует только динамика развития ситуации, куда попадает главная героиня. Сьюзи Бэннион (Дакота Джонсон), приехавшая из меннонитской общины в Огайо, оказывается не только страшно талантливой, но и чрезвычайно восприимчивой к тому, что затевается в школе. И её начнут использовать и «готовить» к тому, что с ней должно произойти. Но итог всего процесса, смысл которого лучше не открывать, неясен. В частности, и потому, что в школе существует две учительские (или лучше говорить – ведьмовские) фракции. Одну возглавляет мадам Бланк (Тильда Суинтон) в образе которой проглядывает что-то от одной из родоначальниц современного балета Марты Грэм. Она – очевидный лидер школы и автор танца «Фольк», который репетирует труппа. Вторую возглавляет Хелена Маркос. В школе Хелену не видно, но именно она является ее формальным лидером.
Параллельный сюжет рассказывает про психолога Йозефа Клемперера, который ищет ученицу школы и свою пациентку, пытаясь проникнуть в заведение. Её рассказам про ведьмовской ковен он не верит, но силу иллюзии группы людей, которые могут поверить в самую безумную идею, знает по собственному опыту. Йозеф – выжившая жертва Холокоста.
Новая «Суспирия», в общем, – это не фильм-перфоманс и не коллекция живописнейших сцен убийств, как у Ардженто. Ответить Гуаданьино, правда, есть чем, но он снова выбирает противопоставление эстетике оригинала. Визуальная хоррор-составляющая фильма Ардженто была вычерчена цветом, светом и кровью. Гуаданьино всё ужасное так или иначе привязывает к танцу – искусству скульптурному, осязаемому и телесному. Кровью он не очень интересуется, зато уже в первом танцевальном номере, превращённом в гротескное убийство, нет недостатка в других телесных жидкостях. Операторские работы тоже подчёркивают эти различия. В обоих фильмах взгляд камеры бесстрастен. Он почти птичий, хотя это взгляд совершенно разных пернатых. Оригинал любит большие воздушные пространства и нередко забирается повыше. Камера в новом фильме предпочитает быть в гуще событий и редко поднимается выше уровня глаз персонажей.
«Суспирия» Гуаданино – это кино, в котором есть довольно сложный сюжет, множество линий, деталей и важных тем, достаточных для того, чтобы не считаться жанровой поделкой, а попасть в основную программу Венецианского фестиваля. Современный танец тут любопытно соединяется встык с темой ведьмовства. Феномен ведьмовства обычно трактуется как негативная реакция патриархальной системы на эмансипацию женщины, а современный балет – одно из средств этой эмансипации в XX столетии. Залив ситуацию в балетной школе прямыми параллелизмами с леворадикальными движениями Европы 70-х годов и поставив жертву Холокоста в качестве свидетеля всего этого процесса, мы получаем «Суспирию» от Луки Гуаданьино. Это очень систематическая постройка совершенно иного здания, чем у Дарио Ардженто, но на схожем фундаменте. И упомянутые архитектурные различия съёмочных локаций в обоих фильмах тут вспоминаются исключительно к месту. Фильм Гуаданьино – функциональное, массивное строение. Если возвратить эту параллель обратно в плоскость кино, то это видно по хронометражу фильмов. 92 минутам оригинала противостоят 152 «Суспирии» новой постройки.
«Суспирия» – тяжеловесное, совершенно не лаконичное и перегруженное излишествами кино. Это сознательное решение. Оно отвечает характеру своей истории, которая посвящена процессу, зашедшему слишком далеко. И это гармоничный в своей громоздкости фильм. Но за всей этой многослойностью и многозначительностью, за точёной операторской работой, за прекрасными актёрами Гуаданьино не может рассказывать истории, и его фильм превращается в эстетику, в которую помещено очень много содержаний без сквозного стержня, который бы это связывал воедино.
Этот стержень, в данном случае, должен был быть жанровый. Не секрет, что большие режиссёры, которые брались за истории из области хоррора, создавали эталонные и важные для жанра фильмы. То есть, в самом факте того, что Лука Гуаданьино взялся за римейк «Суспирии», было много положительного. И за свой новый, авторский подход он имеет полное право на зрительские аплодисменты. Но где-то по дороге он потерял само кино, и от «Суспирии» осталась местами всё равно впечатляющая, но просто демонстрация того, как Гуаданьино распирает от собственной значимости.