Меня этапировали часто, почти каждый год. Для профилактики. Глупое, бессмысленное занятие, лишь укреплявшее мои и без того зрелые антисоветские убеждения. Бить не могли, медленно умерщвлять в тюрьме не могли. Потому что Кремль играл в демократию, была так называемая разрядка. Поэтому – профилактировали. В областном управлении КГБ.
И в этот раз в производственную зону за мною пришли трое, старший лейтенант Чайка и двое прапорщиков. Жестко сказали: «Собирайтесь. Все вещи взять с собой». Отвели в жилую зону, я быстро собрал вещи. Два деревянных чемодана, подаренные двадцатипятилетниками, и маленький синий мешок с носками и трусами. Вывели к конвойной машине, сконструированной для перевозки зэков. В ней, за решеткой – двое солдат с автоматами и ненавидящий меня огромный пес, неотрывно следящий за мной.
Пересадка в специальный вагон, на зэковском языке – «столыпин». Мне тяжело подниматься по ступенькам в вагон, окрики, угрозы, лай пса. «Быстрее! Быстрее, сука!» Быстро не могу, слишком тяжелые чемоданы. Наконец, я в камере. Один. С чемоданами и мешком. В камеру вваливается конвойный солдат, отталкивает меня к стенке. Обыск. Он раскрывает чемоданы. В них мои книги. Я получил их официально, через систему «книга-почтой». Но здесь, на этапе – другой мир. Ни «Мифологии Древнего мира», ни роман Гессе, ни монография «Детская психиатрия» конвой не интересует. Конвой ищет ножи и деньги. У меня нет ни того, ни другого. Солдат беспрестанно матерится, угрожает… И вдруг, не поднимая головы от моих вещей, книг и тетрадей с записями, тихо спрашивает: «Ты Светличного знаешь?». Невероятно. Я оглушен неожиданностью. Конечно, знаю. Это мой друг. В ответ спрашиваю я: «А ты откуда его знаешь?» Солдат, по-прежнему имитируя обыск, изредка переходя на громкий мат, тихо рассказывает: «Две недели назад я его этапировал. Он мне очень много неизвестного сообщил, и о Сахарове, и о Солженицыне, и о себе. Очень понравился он мне. Я таких людей раньше не знал».
Обыск закончен, я один в камере. Думаю о своем, тоскливом и горьком. В вагоне холодно. Прошусь в туалет. «Не могу, открыть камеру не могу. В туалет только по расписанию. Начальник конвоя спит. Будет спать долго, выпил бутылку водки. Терпи». Спустя какое-то время я опять прошусь в туалет. Не могу больше терпеть. Солдат повторяет: «Я не могу открыть камеру. Если не сможешь терпеть, сцы в углу. Ты же один в камере».
Смена. По проходу перед зарешеченными камерами ходит другой солдат. Увидел мокрый пол в моей камере, вызвал еще одного конвойного. О чем-то тихо поговорили. Один ушел, по-видимому, докладывать пьяному начальнику.
Спустя короткое время меня высадили из вагона. Как и прежде, с матом, угрозами и собакой. На зэковском автомобиле привезли в тюрьму. Там я буду жить около десяти дней. Через день меня будут возить в областное управление КГБ. Профилактика.
Прошли десятилетия. Я в программе «Пятый угол» канала 1 плюс 1. Тогда, в первые свои годы это был совсем иной канал, интеллигентный, умный, смелый. Со мною дебатирует Вячеслав Пиховшек, задает острые вопросы. Я отвечаю. Спустя несколько недель Вячеслав передает мне письмо из Белой Церкви. Он, тот конвойный солдат, узнал меня на телеэкране. И сообщил в письме неизвестные мне подробности той моей поездки в «столыпине». Начальник конвоя, разбуженный из-за такого ЧП, приказал меня избить. Чтобы впредь не мочился без разрешения. Не избили по такой причине: солдат, потрясенный личностью Ивана Алексеевича Свитлычного, достал из кобуры пистолет. Защитил меня.
Ему оставалось служить недолго. Это спасло его от трибунала. В конвой его больше не пускали, выполнял в казарме хозяйственные работы. После демобилизации приехал в Киев, хотел зайти к жене Ивана Алексеевича. Адрес ему дал Иван. Не зашел, не решился.
Потом, позднее была еще одна программа в «плюсах». Вела ее Ольга Герасимьюк. Пригласили бывшего моего конвоира. В студии были Леонида Павловна Свитлычная, Нина Михайловна Марченко (мама покойного Валерия), я. Так, спустя десятилетия мы опять познакомились. Он рассказал многое. О том, что не струсил поднять оружие, защищая меня. И о том, что побоялся войти в дом, где жила Леонида Павловна. Хотя долго ходил рядом…
Был он из семьи верующих. Сектантов, как тогда их называли. Поэтому его направили служить в конвойные войска, а не управлять секретной боевой техникой. Ольга Герасимьюк спросила его: «Чем занимаетесь сейчас, где работаете?». Он ответил: «Расписываю церкви».
Такая вот странная история. Совсем не типичная.