«Униатизм» или «уния»?
В подписанном документе Украина упомянута в двух пунктах (из тридцати) – 26-м и 27-м. Но вполне очевидно, что к украинской ситуации имеют прямое отношение и еще два пункта: 24-й и 25-й, в которых говорится о проблеме прозелитизма и о взаимоотношениях между православными и греко-католиками. Хотя, по этим двум вопросам в декларации ничего нового не сказано, все же текст этих пунктов помогает понять, как велась работа над подготовкой документа.
Думаю, наиболее показателен в этом отношении 25-й пункт. Он посвящен тем территориям, «где существуют трения между греко-католиками и православными». Украина являет собой именно такую «территорию». Ясно, что этот пункт стал плодом компромисса. Второе предложение, осуждающее «униатизм» – это очевидная уступка Ватикана Московской патриархии. А третье предложение, признающее за католиками восточного обряда право на свободное существование и пастырскую деятельность – это уже явная уступка Москвы Ватикану.
Ясно, что в этих двух предложениях каждое слово выверялось с особой тщательностью. Но в результате получился текст, который каждая сторона сможет интерпретировать по-своему. Судите сами. Текст прямо осуждает «униатизм», но при этом подчеркивает, что речь идет о явлении, которое имело место в прошлом («в прежние века»). Если это понимать буквально, то получается, что «униатизм» следует отличать от «унии» как таковой. Причем первое является искажением второго. Именно это искажение и осуждено в декларации. Думаю, что папе не составило труда подписать именно такой вариант текста. Ведь уния как явление здесь не осуждена. Осужден загадочный «униатизм». В то же время, православные полемисты уже сейчас начали интерпретировать это предложение как осуждение «унии» как таковой. Скандальный блогер Кирилл Фролов, близкий к Московской патриархии, уже заявил, что, подписав декларацию в Гаване, папа «отрёкся от унии» и от «порождённой ею "историософской ереси украинства"». По мнению Фролова, «за подписанной декларацией должны последовать реальные шаги папы Франциска по отказу от унии».
Понятно, что с католической стороны теперь последуют комментарии о том, что, подписав декларацию, Московский патриарх признал законность существования унии (ведь в том же 25-м пункте сказано, что католические общины восточного обряда «имеют право существовать и предпринимать все необходимое для удовлетворения духовных нужд своих верных, стремясь к миру с соседями»).
Хотя эти интерпретации являются взаимоисключающими, тем не менее каждая из них находит основания в тексте документа. Это означает, что парадигма православно-католического спора об унии после подписанной на Кубе декларации никак не изменится.
Напомню, что нынешняя парадигма этих споров оформилась на рубеже 1980-90-х гг., когда в Украине полным ходом шло возрождение УГКЦ. Уже в 1990 г. во Фрайзинге (Германия) Международная смешанная комиссия по богословскому диалогу выступила с Заявлением, в котором мы встречаем текст, практически идентичный 25-му пункту Гаванской декларации. Уже тогда было осуждено «униатство», как «способ поиска единства». При этом признавалось, что Восточные католические церкви имеют «право на существование и на деятельность для удовлетворения духовных нужд своих верующих».
В 1993 г. положения Заявления, сделанного во Фрайзинге, были дословно включены в широко известную Баламандскую декларацию (она получила название от ливанского города Баламанд, где была подписана), которая содержала не только критику «униатства», но и план будущего взаимодействия между православными и греко-католиками на пути к примирению.
На Баламандский документ за последние два десятилетия активно ссылались как православные, так и католики. При этом каждый цитировал те пункты документа, которые считал для себя выгодными, забывая о тех, которые выглядели неудобными. В результате в православной среде сложилось устойчивое убеждение, что в Баламанде была однозначно осуждена уния; в то время как католики утверждают, что Баламадский документ – это признание со стороны православных необходимости вести диалог с греко-католиками. Не сложно предугадать, что такая же участь уготована и 25-му пункту Гаванской декларации. Каждый будет вкладывать в него свой смысл.
Получается, что за два года, в течение которых, по заявлению и Ватикана, и Москвы, велась активная работа над текстом декларации, подписанной на Кубе, его авторы не смогли изобрести ничего лучшего, кроме почти дословной цитаты из документов, принятых более двадцати лет назад. Фактически, это означает молчаливое признание того, что за последние четверть века ситуация во взаимоотношениях между греко-католиками и православными практически не изменилась. А значит и в будущем существенных перемен пока не предвидится.
Преодоление раскола
Обратим теперь внимание на пункт 27. Он говорит о расколе в Украинском православии. Здесь папа соглашается, что раскол нужно преодолевать «на основе существующих канонических норм» (для Московского патриархата – это давно задекларированная принципиальная позиция) и гарантирует, что «католические общины страны» будут способствовать преодолению раскола. За этим лаконичным пунктом стоит уже несколько подзабытая история.
В 2012 г. Предстоятель УГКЦ Блаженнейший Святослав Шевчук направил письмо патриарху Филарету (Денисенко), в котором, основываясь на католическом каноническом праве, заявил, что не видит препятствий для признания действительности таинства крещения, совершаемого в Киевском патриархате. Украинская Православная Церковь (находящаяся в единстве с Московским патриархатом) восприняла это заявление как недружественный шаг. В начале 2013 г. митрополит Киевский и всея Украины Владимир (Сабодан) заявил, что «УГКЦ нарушила принципы, которые выработаны в ходе как православно-католического, так и межхристианского диалога в целом. В рамках этого диалога стороны обязуются не вступать в официальные контакты с теми церковными группами, которые не имеют канонического признания». В этом контексте 27-й пункт Гаванской декларации читается как реакция Ватикана на события 2012-13 гг. Фактически папа Франциск дал гарантии, что «католические общины» (то есть, прежде всего, УГКЦ) не будут более поддерживать контакты с Киевским патриархатом.
Однако, для всякого, кто хоть немного знаком со спецификой межцерковных отношений в Украине, очевидно, что Ватикан едва ли сможет обеспечить реализацию этого пункта на практике. Во всяком случае, вряд ли УГКЦ как-то изменит характер своих взаимоотношений с УПЦ КП после подписания декларации на Кубе. А значит, и этот пункт едва ли приведет к каким-то заметным переменам в церковной жизни в Украине.
Украина: объект или субъект?
«Украинские пункты» Гаванской декларации вполне вписываются в традицию, которая уже существует не одно столетие. Мы вновь видим, как большие игроки, считающие себя субъектами глобальных процессов, пытаются вершить судьбы украинских церквей. В тексте декларации Украина предстает лишь как зона («территория») пересечения интересов и как объект разнообразных конфессиональных влияний. Потому решение «украинского церковного вопроса» видится здесь как плод сложных компромиссов между Римом и Москвой.
Подобный взгляд на Украину не нов. Например, сравнительно недавно, в 2002-04 гг., когда Синод украинских греко-католических епископов обратился к папе Иоанну Павлу II с просьбой предоставить УГКЦ статус патриархата, то это повлекло за собой интенсивные консультации между Ватиканом и Москвой. В начале 2004 г. глава Папского Совета по содействию единству христиан кардинал Вальтер Каспер специально прилетел в Москву. После проведенных там переговоров с патриархом Алексием II и тогда еще митрополитом Кириллом стало очевидно, что проект греко-католического патриархата в Украине если не похоронен, то во всяком случае надолго заморожен. Тот факт, что перспективы развития УГКЦ обсуждались не в Киеве, не во Львове, а в Москве, вызвал тогда сильное возмущение среди рядовых греко-католиков, о чем откровенно говорилось в специальном обращении к пастве Синода греко-католических епископов. И теперь, мы, конечно же, вновь услышим голоса разочарования. Но это обстоятельство можно трактовать и в оптимистическом ключе. Мы уже не раз видели, как терпели крах попытки встроить Украину в глобальные проекты без учета ее собственно мнения.
Декларация как жанр, конечно же, не предполагает прямой практической реализации. Она лишь свидетельствует о позиции подписавших ее сторон. Тем не менее, документ такого уровня не может не иметь практического результата. Однако, едва ли стоит ожидать от обнародованного на Кубе заявления ощутимых последствий для жизни церквей в Украине.
Уже давно стал банальностью тезис о том, что украинцы должны сами решить все свои проблемы (в том числе и церковные). Но сегодня необходимо вновь повторить ту очевидную мысль, что «украинский церковный вопрос» до тех пор будет оставаться «вопросом», пока мы сами не найдем на него свой ответ.