На штурм вместо обороны
Как получилось, что батальон теробороны попал в АТО? Вы задавались таким вопросом?
- На тот момент информации не было никакой. Нам никто не объяснил, что батальон территориальной обороны должен выполнять функции А, Б, В. Я был добровольцем, вечером пришел в военкомат – утром уже был в части. Подготовки как таковой не было. Мы только постреляли 5 дней из автомата, и нас отправили в зону АТО. Нам сказали: ребята, завтра выдвигаемся - чтобы все были рано утром. И спасибо комбату Мотрию за то, что отпустил нас вечером к семьям под свою ответственность - мы хотя бы смогли побыть дома.
Когда мы проехали Днепропетровскую область, то уже поняли, что не будем охранять свою область, а будем где-то дальше. Маршрутчики, которые нас везли, оставили нас в Розовке (село в Тельмановском районе Донецкой обл. – ред.) ночевать в Доме культуры, и уехали.
Мы остановились в базовом лагере в районе села Краснополье (Старобешевского р-на Донецкой области – ред.). Оттуда нас начали выдвигать на блокпосты - сначала под Старобешево, под Амвросиевкой, и недалеко от границы России мы контролировали дороги. Я был номером обслуги АГС -17 (автоматическоий гранатомет на станке-ред.).
Когда прибыли в район Иловайска?
В начале августа был приказ - силами нашего батальона теробороны, а это 230 человек (всего состав был около 450 человек, вместе с тыловиками и поварами), освободить город. Приказ нам передали устно, по средствам связи. Примерно такая формулировка была на украинском языке: «Здійснити рейдові дії в місті Іловайськ и закріпитись на 7 блокпостах». И это при том, что у нас на тот момент уже были раненые - ребята участвовали в рейдах, на них были нападения.
По сути, мы должны были захватить город Иловайск, потом выставить вокруг блокпосты и удерживать город, силами батальона территориальной обороны.
Комбат Мотрий знал, что это - преступный приказ. Я видел, как он психовал и требовал от Генштаба официальный документ. Он, наверное, предвидел, что потом, если он устный приказ выполнит, и что-то пойдет не так, его сделают крайним. А ему за неподчинение даже угрожали трибуналом.
В конце концов, мы получили письменный приказ о том, что мы должны все-таки пойти и воевать. Батальон территориальной обороны, у которого было всего 5 дней огневой подготовки. Не было инструкторов американских, и вообще никаких инструкторов.
А какая формулировка была в документе, то же «осуществить рейдовые действия»?
Нет. Там было: выдвигаться и занимать блокпосты вокруг Иловайска. Слава Богу, что этот приказ сохранился Тогда мы уже просто пошли его выполнять. Солдат вообще-то должен выполнять приказ - и все. Но я знаю, что комбат упирался до последнего.
Мы пошли в сторону Покровки. Это был первый бой, 7 августа под Степано-Крынкой. Мы тогда потеряли Кордобнева Владимира Александровича, майора, который прошел афганистан и был просто превосходным сапером. Мы пошли на зачистку. У сепаратистов там стояли «секреты». У нас были в поддержке, по-моему, танки из 17-й танковой бригады, 3-й полк спецназа, и «Правый сектор» с нами был. Я тогда впервые увидел, как умеют воевать «правосеки». Это безстрашные, оторванные люди. Я ими восхищаюсь. Я видел многих, кто как воюет. Но никто не воюет так, как «Правый сектор».
Не знала, что они тоже были под Иловайском.
Они к нам приехали как приданное подразделение. На 30 человек у них было 10 автоматов. И они просто захватывали сепаратистские блокпосты, и добывали там себе оружие. Они с нами ходили в бои, на зачистки. Кстати, они потом легализовались через 40-й батальон, и воевали, сначала как штурмовая бригада в Авдеевке, а потом - в составе 37-го батальона в Широкино, они еще до сих пор там.
Расскажите, как вы заходили в город, что вы увидели?
Мы в сам город не заходили. У нас был приказ - выставить 7 опорных пунктов вокруг Иловайска, чтобы отрезать пути снабжения. По факту, у нас получилось выставить всего 4 опорных пункта, потому что попросту не хватало личного состава.
Во время утреннего боя 7 августа, когда мы потеряли майора Кордобнева, мы нарвались на укрепрайон, про который наша разведка и раньше докладывала командованию, что там залитые бетоном ДОТы - долговременные огневые точки.
Мы видели, как бетон возили миксерами туда, под Иловайск, как сепаратисты готовились к обороне. Мы предлагали нанести удар – до того, как работы будут закончены. Но нам не давали разрешения это сделать.
Для меня это был первый бой, когда реально падали мины, свистели пули, взрывались гранаты из АГС, и были раненые, была кровь. Дальше командование настояло на том, чтобы мы выдвинулись напрямую в Иловайск, то есть, пошли вообще в лоб и выставили там блокпост. И комбат лично повел подразделение в бой. В этом бою я не участвовал, он был в тот же день, вечером. У нас не было никаких приборов ночного видения. Подразделение не готовилось к ночным боям. В итоге, потеряли КамАЗ с вещами всех ребят – там были и боекомплекты, и вещи, и палатки. КамАЗ сгорел от попадания снаряда.
Мы заметили такую тенденцию, что если приходит приказ из Генштаба, или вообще от командования и мы идем его выполнять – то обязательно засада.
Вы не первый, кто об этом говорит.
И тот вечер не был исключением. У нас тогда без вести пропал Ганичев Серега, позывной «Лунтик». И Максим – я забыл фамилию, совсем молодой парень, лет 19-ти – он погиб в том бою. Дорога была узкая, колонна была длинная. Пока все начали разворачиваться – Ганичева в темноте потеряли. Как потом местные говорили, он понял, что он не сможет колонну догнать, и начал отстреливаться, отводить за собой погоню и отводить огонь. Его потом нашли через 3 недели погибшим.
13 августа два блокпоста с нашими ребятами были отрезаны. Нам надо было занять и выставить блокпост в районе села Грабское. Блокпост назывался 40.01 - это был ключевой опорный пункт для снабжения основных блокпостов и удерживания Иловайска в котле.
39-й батальон теробороны стоял рядом?
Да. Они и 51-я бригада стояли недалеко от нас, в зоне прямой видимости, на высотах. 51-я стояла в полутора километрах, а 39-й батальон где-то в 2,5 километрах от нас базировался.
И вот 13 августа мы получили приказ: со своим расчетом АГС идти прикрывать ребят, которые будут выставлять блокпост – вроде как прикроем, а потом вернемся. Но вышло иначе.
На блокпосту 39.06 (а это был ключевой блокпост, через который проходил путь на Иловайск) я тогда впервые увидел генерал-лейтенанта Руслана Борисовича Хомчака, «привет» ему большой. Там я получил указание от комбата - взять рацию и быть старшим на автомобиле КамАЗ, на котором выдвигался наш личный состав в село Грабское, где мы должны были занять опорный пункт 40.01.
А почему «привет Хомчаку»? Как вы пересекались?
Да больше никак. Я его видел на 39.06, когда он давал рацию, мы проверяли позывные, и он ставил задачу. На тот момент увидеть генерала - очень вдохновляло, потому что не каждый генерал бывает на передовой.
Мы тогда очень верили в свои силы: когда руководство присутствует, это очень мотивирует. Но Руслан Борисович свой кредит доверия и свою честь оставил на полях после того, как сбежал. Он не покаялся по телевизору, он не был на похоронах ребят. Он не одного публичного обращения к бойцам не сделал.
В принципе, командовал он неплохо. Единственное, он не слушал разведданные, которые ему давали. Хотя наши с правосеками ходили в разведку и обнюхали всё вокруг Иловайска.
Правосекам - просто поклон до земли и благодарность, многие ребята им обязаны жизнью. Потому что, после того, как генерал Хомчак бросил войска и улетел на вертолете, правосеки вытаскивали наших ребят. Есть такой правосек - позывной «Давид», он 86 человек вывел из-под Иловайска, из разных подразделений. Пожалуйста, напишите о нем.
Еще были девчонки из Донецка и Макеевки, которые нам помогали с едой, возили через блокпосты «ДНР». Потом, когда были разбиты все колонны, эти девчонки вывозили наших ребят. Про них никто не знает, а им вообще нужно давать Героя Украины. Они под свой страх и риск сбрасывали воду нашим ребятам, которые сидели в посадках, после выхода из этого «зеленого коридора». Координацию проводили, переодевали ребят в «гражданку». Вывозили их из зоны боевых действий. Благодаря этим девчонкам многие из нас остались живы. Я впервые о них рассказываю, о них не знает наш президент. Они до сих пор помогают армии. К счастью, среди дончан есть вот такие искренние, настоящие люди.
Что происходило в Грабском?
Мы должны были зайти с двух направлений, зачистить село, закрепится там и его контролировать. Задача была выполнена четко. Наши разведчики с 3-м полком спецназа тогда отработали вообще на ура. К вечеру село было зачищено, мы оттуда выбили противника. Говорят, что там были «кадыровцы», потому что местные сепаратисты, по опыту войны с ними, имели тогда почти нулевой уровень выучки и понимания боя – а с этими оказалось сложнее.
Вечером была команда - выставить блокпост в поле, где он раньше был. А там - высота, рядом две посадки. У нас техники и личного состава было очень много. С нами были морпехи, 3-й полк, 51-я бригада. Сепаратисты в Иловайске могли запросто до утра все уничтожить. Из Иловайска это место было в зоне прямой видимости, где-то километра полтора – через голое поле.
Но вам сказали там стоять.
Да, нам так сказали. Я ответил, что, вплоть до трибунала, я туда людей не поведу - делайте что хотите. Приходилось спорить с комбатом. А я ведь даже не служил срочную службу, не знал многих тактических моментов. Карты у нас тогда были, кстати – просто распечатанные из интернета Яндекс-карты.
Все, кто брал тогда Грабское, скопились в одном месте, и надо было что-то с этим делать. Потому что была техника поломанная, нужны были боеприпасы. Ребята со спецназа выполнили задачу и должны были отойти в базовый лагерь отдыхать.
Погодите, вас назначили старшим всей этой группы?
Да, хотя там был 3-й полк спецназа, были морпехи. Почему я? Для меня это был шок. Я несколько раз давал команду уходить оттуда. Мне в ответ приводили аргументы: потрачена солярка, есть раненые, и завтра нужно будет делать то же самое. Я сказал: назначайте кого-то другого ответственным. Я не могу повести людей в чистое поле, для того, чтобы их до утра разбили.
В итоге, мы закрепились на окраине села, в небольшой лесопосадке – чтоб не стоять в жилых домах, потому что в селе местных жителей практически не было. 14-15 августа спецназовцы и морпехи ушли. И потом начали заходить ребята из «Донбасса», они дозачистили село. Пришла сводная рота из 17-й танковой и 93-й механизированной бригады. И мы с ними удерживали село, для того, чтобы караваны ходили на Иловайск, заходили со стороны Зеленого и снабжали наши блокпосты, завозили солярку, боеприпасы, еду. Удерживать это направление – была главная задача 40-го батальона. А непосредственно в зачистке Иловайска мы не участвовали.
Наступление противника
Вы стояли на блокпосту - наверняка, под постоянными обстрелами. В какой момент вы поняли, что ситуация усугубляется?
Когда начали летать беспилотники. Это было 24 августа. Причем сразу стало понятно, что это россияне - откуда у аборигенов беспилотники? Зажужжали первые дроны, и тогда стрельба стала более прицельной. Но нам везло - по нам ни одного попадания не было, и вся группа блокпоста 40.01 осталась живой и невредимой. Пострадали только ребята, которые охраняли нас на БМП - Колюня и Глеб, два лейтенанта, которые в прошлом году закончили львовскую академию сухопутных войск. Им было по 24 года, и их сразу же бросили в бой. Они отработали - просто красавцы.
Мы удерживали 40.01, чтоб ребята в Иловайске могли спокойно выполнять свои задачи. Также у нас был блокпост 40.04, со стороны Покровки. Там ребята вообще были постоянно в окружении. К ним попытался съездить полковник Макаренко, но по пути его «по-дружески» встретили сепаратисты.
Обстрелы были постоянные. Минометы могли работать полдня, а бывало и день. В 8-9 часов вечера, иногда в 10 обязательно прилетали грады. Наши дежурные это выявляли и докладывали по рации. Со стороны противника работали диверсионные группы, которые приезжали и провоцировали, чтобы выявить наши огневые точки, а потом провести наступление и подавить.
Был почти смешной случай, когда ребята из 93-й бригады захотели сделать 120-милиметровый «кочующий миномет» и пошли в село искать транспорт. Они обнаружили две машины, «Маз» и КамАЗ, которые хотели забрать и оборудовать, но заметили в кабине куртку с георгиевской лентой. Оказалось, что это сепаратисты приехали, слезли со своих машин и зашли за ангар. Могла вообще получится хохма - если бы ребята не заглянули, что те стоят за ангаром, а просто взяли бы, завели машины и уехали, тогда бы вышло, что сепаратисты приехали на машинах, а ушли пешком.
Один из военных заглянул за ангар и увидел, что там – большая ДРГ, до 60 человек. Они нас хотели в Грабском «взять в клещи» и уничтожить. Завязался бой, сепаратисты начали отходить к Иловайску, по пути их накрыла артиллерия, а затем – мы из АГС. У них были серьезные потери.
Вы знали, что 24-го в Киеве был парад?
Конечно, мы знали. Мы залазили на танк и читали в интернете, что там рассказывают - что мы, оказывается, трусы, паникуем и так далее. Хотел бы я увидеть этих грамотеев, которые так писали. Нам говорили, что после парада на подкрепление должна прийти какая-то техника.
По-моему, спикеры Генштаба говорили, мол, ситуация контролируемая, дополнительные силы идут на помощь, наши войска будут деблокованы. А на тот момент мы уже знали, что глубина окружения - 30 км. После 25-26 августа мы видели, как россияне себя обозначали зелеными сигнальными ракетами. Едет какая-то БМП, БМД или еще что-то - выпускает зеленую ракету, и им отвечали зеленой ракетой из посадки. У них в каждой посадке были «секреты», там сидело по несколько человек.
А что значит - глубина окружения 30 км?
Представьте себе «мешок», в который попала иловайская группировка. И нас отрезали. То есть, это не одна линия, а уже 3 линии окружения. И на 30 км наших здесь нет никого. Мы были отрезаны на 30 км в глубину.
Было несколько случаев, и мы об этом мы докладывали - когда местные нам звонили: «стоит колонна под Амвросиевкой, более 100 единиц техники, накройте». Указывали место, где она находится. Рассчитать и накрыть ее «ураганами» ничего не стоило. Но начиналось трехчасовое разбирательство: «А вы уверены? А точно ли?». За это время колонна разделялась и уходила. Люди нам помогали - но очень многое игнорировалось.
В 39-ке мне сказали, якобы Хомчак докладывал в Киев 25 числа, что Иловайск взят. Вы об этом слышали?
Дату я не помню, то ли 24-го, то ли 25-го в эфире «Донбасс» сделал доклад, что над госучреждением установлен украинский флаг.
Тогда понятно, откуда пошел этот вывод.
Мы были тогда счастливы. Я даже знаю, кто это сделал – один криворожанин из «Донбасса». Полгорода было нашим. Оставалась только вторая часть Иловайска, на которую просто не хватало сил и бронетехники, которая уехала на парад. Из-за этого не был захвачен Иловайск. Если бы Иловайск был захвачен, то дальше Донецк был бы отрезан - и все.
А после 24 августа начали по нам стрелять кассетными бомбами. Это были «ураганы», «смерчи» - нам везло, что били не прицельно. В последнюю ночь, 28 августа пакет «града» вообще упал очень-очень близко. Все горело, горячий воздух шел через наш блокпост.
Примерно тогда Макс (Левин, фотокорреспондент LB.ua – ред.) выходил с немецкими журналистами. Дорога шла на нас прямо. У нас стоял танчик со стволом, наведенным на дорогу. А нас не предупредили об этой машине. Транспорт должен был подать определеный сигнал и передвигаться на «аварийке». За них нам не доложили, они сигнал не подали. Естественно, ребята уже приготовились стрелять. Я вовремя предположил, что это, возможно, наши - потому что перед этим выезжало два «спринтера» с ранеными, - и ребят попридержал.
28-го последовала команда, что утром будет выход - всем подготовится. Мы выходили из опорного пункта 40.01 в Грабском самыми последними. Командовал всем Руслан Борисович. У него был позывной "Щит". Он сказал: готовьтесь, на утро будем выходить. Естественно, мы обрадовались, потому что от этих обстрелов уже просто сходили с ума.
Выход из западни
- У нас на 40.01 из транспорта был всего лишь КамАЗ, и нас было тогда 22 человека. Потом нашли где-то «уазик» бортовой, чтобы поместились все. Ведь были еще вещи, и боекомплект мы там не могли оставить - всякие «мухи», гранаты, и прочее, мы там зарядились по-максимуму. Сделали в цинке патроны, чтобы можно было сразу заряжать, а не разрывать пачки. Два ящика гранат, помню, мы взяли, подготовили - повкручивали запалы, чтоб, если вдруг что, можно было брать и бросать.
Вы выходили в одной из двух колонн?
Мы уходили самыми последними, потому что должны были выйти сначала все силы из Иловайска. Мы ребят из «Донбасса» видели, руками им махали. Они там ехали на своем зеленом броне-КамАЗе, на Урале, на пожарной машине, в которой погиб их командир, позывной «Тур».
Потом должны были сняться блокпосты 40.03 и 40.02, и только потом мы могли выдвигаться. И одним из замыкающих был танковый экипаж – мы его называли 3-В. Там было два Виталия и Вася. Они погибли... Они числятся без вести пропавшими, но мы видели их танк уничтоженным.
Когда мы начали выдвигаться, изначально никаких обстрелов не было. Было тихо, мы думали, что есть офицерская честь, договоренность, все как положено. И уже когда мы подьезжали к селу Агрономическое, вдалеке начали падать мины. Далеко, не прицельно. Мы думали, может быть, это наши как-то прикрывают, или сепаратисты просто недобрасывают. Потом мы приехали в село Многополье - там дороги были просто забиты техникой и людьми.
Мы как раз были в Многополье, когда вторая колона выходила через 39.06 на 39.03 (Кутейниково) – дальше две колонны должны были соединится в районе Осыково и двигаться на Старобешево. Буквально через каких-то 20-30 минут начали падать мины, перелетая через Многополье - там был лесок. Потом последовал приказ: выдвигаемся, не ведемся не на какие провокации, все будет нормально. А дальше было Червоносельское.
Мы повернули за поворот, и услышали, что начинают свистеть пули, впереди что-то горит черное, что-то взрывается. Когда подъехали, оказалось, что на дороге уже горит подбитая техника, люди разбросаны. И я старался из АГС стрельнуть по посадочке, по подсолнечнику, куда-то дальше - как такового противника я не видел. Просто стреляли со стороны подсолнечника. Я старался работать на подавление, стреляя гранатами. Мы останавливались 1 или 2 раза, подбирали раненых «донбассовцев» возле горящей техники.
Начался просто безумный шквал огня, все вокруг взрывается. Мы договорились, кто что будет делать, и водителю дали команду, чтобы съехал немного с дороги и двигался по полю - потому что на дороге были раненые, а нам все равно нужно было двигаться, потому что КамАЗ – это очень большая цель. Прилетел бы выстрел из танка или РПГ - и мы бы просто погибли. Дальше кусок пути у меня просто выпал из памяти. Я только помню, что стрелял, перезаряжался. И потом помню, как мы через огороды в Червоносельском подъехали вплотную к хатам, и была команда - всем покинуть транспорт. Мы прятались во дворах домов, заняли многие нежилые помещения.
Сколько вы там находились?
29-го мы выходили, и до вечера 30 числа мы продержались.
«Донбассовцы» захватили два новых российских танка Т72-Б3 (про них есть видео в интернете), танкистов и десантников российских. Ребятам из «Донбасса» - позывной «Усач» и еще кто-то - я просто лично подходил и руку жал. Они взяли РПГ, вдвоем пошли, уничтожили БМП и несколько экипажей. Отважные ребята. Далее попытались провести переговоры, потому что у россиян не было врачей, а у них тоже были раненые и погибшие. Договорились о том, что они не стреляют, и мы не стреляем. Мы думали взять пленных, обменять на коридор - чтобы они нам прислали какой-то транспорт, который нас сопроводит.
После боя, когда в БМП 17-й ОТБр попал снаряд, машина загорелась, начало все детонировать. Огонь перекинулся на соседнюю машину, а потом сгорел и наш КамАЗ – полностью, и мы лишились транспорта.
Россияне сдержали слово. Доктора оказывали помощь их раненым и нашим. У нас тогда было очень много раненых. Это было одной из причин, почему мы держались в Червоносельском. Нас было около 200 человек, со стрелковым оружием, гранатометами - у нас были средства для того, чтобы сделать прорыв, было немного транспорта. Но мы не могли оставить раненых - каждый из нас завтра может оказаться на их месте.
Они действительно не стреляли?
Да. Единственное, к ним потом пришло подкрепление, 6-я танковая бригада. Танк сходу выстрелил по «шевроле авео», и ребята возле него получили ранения – это случилось до того, как ему передали по цепочке о договоренности не стрелять.
6-я танковая – это регулярные части армии РФ?
Да. И десантники из 31-й десантной штурмовой бригады. Они нам потом рассказали, что ждали нас двое суток. У меня вопрос к генералу-лейтенанту Хомчаку: он что, этого не знал?
Наверное, разведка должна была об этом сказать.
Конечно. И «Правый сектор» докладывал об этом. В интернете мы тогда читали, что колонны сформированы, все уже договорено и нас сейчас будут выводить из окружения. На самом деле, это была ложь. И по-моему, это вранье озвучивалась президентом. Или президенту врут, или президент врет. Мы как раз были в окружении.
Дальше, будучи в Червоносельском, мы пытались выходить на командование, на знакомых. Постоянно на телефонах, в режиме онлайн докладывали обстановку - хотя связь была очень плохой. Приходилось залазить на крыши, рисковать жизнью для того, чтобы позвонить и сказать, что у нас происходит и узнать, идет помощь или не идет. Говорили, что идет, но никакой помощи мы не видели.
***
Бойцы 40-й батальона вместе с военнослужащими из других частей ВСУ и Нацгвардии фактически попали в плен к россиянам, провели ночь в полях. Утром в Осыково тяжелораненых забрал «Красный Крест», также россияне отдали две машины с останками погибших. Тех, кто был на ногах, погрузили в два КамАЗа и отправили восвояси. Проезжая в районе Новоекатериновки, бойцы увидели, по словам Бондаренко, «кромешный ад»: множество разорванной техники, танков, БМП, «ураганы» - все вокруг было сожжено. Вдоль дороги стояли российские БМД и КамАЗы с личным составом, а на высотах, которые раньше занимали украинские войска, теперь стояли россияне. С помощью проводников из ВСУ за день военные добрались в Днепропетровскую область. Приказа о выходе 40-го БТрО из зоны АТО, как и соответствующей печати в военных билетах бойцов, по словам Сергея, не существовало до марта 2015 года. Без этого приказа их не имели права переводить в другой сектор, и должны были все полгода начислять повышенную зарплату - но ничего подобного не было. В марте, по требованию военных, штамп поставили задним числом: якобы, за 31 августа.
Бондаренко закончил свой рассказ, повторив несколько раз просьбу:
Только не вырезайте про командиров. Я за свои слова могу ответить даже в суде. Эти твари должны сесть. Люди просто испарялись целыми КамАЗами. Целыми КамАЗами. Я никогда в жизни не видел, не мог представить, что человек от взрыва может просто испарится. Настолько разлетается на части, что нечего собирать.
Про командиров из Генштаба?
И про Руслана Борисовича, который струсил. Я ему это скажу в глаза, если его увижу. И Муженко я скажу, что он - бестолочь, потому что не умеет командовать. Если ты не умеешь командовать - прекрати. Или хотя бы просто кайся на коленях перед всеми, тебя, может быть, поймут. Но нести чушь и обвинять военнослужащих, в этой войне - это не та война, уже не 2-я мировая, в которой служили малограмотные крестьяне и рабочие. У людей, которые служат сейчас, по 2-3 образования, свой бизнес, они умеют думать, принимать решения.
Должен начаться «звездопад», и затем – посадки. Они не имеют права жить на свободе после всего, что случилось, ради ребят, которые остались лежать вечно в том «зеленом коридоре».
***
Комментарий Николая Колесника, бывшего куратора батальона «Кривбасс»:
«Неверно акцентировать внимание на Хомчаке. Операции по взятию города - это не прерогатива руководителя сектора. Хомчака винят, потому что видели его там, он был рядом. Но он воевал тем, что у него было, и с теми, кто был в его распоряжении. Он рисковал, как и все, я это видел, он просто выполнял приказы. Жил в нашем лагере. Находился на высоте 30.06.
Я считаю, что комбаты и комбриги должны дать нормальную профессиональную оценку, но не рядовой состав, даже героический. Скоро мы передадим следователям документы по Иловайску, исходники. Участие БТрО в наступательных операциях - это уже преступление. Ради ребят - и погибших, и живых - мы доведём всё до конца».