По какому принципу ваш фонд помогает военным?
По принципу - кто нас нашел. Вначале мне случайно позвонили бойцы из 93-й бригады, после того, как десять дней были без воды и без еды. Мы пособирали, что было, и отвезли. И я, начиная с мая, начала ездить летом три раза в неделю. Самое большое, что у меня было – 4 поездки в неделю, но это было очень тяжело. А так обычно – приезжаешь в АТО, живешь там 6-7 дней, в одну часть – ночуешь, едешь во вторую, в третью, четвертую – и после 4-й возвращаешься домой.
Откуда силы на это все?
Да бог его знает… Вот бог их и дает. Столько бога, сколько его сейчас – я не видела никогда. И если до этого кто то относился к религии, к вере – только в церкви мучительно вспоминая, какой рукой креститься, то там просто подряд происходят такие вещи, когда ты понимаешь – это настоящее чудо.
То, например, когда мы выжили в Старобешевском котле 23-24 августа, под обстрелом. Мы попали в окружение – я видела, как отходят наши войска, по рации передали – российские войска взяли наш секрет. Наступало оцепенение – даже у бойцов, когда ты просто смотришь в пустоту и думаешь: "Что дальше?" Командир принимает решение – сворачивать лагерь, хотя им уже не давали никаких команд. Благодаря этому они успели – через час там уже не вышел никто. Многие попали в плен, многие погибли.
А когда мы выехали на трассу, там стоял десяток наших танков – которые перекрыли движение, дальше уже никто никуда не едет, и мы единственные, кто выскакивает на эти огни. К нам подходит абсолютно экипированный - тактические очки, перчатки, - нацгвардеец (мы раньше особо такого не видели, у нас тогда пацаны еще в рванье стояли, а они, нацгвардейцы, все такие модные…) Подходит и говорит: "А вы откуда?" Я говорю: "Да вот отсюда!" "Да быть этого не может! Вы не могли оттуда выехать!" Я достаю карту и показываю, каким путем мы выехали. Дядьки перекрестились.
А где ночуешь?
Где и все. Летом в палатке, зимой - в блиндаже.
Не страшно?
Бывает, приезжают люди на дорогих машинах - привозят много – говорят, для брата, сына, свата... Но они не могут поехать, им страшно. Нет у меня такого страха. Наверное, потому, что я – псих. Я прыгала до этого с парашютом. Я не боюсь ни пауков, ни змей. Я понимаю, что меня могут убить, или что-то такое может случиться. Умом я это понимаю, было такое состояние, что стоял ком в горле, я понимала, что вот я сейчас сяду в машину, и, может быть, вижу этих людей в последний раз жизни…Я снимала с себя украинскую символику на всякий случай, а мальчики в этот момент мне дарили гранату и рассказывали, как ею пользоваться, на всякий случай. Потому что я сказала, что не хочу живой попасть в плен. Вот этот момент был какой-то такой. А потом ты просто это делаешь, дальше едешь, и некогда бояться.
Не пугалась новогодних салютов?
Салютов пугаюсь, а там не пугаюсь. Здесь свист режет слух, а там нет: как-то спокойней. Вот к примеру, ехали мы в поселок Золотое, проезжали 20-й блок-пост, на котором нас очень сильно не хотели пропускать. Пришлось объехать. Объехали – да, действительно, сепаратисты по ночам обстреливают поселок. Но не прицельный огонь ведут, потому что нет корректировщика, а куда попадут. Но ведь могу же и попасть! Стреляли так, что рядом с нами было шесть разрывов минометов, пол-окопа осыпалось. Но все хорошо. Обычно продолжаешь спать.
А какие были самые необычные просьбы?
Журналы «Плейбой» - бойцы, правда, не просили, но мы сами привозили. Они стеснялись, но брали.
Харьков – прифронтовой город. Как там сейчас обстановка?
В Харькове есть ХНР, который кричит, что лучше бы нас всех еще на Майдане сожгли. Ничего не изменилось. От того, что мы повесили наших флагов больше, чем колорадских ленточек, сознание не изменится. Сколько поколений у нас выросло, думая, что им кто-то что-то должен – правительство, государство…
Я раньше не думала, что телевидение может иметь настолько сильный эффект. Приезжаю я в одну часть, и смотрю – у них российские новости. Я спрашиваю: "А чего вы их смотрите?" Они: "После них идут классные сериалы…" Я тогда посмеялась, говорю: "Я вам в следующий раз нитки и спицы привезу, чтобы вам было чем заняться". Как оказалось, смеялась я зря: буквально через месяц отзывает меня командир, человек неглупый, который много раз был в Харькове, видел наших ватников, общался с Правым Сектором… И он меня спрашивает: «А как ты думаешь, Лена, долго еще "Правый Сектор" будет свои бесчинства творить?»
Говорят, что на изюмском блок-посту самые бешеные «Беркута»?
Нет, они уже хорошие. Я когда проезжаю, открываю окно, и все знают, что едет Лена. Там просто машины трусят – откройте капот, отвинтите багажник. Потому что много провозится оружия с неизвестной целью. Ты повесил на себя украинские ленточки, но ты можешь быть совсем не тем, за кого себя выдаешь. Плюс есть волонтеры, которые хотят провести лишний автомат Калашникова. Если ты ездишь в зону АТО – автоматически означает, что ты имеешь доступ к оружию, и поэтому всех там так тщательно трясут. С тем, что «это такие плохие "беркута», никак не связано.
Однажды у нас на блок-посту перетрусили машину до пылинки, всего лишь потому, что в бардачке нашли напульсник с символикой "Правого сектора". А в багажнике была балаклава. Так они нас спрашивают: "Почему у вас балаклава в багажнике?" Да потому, что мы военным помощь возим, балаклавы, в том числе. Напульсник "Правого сектора" и балаклава в багажнике оказались поводом для тщательного обыска.
За что воюют наши бойцы на передовой?
Сейчас уже патриотизм не тот – не просто все побежали с криками «Слава Украине!». А все более осмысленно. Это как влюбленность перерастает в любовь, примерно то же сейчас у бойцов. Все стоят не за политику, не за номенклатурные вещи, а воюют просто за людей. За тех же самых волонтеров.
А за семьи, родных?
Семьи – само собой, но многие уже от семей отделены. Их разделяет то, что одни на войне, а другие нет. Все равно человек без отпечатка с войны не уходит. У него уже происходят на клеточном уровне изменения. Особенно, если ты 5 месяцев на фронте провел, ты уже совсем не тот, кто был.
Встречались ли тебе люди, которым просто нравится воевать?
Конечно есть. Они – воины, с тех времен, когда война была естественным состоянием человека. Их там достаточное количество. Они не маньяки, как раз очень нормальные люди. Просто мужчины-воины. Они могут быть хреновыми мужьями, не умеют зарабатывать деньги, но умеют воевать. Что-то в крови просыпается, и человек чувствует себя в бою на своем месте. Некоторым при этом не было места в мирной жизни, а на войне они себя нашли. Вполне вероятно, что и я себя там нашла. Может, поэтому я и не боюсь ездить на передовую.
Никто не рассчитывал, что нашими солдатами будет оказано такое сопротивление. Выполнялись такие боевые задания, которые невозможно было выполнить. Они оставалась живы только благодаря своей сноровке, и мне кажется, ангелы-хранители их вели. Иначе в этом ужасе выжить было нельзя, когда тебя обстреливают со всех сторон, а ты стоишь в открытом поле. Выжить – большое чудо.