Я почему-то так волновалась перед встречей с тобой. А ты волнуешься, когда играешь?
Нет. Раньше волновался, когда академконцерты давал в музыкальной школе. Сейчас понял, что это классно — играть для людей. Я становлюсь единым целым с большой массой. Бывает, что это выходит не сразу, тогда прошу слушателей подойти ближе, начинаю с ними разговаривать — и в конце концов единение приходит. Может, ты слышала, в какой-то философии древней есть идея о том, что все люди связаны ниточками. Все мы — единое целое, энергетическое тело земли и так далее. Вот именно это я чувствую, когда играю.
Очень специфическая форма концерта у тебя — уличный. Обычно в зале просят выключить телефоны, соблюдать тишину, чтобы не сбивать артиста…
Это все так официально, скучно… По логике в уличном концерте может принять участие каждый проходящий мимо. У кого-то зазвонит телефон. Жена будет ругать мужа, который не идет домой. Он может стоять и разговаривать или уйти — его личное дело. Я пришел к выводу, что это нормально, это жизнь. И на улице музыку может услышать каждый, а в зал любой попасть не может. В этом и фишка.
Когда выступаешь в зале, то заранее известно, что будет такая-то касса, куплено столько-то билетов. А ты же не можешь предугадать, придут ли к тебе люди. Для тебя это важно или нет?
Важно, чтобы люди пришли, и чаще всего они приходят. Никакие деньги не идут в сравнение с человеческими эмоциями. У меня во время концертов стоит коробочка, люди бросают в нее сколько хотят. Этих денег хватает на проезд, на еду, на мелочи. Если еще что-то остается — классно. Но самая большая ценность — сам человек. Я это понял во время революции.
Есть люди, которые живут для вещей: берегут их и хоронят себя в них. А жить нужно для людей. Это идеал такой.
Я на сегодняшний день ему не соответствую, но стремлюсь. Я хочу быть таким. Хочу любить людей и жить для них.
А где ты учился играть? Играешь виртуозно.
В музыкальной школе. Еще немного там… Но это не важно. Была одна девочка на Майдане, пятый курс консерватории оканчивает, вот она виртуозно играет. А я сейчас только начинаю осознавать, что хорошо играю. Первое время не мог понять, почему людей так тянет ко мне, к моей игре. Может потому, что я в маске, и все? А только сейчас понял, что я вкладываю всю душу, наслаждаюсь, когда играю. Именно это и привлекает.
А что играешь?
Хорошую музыку. Сейчас начал понимать, что надо свое играть. Импровизировать. Если уже разрушать стереотипы, то до конца. Когда по нотам играешь, один раз более эмоционально, другой менее, но ноты остаются те же самые. А вот импровизация — это каждый раз что-то новое. Это то, что идет через пальцы от души.
А чего тебе хочется?
Позаниматься музыкой более серьезно. Как ни крути, спонтанность спонтанностью, а знания нужны. Это даже не хочется — это необходимость. А все остальное будет. И хочу научиться любить людей еще больше.
До революции у меня не было ничего. Точнее было что-то, что я считал важным. Но это была ерунда по сравнению с тем, что у меня есть сейчас. И все я получил благодаря тем трем месяцам, которые посвятил исключительно своей стране и людям, живущим в ней. Каждый день, начиная с первых чисел декабря, когда я уволился с работы и начал жить на Майдане. Я всего себя отдавал. И все приходит. Кто-то одежду подарил, кто-то денег дал… И популярность пришла — то, о чем я мечтал в детстве.
А чем занимался до Майдана?
Много чем. Политикой, стройкой — чем только не занимался. Творчество уже лет шесть как забросил. То, как я играл до Майдана, никому не было нужно. А то, как я играю сейчас, действительно необходимо. Все остальное — моя маска, образ — это лишь дополнение. Это привлекает людей, они приходят и слушают то, что должны услышать.
«Экстремистом» ты себя назвал в ответ на то, что в российских СМИ майдановцев называли экстремистами, правильно? Твой образ был таким интеллигентным ответом.
Экстремистом не я себя назвал, меня так назвали люди. А «Piano» это уже я добавил. Изначально существовала группа в соцсетях «Пианисты-аматоры, объединенные Майданом». Я хотел, чтобы как можно больше пианистов объединилось, чтобы они получили возможность играть для людей. Кто-то кому-то понравится, наклеить их контакты на инструмент — чтобы позже иметь возможность раскрутится. Когда началась стрельба на Майдане, все это отошло в сторону. А позже я переименовал группу в Piano Extremist.
Майдан культурным протестом было бы преувеличением, потому что единого культурного посыла этот протест не породил.
— Константин Дорошенко, арт-критик
А ты сам каких взглядов придерживаешься? Ты радикальный человек?
В чем-то нужно быть радикальным. Например, с захватчиками, которые на Востоке. Подобру-поздорову они не уйдут. Но с другой стороны, нужно учитывать, как Европа на это посмотрит. Захотят ли они поддерживать страну, которая жестко расправилась с врагом. Армия наша может сейчас просто все зачистить, но Европа это осудит. И вот как найти середину?
Ты объездил всю восточную Украину. Какие наблюдал настроения у людей?
Нет, не всю. В Луганске, Харькове, Житомире, Днепропетровске был. Всех объединило горе. Люди настроены до последнего стоять за Украину. Все считают себя «жидобандеровцами», «татаробандеровцами» и гордятся этим.
На сегодняшний день ситуация такова, что на первое место из ценностей выходит страна, родина. Не любимая девушка, а страна.
И все сознательные люди не раздумывая отдают свою жизнь, как сделали те ребята с Майдана. Хотя у многих из них были девушки и мамы. Остались разбитые сердца. Очень странное время. Значит, так и надо. Эта революция чем-то отлична от других. Она расставляет все по своим местам. Как будто или сейчас, или никогда. Если выбор стоит между жизнью своей и жизнью страны, то нужно выбирать страну.
Впервые опубликовано в газете "Левый берег", №3 от 30.05.2014.