Ольга Вадимовна, расскажите о том, как Вас воспитывали в семье? И как Вы сейчас воспитываете собственных детей?
Я могу сейчас сравнивать два формата воспитания: то, как воспитывали меня, и то, как сейчас воспитываю я. Две совершенно разные ситуации. Меня воспитывала семья, а не школа. В школе я получала количественные знания, определенный уровень знаний по определенным предметам. И на уровне идеологии формировалось мое понимание общества. Дома меня воспитывала семья, и воспитание проходило очень жестко с самого детства. У меня в комплексе воспитания обязательно были музыка, язык и физическая работа. Это была позиция моих родителей.
Несмотря на то, что я росла в интеллигентной киевской семье, три месяца летом я проводила в селе - пасла гусей, коров, рубила дрова, копала огород. И протеста против этого у меня не было, потому что я считала это частью моей жизни. Это привило мне огромную любовь к земле. Для меня счастье, когда можешь что-то вырастить. Для меня важно понимать, что каждый сорванный цветок наносит вред природе, каждая выброшенная в мусор пластиковая бутылка приводит к мусорным свалкам.
Если говорить об идеологии воспитания, то я никогда не забуду тот момент, когда я пришла домой из школы – нас только-только приняли в «октябрята» – и говорю: «Мама, мне учительница сказала, что меня выберут старшей в «звездочке». Маму это почему-то не обрадовало. Она задала мне вопрос: «И что ты будешь делать как старшая в «звездочке»?» Я говорю: «Ну, я буду учительнице помогать». «А как ты ей будешь помогать?» – спросила мама. Я говорю: «Учительница мне сказала, что я буду ей рассказывать о том, что делают другие дети». На это мама мне показала ремень и сказала: «Завтра ты пойдешь к учительнице и скажешь, что ты недостойна быть старшей «звездочки». Потому что «стукачей» в нашей семье не было и не будет». Я тогда не знала, что означает слово «стукач», и все это для меня было овеяно тайной, но родители имели для меня несомненный авторитет. И то, как я сегодня отношусь к своим родителям, как наша генерация относится к ним, уходит корнями туда – для нас родители были авторитетом. Просто потому, что они родители. Это был, в общем-то, культ семьи. Совершенно правильный: ты должен был уважать родителей, потому что они тебе дали жизнь.
Я много времени провела на Западной Украине. Мы знаем, что на Западной Украине родителям говорят «Вы», и слово родителей – это закон. Родителям не перечат. Родители сказали, и ты выполняешь, хочешь или не хочешь. Родители – это носители истории, культуры, моральности, они никогда не желают плохого. На сегодняшний день эта авторитарная родительская школа потеряна, мои дети не относятся ко мне так же, как я отношусь к свои родителям.
И как Вы к этому относитесь?
Вы знаете, я вообще не оцениваю, нормально ли это или нет. Я принимаю, как есть. Это то, что мы принимаем как объективную реальность, которую не можем изменить.
Раньше мы в семье проводили большую часть времени, то есть родительское слово, родительский авторитет были подкреплены временным промежутком.
Сегодня же, в связи с тем, что нужно успевать не только воспитывать детей, а еще и зарабатывать, чтобы их прокормить, купить учебники, одеть, обуть, значительно больше времени мы – родители – проводим в рабочем пространстве. Сколько времени остается на ребенка? Прийти, открыть дневник, проверить оценки и провести какую-то воспитательную работу. А само общение где? А как показывать свой пример, показывать, как ты живешь, что ты делаешь?
Скажите мне, кто из Ваших знакомых нашего возраста приходит домой с работы в 6 часов вечера? Мама приходит домой в лучшем случае в 8, а то и в 9 часов. А в 10 ребенок, поскольку он ходит в школу, уже должен лечь спать. Какое же время реально остается на воспитание? Чем ребенок заполняет свободное время, когда с ним рядом нет родителей? Общением с социумом. А социум заполнен: агрессией в СМИ, насилием, повсеместным враньем и гламуром – как наивысшей ценностью, тому, к чему нужно стремиться в этой жизни.
Получается, что для того, чтобы воспитать нормального морально здорового ребенка, который сможет в будущем что-то создать в этой жизни, приходится – мне, например – идти на то, что журналисты называют жесткой цензурой. До тех пор, пока я могу уберечь ребенка от дополнительной информации, которая будет трансформировать его сознание и его подсознание, я это делаю. И я приняла решение об изъятии из жизни моей семьи телевизора.
Когда старшему сыну был год, он был очень непоседливым, все время требовал внимания – как и все в этом возрасте. Единственным выходом было, чтобы им не заниматься, – включить ему мультфильм (в то время это был «Том и Джерри» – по сравнению с теперешними очень добрый мультик). И ребенок мог час просидеть спокойно, не отрываясь от телевизора. Через какое-то время я обнаружила, что в полтора года он, играя в игрушки, на подсознательном уровне повторяет то, что видел в этом мультфильме. То есть: кого-то шмякнуть, кого-то треснуть. И я поняла, что формируется поведенческая модель, на которую я никак не могу воздействовать. Потому что она заходит к ребенку через зрительный анализатор, усваивается мозгом и работает уже как модель. Это то, чего словами не объяснишь и что потом уже не искоренишь. И, поскольку человек я слабовольный, я поняла, что, даже понимая все это, временами я не смогу устоять перед искушением включить ребенку телевизор. Поэтому я телевизор упразднила, он просто исчез из нашей жизни. Вместо него пришли рисование, лепка, физическая работа, упражнения, чтение.
Чтобы вместе с ребенком всем этим заниматься, маме нужно отдавать все свое время…
Конечно. Совершенно меняют ситуацию несколько детей. Если у вас один ребенок – ему все время нужно ваше внимание. Чем больше детей – тем меньше вашего внимания они требуют в маленьком возрасте. Мало того, количество детей прямо пропорционально здоровой ментальной модели. Если ребенок растет один, он практически всегда эгоист, два ребенка – это всегда конкуренция – кого больше, а кого меньше любят. Когда в семье появляется третий ребенок – по определению, взятому из бизнеса – это уже третий партнер, конкурент конкуренту. То есть конкурирующая модель одного и второго разрушается, потому что каждый из двух может войти в «связку» с появившимся третьим. Формируется умение делиться, любить, получать любовь, расти в обществе и наследовать без воспитания.
Я маленьких детей не воспитываю, у них проходит процесс самовоспитания, причем они воспитываются намного быстрее. Потому что они все время тянутся за старшими, они видят перед собой модель, пример. Мы воспитываем, на самом деле, не словами, а своими действиями, которыми формируем модель реагирования. Например, старшие дети у меня четко знают: если ребенок упал и ударился, плачет, течет кровь – никогда не надо начинать успокаивать, утирать слезы. Первое – нужно понять, есть ли проблема. То есть – обследовать. А уж потом – мама пожалеет. Когда детей много, опять же, нет проблемы социального пространства, интернет-пространства. У них свое пространство, они живут здесь и сейчас, а не в абстрактном мире. Ведь мы сейчас, в большинстве своем, имеем детей – разрозненных личностей, которые живут в виртуальном пространстве, там общаются и любят.
Это такой тотальный социальный аутизм. Кстати, в многодетных семьях детей-аутистов не бывает. Потому что, если им не хватает родительской ласки или внимания, то их дают ребенку дети, которые рядом. А изоляция, которая сейчас у нас в обществе происходит, приводит к очень тяжелым психическим отклонениям, к ослаблению иммунной системы и, пропорционально, к ослаблению здоровья нации.
Какие требования выдвигались по отношению к Вам Вашей семьей? Например – насколько поощрялось семьей Ваше решение идти по стопам своих предков и становиться врачом?
В моей семье ко мне никогда не выдвигались требования быть врачом. Ко мне всегда выдвигались требования быть человеком. Человеком образованным, культурным и умным. И – реализовать себя в этом мире согласно своему предназначению. В нашей семье врачей, на самом деле, только пять поколений, уже появилось шестое. Но до этого, если взять историю семьи с 14 века, члены нашей семьи врачами не были. И я помню, что моя мама всегда давала мне право выбора. Но я с детства – с трех лет – знала, что буду врачом, и никогда никем другим себя не представляла.
Возможно, это следствие родительского авторитета матери-врача.
Традиция служения людям всегда была во главе угла в моей семье. Так делали прадед, дед, мама, отец.
Это означало круглосуточную доступность для людей. Мама работала на скорой помощи – звонил телефон в любое время, и мама всегда бежала помогать. В любой ситуации – в дороге, в поезде – у мамы всегда была с собой аптечка. Я всегда была свидетелем того, что, если мама могла кому-то оказать помощь, она это делала. Точно так же делаю и я, и мои дети возят везде с собой аптечку.
Я знала, что буду врачом, что буду помогать людям – в этом мое предназначение. С трехлетнего возраста я это совершенно четко осознавала: я буду врачом и у меня будет много детей.
У моих родителей я была единственным ребенком. Последние пять поколений, с началом Первой мировой войны, когда семью начали уничтожать, в семье было по одному ребенку. Мой прадед был уже одним ребенком у своих родителей. А до этого всегда в семьях было от 14 до 18 детей. При этом это были аристократические семьи, где дети получали очень хорошее образование. С Первой мировой войны все эти семьи уничтожались – война, репрессии, расстрелы, 37-й год. Именно поэтому мне родители давали воспитание «на выживание». Нет работы, которую я не сделаю: у меня есть дипломы автослесаря, штукатура, я могу выжить в лесу, могу доить корову или козу, могу дом построить.
Я слышала, что так воспитывали в свое время английских леди, прививая им навыки выживания и достойного поведения в любой ситуации: от разорения никто не застрахован, поэтому – если есть одни чулки, они должны быть чистыми, аккуратно заштопанными и так далее.
Я могу шить любую одежду, вязать, вышивать. Это – те установки, которые давали мне родители. Моя мама еще застала последние репрессии против семьи в 1956 году: когда учение Богомольца было признано лжеучением, не соответствующим линии партии, моей маме было 19 лет. До этого в 1937 году были расстрелы, мой прадед Александр Александрович родился в Лукьяновской тюрьме, моя прапрабабушка закончила свою жизнь на каторге. Поэтому семья рожала только одного ребенка, и этого ребенка учили выживать.
Хочу сказать, что это, наверное, лучшая школа жизни: чем меньше тебе создают условий, тем меньше инфантилизма, от которого сейчас страдают дети. Особенно – мальчики. Мужчины переводятся, потому что все больше инфантилизма. Мы воспитываем бесполого члена общества. А где же школа семьи, где понимание роли мамы и папы в семье? Неужели они должны выполнять одинаковые функции?
На вопрос, как я отношусь к феминизму, я отвечаю, что никак не отношусь. Потому что мужчины и женщины не сравнимы, у каждого свое предназначение. То, что может дать мать ребенку, не может дать отец, и наоборот. Как же нам их сформировать, если нет школы семьи, если они даже примера не видят?
Возможно, инфантилизм мальчиков связан с тем, что их воспитывают женщины: бабушка, мама? Существует очень много неполных семей…
Совершенно верно. И в результате получается инфантильный мужчина, который ждет, что его будут продолжать поддерживать, воспитывать, опекать, кормить, обстирывать.
Между прочим, по качеству образования раздельные школы для мальчиков и девочек намного лучше для младших классов – значительно качественнее дается образование. Дети не отвлекаются, а девочкам и мальчикам можно давать умение всего того, что они должны уметь делать. Потому что мир не только состоит из компьютера и Интернета, он состоит еще из любви, а любить нужно учить, и жить нужно учить.
Возвращаясь к теме воспитания: чем ребенку тяжелее, тем лучшей личностью он становится. Когда есть трудности, ребенок должен преодолевать их сам. Я иногда специально создаю своим детям трудности и наблюдаю со стороны, как они их преодолевают. Потому что только преодоление трудностей дает урок жизни. А сейчас все стремятся к гиперопеке.
Вы сказали, что ребенок легко самовоспитывается в маленьком возрасте, если детей в семье много. Какая возрастная разница между детьми более всего этому способствует? Как организовать общение между разновозрастными детьми?
Чем меньшая разница в возрасте, тем большая конкуренция между детьми. Чем большая разница – тем выше уровень для наследования. Родители должны дать детям предмет для общения, в котором те имеют общий интерес. Для моих детей, например, таким предметом стала музыка.
И я хочу сказать еще несколько слов о наследовании. Если ребенка с детства приучать кушать помои, он будет дальше питаться помоями. Если его с детства приучать носить грязную, нестиранную одежду – он привыкнет, и вы его не переубедите. А мы с детства приучаем своих детей глазами есть помои. То, что они сегодня потребляют с экранов компьютеров и телевизоров – это элементарные помои для мозга. И как мы потом можем предъявлять к ним претензии?!
В таком случае, какие рекомендации Вы дадите маме, которая приходит домой в восемь вечера и не располагает достаточным количеством времени для своих детей? Как оградить ребенка от этих «помоев»?
Как бы я выходила из такой ситуации. Предположим, я одна. У меня нет мужа, есть бабушка, которая, может быть, не всегда права, у меня есть несколько детей. Я бы на уровне моего дома пошла по соседкам и элементарно договорилась бы – давайте сделаем так: раз в неделю ты, раз в неделю я собираем детей, пусть их будет даже 5-7. Каждый берет себе один день в неделю – и мы договариваемся, как и чем занять наших детей.
Детей нужно занять и дать им внимание. Договориться с соседками – это самый простой вариант сейчас, когда государство не может дать спортивную, музыкальную школу, оно требует за все это денег.
Понятно, что соседи должны быть адекватные люди, которые готовы тебя поддержать. У меня была ситуация с одним из детей в школе, у нас на родительском собрании обсуждался вопрос, как использовать один свободный час в неделю, который появился, что туда добавить. И на мое предложение, что я готова привести психолога, который научит детей общаться, научит их механизму решения конфликтов, 30 человек меня просто высмеяли и сказали: зачем это нужно, мы добавим «Физику». То есть вопрос еще в одинаковой шкале ценностей. Те дети и те родители, которые будут объединяться, должны быть в единой шкале ценностей и понимания, чего они хотят.
Да, только таких среди соседей может и не найтись…
Но может и найдутся. Кто-то пробовал? Может быть, тогда имеет смысл поменять квартиру? Нерешаемых проблем нет. Вопрос лишь в том, сколько времени и энергии мы готовы потратить, чтобы решить эту проблему, важна ли она для нас. И если она важна для нас, мы это понимаем и не откладываем в долгий ящик – то ее можно решить.