Журналисты, как это часто бывает, крупно наврали. На минувших выходных – наврали о протесте в Киеве против строительства новой церкви на месте разрушенной при большевиках Десятинной (второй храм – вариант 1842-1936 годов).
Типичное журналистское сообщение об этом протесте было таким:
Суть в том, что состоялась всего одна акция протеста. На самом деле, в субботу 28 мая было три акции протеста.
Один протест – людей из организации «Сохрани старый Киев». Второй протест – юных нацистов. Третий протест – журналистов.
Почему важно отметить, что было три акции, а не одна? Потому что люди возмущались не одним и тем же, не одинаково выражали своё возмущение и адресовали его разным субъектам. И только одна из трёх акций имела отношение к строительству на месте Десятинной.
Первой стартовала акция протеста людей под брендом «Сохрани старый Киев» и сочувствующих.
Они играли роль эдаких комсомольцев на субботнике: задумали устроить массовую уборку территории и одновременно рассказать собравшимся о том, как разрушается Киев.
Выдавали вот такое воззвание:
И собирали мусор вокруг себя. Отчего-то они проигнорировали залежи мусора за зелёным строительным забором, которым закрыто якобы место раскопок:
Это просто свалка в самом центре Киева. Оставшаяся после «субботника» в целости и сохранности, как и любая из проблем, которую берутся решать люди – по своей сути комсомольцы.
Аудиторией протеста «Сохрани старый Киев» являлись власти города и государства, которые, по мнению протестовавших, обязаны «музеефицировать» остатки фундамента Десятинной церкви.
Природа возмущения этих людей – самозахват земли под строительство и вообще правовой нигилизм участников строительных процессов в городе.
У «Сохрани старый Киев» 28 мая инициативу быстро перехватил, так сказать, «украинский гитлерюгенд», обнаруживший своё присутствие стройными рядами почти у самой церквушки и кричавший в её сторону злобные речёвки. Варианты речёвок – от «Геть московських попів» и «Московський паркан – духовний окупант» до «Попів на ножі».
Большинство присутствовавших переместилось к этим молодым людям, и некоторые стали им «подкрикивать». Забавный момент:
Каменных дорожек и асфальтированных участков на этой территории – теперь территории монастыря – мало. В основном, там газоны и рядом со входом в церквушку – раньше росло дерево, потом его срубили, и этот круглый кусочек земли был засажен цветами. Вот его можно увидеть справа от входа:
Так он выглядел в воскресенье – уже без цветов, вытоптанный:
Вытоптала цветы некая гражданка, с удовольствием кричавшая вместе с «гитлерюгендом». Она, видно, разнервничалась и не смотрела себе под ноги. Так что, пытаясь выйти из толпы, прошла чётко по кругу – по цветам. Я стоял рядом, наблюдал.
Ну, ладно, эти люди узрели в церквушке портал в кремль и пытались прокричать туда свои антиимпериалистические убеждения; но цветы-то зачем топтать?
Говорю гражданке: как вам не стыдно топтать цветы!
Она мне: я против оккупантов.
Я ей: а цветы-то причём? Они тоже оккупанты?
Тут-то она только заметила, что уничтожила цветы. И говорит: это московские цветы.
«Ну, ничего себе», – подумал я. И говорю: может, здесь и воздух московский?
Она мне уверенно: московский!
Я ей: и небо? И солнце?
В общем, сошлись на том, что я тоже оккупант, зато не свинья, которая топчет в городе цветы.
Так вот, следует отметить, что второй акцией протеста была акция местных нацистов и сочувствующих.
Аудитория этого протеста – уже не власти города и государства, а нечто метафизическое – сама Москва как субъект истории.
Можно предположить, что этих людей на этом месте не было бы, если бы восстанавливать Десятинную церковь собрался «киевский патриархат». Или УГКЦ. С документами или без документов – не важно, главное: чтобы без Москвы.
Хотя причём тут Москва?
Ну, это как евреи у Гитлера. Потому я и говорю: украинский гитлерюгенд.
Кстати, у защитников идеи строительства церкви на месте Десятинной было отличное средство защиты: колокола.
Колокольный звон «подавил» и аппаратуру тех, кто протестовал под брендом «Сохрани старый Киев», и речёвки «гитлерюгенда». Никого не было слышно некоторое время, а потом протестанты обвинили священников в провокации и начали на них нападать, так что, звон пришлось прекратить.
Третью акцию протеста устроили журналисты.
Об освещении событий и речи не шло. Журналисты уже решили, что Церковь виновна, власть имущие – пособники, и собирали необходимый материал, чтобы подать эту убеждённость в своих репортажах и публикациях.
В данном случае, журналисты проявили себя так, как стоит проявлять себя политической оппозиции.
Журналистский протест был адресован обществу, будто на следующих парламентских выборах можно будет проголосовать за партию журналистов, и вот они показывали себя некоторой части киевских избирателей.
Чего в этом протесте было больше – действительно недовольства перспективой строительства на месте Десятинной или оппозиционности журналистов, их недовольства ныне правящей силой и всем, что с ней можно связать? На мой взгляд, второго. Таким образом, здесь тоже решающую роль сыграли слова «московский патриархат».
Итак, на деле, против строительства новой церкви на месте Десятинной 28 мая протестовала только часть собравшихся.
Причём часть – меньшая. Большинство было или против Москвы, или против нынешних порядков властвования, что в принципе не имеет никакого отношения к Десятинной. Ну, разве что братия Рождества Пресвятой Богородицы Десятинного мужского монастыря, которому и будет принадлежать церковь, планируемая к строительству на месте разрушенной Десятинной, – пребывает в шоке от речёвок и угроз.
А что же с протестующими против строительства? Что именно они защищают?
После них на заборе остались картинки, демонстрирующие, как в других странах поступили с памятниками древности.
Например, Колизей в Риме:
Римский форум:
Помпеи:
Парфенон:
Стоунхендж:
Ацтекские руины:
Мол, примерно то же самое можно сделать и с фундаментом Десятинной:
Тут очевидна проблема мирского подхода, который в принципе не может быть принят Церковью.
Десятинная – это не то же самое, что Стоунхендж или Парфенон. Как говорит митрополит Владимир, глава УПЦ, это мать церквей русских. И эти церкви до сих пор существуют. И люди, для которых эти церкви безусловно важны, до сих пор живы. В отличие от ацтеков, друидов, римлян и древних греков.
В 2009 году на фундаменте Десятинной состоялось первое богослужение. Спускаясь под стеклянный купол над фундаментом (купол, который потом, кстати, упал под тяжестью снега), священник сказал: «Знаменательное событие. Семьдесят три года. Спустя».
Конечно, эти слова ничего не значат для мирского человека. Но для человека в Церкви они значат чрезвычайно много.
Вот так, кстати, проходила служба в тот день:
Вообще нынешнее состояние Десятинной и конфликт вокруг неё являются, как и многое другое в нашей стране, наследством большевизма. Если бы не большевики, то церковь на этом месте осталась бы. Церковь, а не перспектива музеефикации некоторой части фундамента.
Церковь завещал восстановить и Пётр Могила, даже деньги на это предусмотрел.
Фактически, участие людей под брендом «Сохрани старый Киев» в борьбе против строительства церкви на месте Десятинной – это участие в борьбе за сохранение большевистского Киева, за сохранение наследства большевизма. И его музеефикации.
Не почётное дело, правда?
Тем более, отчего-то никого не волнует, а на каком месте было построено вот это здание:
Что под ним? Археологи исследовали?
К этому зданию ни у кого нет никаких претензий. Хотя, может, стоит выгнать оттуда ресторан и направить туда исследователей?
Иными словами, если Церковь существует, и люди, для которых она важна – живы, то почему Церковь должна спокойно смотреть и игнорировать, как в свалку превращается то место, которое является её, Церкви, началом?
Если в уже существующий рядом с остатками Десятинной исторический музей приходит людей меньше, чем в церквушку, которая представляет собой монастырь сейчас, – то какой смысл в ещё одном музее?
И почему Церковь должна отрицать сама себя, чтобы соответствовать мирской целесообразности? Подумайте: каким могло быть решение УПЦ, кроме самозахвата земли и напористости в строительстве? Ведь на восстановление Десятинной претендовали и «киевский патриархат», и УГКЦ, а коллаборационизм с ними или уступка им – канонически невозможны для УПЦ. Что ещё Церковь могла сделать в этой ситуации, порождённой большевиками в 1936 году?
Таким образом, важно не врать другим и себе в том, кто и почему протестует против строительства на месте Десятинной, и в том, кто и почему это строительство пытается развивать.
Чистый взгляд на то, чьё право, в данном случае, справедливое, не может не дать ответ: это право Церкви.