Итак, в 90-х город для меня выглядел примерно так. Вот моя улица, Котовского, она длинная и я никогда не ходила по ней до конца (вот только уже в этом году, когда в тюрьму ездила). Идем от моей улицы к моей школе - №17. Это семь минут (вставать нужно было в 7.10, никогда с тех пор не завожу будильник на это время), а через дорогу от школы уже начинается ОН. Причем начинается каким-то откровенным хламом — ржавыми и нержавеющими железяками, в которых непрестанно роются матерые красномордые «чоловьягы». Но слова «чоловьягы» в Житомире тоже нет, у нас говорят «мущины».
Железяки — это стихийная торговля. Всего лишь квартал-другой, и они сменяются мешками с зерном и картошкой (так было во времена моего детства, сейчас там уже понастроили торговых павильонов ). В детстве я думала, что это зерно для попугайчиков и канареек, и все время удивлялась, зачем попугайчикам так много.
Рядом с мешками — вход собственно на Житний рынок, тут можно купить продукты («Жіночка, творог пятнадцять рублів чашка, пробуйте, страшно укусний! Дєвушка, пробуйте, пробуйте, куди ви йдьотє, я уступлю!»). Входов и выходов всего три, и под каждым — ряды, палатки, газетки, гвалт. Прямо на проезжей части торгуют парфюмерией и бытовой химией. Никаких машин, только ряды столов с совершенно одинаковым ассортиментом: мыло «Дав», крем для рук «Бархатные ручки», шампунь «Палмолив». Стихийная торговля упирается в рынок «Рада» - тут торгуют уже китайскими и турецкими шмотками, причем в бедные девяностые покупать вещи на «Раде» было большой роскошью.
Впрочем, с 95-го по 99-ый покупать что-либо в Житомире вообще было большой роскошью. Город жил очень бедно. Заводы и фабрики остановились еще в первые годы независимости, в госучреждениях людям месяцами, а то и годами не выплачивали зарплату. Именно потому и появился этот глобальный базар — его образовали бывшие инженеры и спасающиеся от нищеты учителя (к слову, некоторые учителя гораздо органичнее смотрелись в торговой палатке, чем в школе). Все, кто мог уйти в торговлю, сделали это. Базарщики в то время считались богатыми людьми. В городе шутили, что скоро все житомиряне будут стоять на базаре и обмениваться вещами и продуктами друг с другом. Апофигеем стало появление третьего рынка рядом с Житним и Радой — Привокзального. Там продавали хлам подешевле. Вокруг рынка привычно устроились стихийщики с товаром на газетках.
Возможно, картина, которую я так усердно рисую, покажется вам неприглядной. Но это лишь потому, что пока что на ней нет горожан. Поверьте, житомиряне и в особенности житомирянки способны скрасить собою любой апокалиптический пейзаж. Молодые девушки никогда не пойдут на рынок без макияжа. Туфли на шпильке, лучшее платье, начесанная и залакированная челка — ведь на базаре ты гарантировано встретишь знакомых, а также незнакомых молодых мужчин, с которыми тут можно познакомиться. И уж точно на базаре тебе попадется бывшая одноклассница, торгующая мылом или даже кожаными куртками, которая обязательно расскажет ВСЕМ, что эта киевская Герасимчук была в рваных джинсах и вообще выглядит как-то не очень.
В 2000-х начался закат большого базара: городские власти организовали борьбу со стихийной торговлей, очистили от нее улицу Гоголевскую и, частично, Московскую. Мыло «Дав» исчезло с проезжей части. Цветы переехали поближе к «Раде», и укрылись клеенкой, под которой можно отравиться запахом лилий. Базар и прилегающие к нему улицы стали выглядеть более цивилизовано, утратили свой дикий шарм.
Но вернемся к городу детства, когда базар еще цвел и благоухал. 90-е в моем родном городе (как и во многих других, я подозреваю) были очень непростыми. В ту пору в городе жило много евреев. И как только появилась возможность уехать, все друзья, знакомые, соседи, коллеги родителей, одноклассники сорвались и уехали кто в Израиль, кто в США, кто в Германию. Когда я в 12 лет заинтересовала телефонным справочником то ли за 67-ый год, то ли за 76-ой, то выяснила, что в то время самой популярной фамилией в Житомире была не Полищук, и не Ковальчук, а Фельдман. И вот буквально за каких-то несколько лет Фельдманов в городе практически не осталось.
Было такое чувство, будто все мы находимся в зоне стихийного бедствия, но спастись удастся лишь немногим.
Стихийное бедствие действительно не заставило себя ждать — из города исчезли деньги. При этом родители ухитрялись как-то удовлетворять потребность школьниц в модных тряпках. Без модных тряпок в Житомире никак — честное слово. По крайней мере, если ты школьница. Засмеют. Помню, классе в третьем в моду вошли так называемые капоры. Это такие шапки-капюшоны, совершенно ужасные, а мой капор был еще и малиновым — страшное дело. Эти капоры были у всех девочек в школе, и, наверное, у всех девочек того возраста в городе. Буквально через год их уже никто не носил. Потом писком моды стали лосины, мне снова досталось нечто невообразимое — бирюзовые лосины, которые я носила с длинным ярко-голубым маминым свитером. Потом джинсовые юбки-многоклинки... А пружинки-радуги? Кто ходил в школу в 90-х и помнит, что это такое? А мерзкие «лизуны», которых ни в коем случае нельзя было пулять на побелку?
Кстати, про капоры и лосины — в Житомире есть специфическое слово «кугутство». В Киеве его обычно не понимают, или же думают, что кугут — это что-то вроде гопника. Более похож на кугута западенсьский рагуль. Кугутством в Житомире могут назвать салатовый халат в крупные ярко-розовые цветы, кугутом или кугуткой — человека, который говорит на суржике. Кстати именно в Житомире я единственный раз в жизни слышала слово «калидор» не от снобствующих блоггеров, а от настоящего, так сказать, носителя.
Кроме евреев и денег в 90-х из города исчезли также русскоязычные школы. Они закрывались стремительно, в результате осталось только две. (Из 38-ми, кажется). В одной из них училась я, но это так случайно получилось. Я не помню никакой паники в городе по поводу закрытия русскоязычных школ — горожанам было все равно, мне кажется, на каком языке учатся их дети. Житомиряне вообще очень спокойный народ — из-за этого там очень трудно выживать прессе. Кроме газет с телевизионной программой, конечно.
Например, у нас не принято протестовать против вырубки деревьев. Киевлянам это трудно вообразить, да? У нас за домом был целый... в Киеве бы это назвали это парком. А житомиряне называли просто «деревья за домом». Так вот, кто-то из соседей постоянно просил у коммунальщиков эти деревья за домом срубить. Они им мешали якобы — заслоняли свет. На срубленных деревьях мы потом играли в куклы и в карты. Срубили в итоге практически все деревья, и никто и не пикнул, чтобы остановить этот идиотизм.
С другой стороны, в Житомире вообще нет дефицита зеленых зон. У нас еще частный сектор в центре города сохранился, парки, скверы... Как я уже говорила, центр города за 20 лет практически не изменился — только магазины на первых этажах пооткрывали. Торговые центры на выселках почему-то строят, а не на месте памятников архитектуры, как в Киеве принято. Возможно, потому, что практически все житомирские памятники архитектуры были уничтожены в войну.
Я читала другие тексты о городе детства — все пишут об утраченном, о городах, которых уже нет. А у нас правда все, как было. Даже горбы на асфальте по дороге к моей школе все те же. Надписи на домах и заборах. Даже горка возле школы — в городе моего детства в гололед она была непреодолимым препятствием. И вот все, что изменилось — теперь я могу не спускаться по ней в гололед, я могу перейти на другую сторону улицы. Ведь мне уже не надо в школу.
