Витгенштейн провернул две революции в философии, в перерыве между которыми бил своих учеников по голове в далекой австрийской деревне. За плечами Годара – одна революция, не менее значительная, в кино, а по голове непослушных учеников он бьет сейчас. Иначе, чем ударом по голове тяжелым предметом, его «Фильм Социализм» и не назовешь.
Немного истории. В 1959 году Годар, как известно, снимает свой легендарный дебютный фильм «На последнем дыхании», который фактически становится началом «новой волны» в кинематографе. «Новая волна» продлится относительно недолго, но уже успеет надоесть самому Годару, тяготившемуся собственноручно изобретенными методами. Далее последует длинная фильмография, которая на данный момент заканчивается картиной, показанной во внеконкурсной программе в мае в Каннах, и в понедельник – на киевской «Молодости».
Если коротко, то «Фильм Социализм» – это неудобоваримый манифест с отсутствием структуры, повествования и уважения не только к зрителю, но и к человечеству в целом.
Есть корабль, который совершает круиз по Средиземноморью; в уста праздно шатающихся пассажиров (которые, впрочем, оказываются загадочными негодяями, затеявшими умыкнуть золото ацтеков) вложены бессвязные фразы-приговоры современности: «Что сегодня по-настоящему изменилось, так это то, что мерзавцы стали искренними», «Мне жаль современную Европу, она так угнетена свободой» и так далее и тому подобное, приправленное лекцией Алана Бадью перед пустым залом о понимании геометрии Гуссерлем через призму Жака Деррида. Все это, по замыслу самого Годара, должно дополнялось английскими титрами на несуществующем языке «навахо инглиш» специально для тех, кто не знает французского. На «Молодости» это было заменено на украинский аналог – набор существительных и глаголов без спряжений и связок.
Какофония звуков, смыслов, нарочитое пренебрежение визуальной составляющей провоцировали на полнейшее непонимание того, что происходит на экране (кто знает французский, может не знать контекст всех использованных в фильме символов, цитат и отсылок к историческим событиям), но даже это не помешает воспринять «Фильм Социализм». Его можно легко возненавидеть, но от восприятия и, что хуже, последующей рефлексии, никуда не деться (если, конечно, остаться в кинозале до конца сеанса), он проникает чуть ли не через поры. И в этом – главный парадокс фильма.
Если отвлечься от идеологических подоплек (а сам Годар в одном из интервью сказал, что этот фильм с таким же успехом можно было назвать и «Коммунизм» и «Капитализм»), исторических контекстов и наслоений, которые смакуют изголодавшиеся по неограниченным возможностям интерпретации интеллектуалы, то «Фильм Социализм» оказывается картиной о невозможности коммуникации.
Годар не просто выплескивает тонны текста и контекста на головы зрителям, он еще делает все возможное для того, чтобы помешать его осмыслению, подчеркивая его (осмысления) абсолютную ненужность, – сбивается на цитаты, грузит зрителя феноменологией и историей Сопротивления, запутывает следы, которые в итоге ни к чему не ведут. В связи с этим мне лично представляются очень странными все эти пространные беседы о том, какие символы и смыслы скрываются в каждой части фильма, в каждом кадре, намеренно изуродованном некачественным видео или нечетким звуком, в той или иной фразе, которую поймут только те, кто знает французский, ведь кто не знает – поймет еще лучше, потому что ее наличие в сценарии не имеет принципиального значения. С таким же успехом Годар мог напихать в сценарий беседы об экономической обоснованности выращивать картошку на Луне на языке суахили, и этим фразам, по старой привычке, приписывался бы смысл, который кочевал бы из диссертации в диссертацию многие годы.
Вполне возможно (хотя довольно сомнительно, что интерпретация об отсутствии интерпретации имеет законные основания), что фильм фиксирует лишь процесс распада языкового мира на слова-атомы, безвольно слоняющиеся в пространстве, а ключом к нему будет вставленное видео про двух милых котиков, которые якобы между собой разговаривают.
Годар сам неоднократно подчеркивает в интервью, что мы утратили священные возможности языка, множественными интерпретациями и, прости господи, дискурсами, мы убили в нем жизнь и, что важнее, смысл. Первоначальным смыслом, по Годару, теперь обладают лишь животные, которых хозяева умилительно запечатлевают на видео. Ну, и геометрия (но это уже, как говорится, другая история).
Так вот парадокс «Фильма Социализма» заключается в попытке сказать то, о чем говорить нельзя, снова прибегнуть к старым попыткам выразить принципиально невыразимое посредством языка. Каким образом это вообще возможно? Годар показывает невыразимость смысла, агонию языка, задыхающегося под толщей бесконечной коммуникации, он фактически насилует несчастный нарратив, который и так уже прошел все круги структурализма, чтобы выдавить из него последнее, – но при этом пытается высказаться еще и на тему социализма, политики современной Европы (чего только стоит название одной из частей фильма – «Quo vadis Europa»), не перестающего загнивать капитализма и огромном разнообразии других животрепещущих тем.
В итоге, от нежного, но емкого, дебюта «На последнем дыхании» Жан-Люк Годар перешел к тяжелой артиллерии, состоящей из всего, чтобы было нажито непосильным умственным трудом (список авторов прилагается и идет во вступительных титрах), и, в конце концов, распадающейся от малейшего дуновения ветра. То, что можно было уловить тончайшими фибрами души и устанавливало, наряду с новыми выразительными средствами в кинематографе, чуть ли не космическую гармонию (вспомним греков, Годар так их любит), превратилось в злобное бормотание и порождение уходящих в дурную бесконечность неистовых попыток интерпретации (включая этот текст).
Умница Витгенштейн давно нас предупреждал: «О чём невозможно говорить, о том следует молчать». Годар его не послушался.