Глава 17
"В новой системе координат. Украина-2030"
В 2018 году, согласно официальным данным Государственной службы занятости Украины, за рубежом работало порядка пяти миллионов украинцев. Это больше, чем население Ирландии. Такой показатель свидетельствует о ряде негативных трендов внутри Украины. Остановлюсь на двух.
Первый – государство все еще находится в зоне рисков, которую мы иногда называем нестабильностью или турбулентностью.
Второй тренд вытекает из первого: украинец в значительной части случаев не видит пути самореализации себя в родной стране.
Война, влияние внешних факторов, слабость экономики и непривлекательность государства как менеджера, коррупция – вот преимущественно те раздражители, которые к окончанию второго десятилетия миллениума волнуют граждан. К сожалению, фундамент, на котором ныне формируется прообраз национальной объединительной идеи, пока еще довольно зыбок. Главная причина тут, несомненно, в слишком заметной разобщенности между народом и национальными элитами. И в такой ситуации есть смысл серьезно задуматься о необходимости и возможности создания условий для гиперскачка в развитии государства.
Мое поколение сформировалось в советской среде, которая вернее всего описывается формулой Томаса Гоббса: «Война всех против всех». И мне нелегко было выработать иную платформу. Однако после долгих размышлений и сравнений наших стереотипов и ценностей с западными пришел к согласию с тезисом Фрэнсиса Фукуямы о том, что «задача современных политиков заключается в смягчении государственной власти». Ценность отдельной человеческой жизни в СССР была минимальной, а сила государства определялась исключительно мощью самой государственной машины, точнее – машины власти. Находясь во власти или рядом с нею, я никогда не забывал, что понятие «сила государства» следует заменить понятием «влияние государства», а интересы отдельного гражданина должны быть тождественны интересам самого государства.
Чтобы понять, какой путь прошла независимая Украина, достаточно сравнить ее с соседней Россией только по одному критерию: отношению к отдельно взятому человеку, его персональным интересам. И особенно к проблеме защиты прав и свобод личности.
Тут мы действительно на порядок превосходим соседнюю страну, но проблема ментальной целостности Украины не снята с повестки дня: нам пока не удалось полностью оторваться от советской пуповины, а ментальные якоря, ковавшиеся более семи десятилетий, все еще имеют силу воздействия на граждан нашей страны. Кроме того, Россия, хотя и привыкла блефовать, для реализации своего влияния достаточно эффективно использует запас энергоресурсов, которых в Украине нет. Потому любая украинская стратегия, будь то балансирование или четкое движение к западной системе ценностей, дается не без боли.
Наконец, Украине при организации своего маневрирования необходимо максимально учитывать мировые тренды, и особенно негативно влияющие.
Естественно, что основным трендом современности, несущим миру новые вызовы и изменения архитектуры безопасности, является глобализация. Точнее, ее специфические эффекты в сфере экономики, международных отношений, экологии, гуманитарного развития. Но сегодня мир сталкивается с такими явлениями в системах безопасности, которые я назвал бы «вихревыми». С одной стороны, границы между отдельными странами постепенно утрачивают свое традиционное значение, становятся проницаемыми и большей частью выполняют функции сопряжения территорий с разными таможенными и политическими режимами. Возрастание условности государственных границ требует тотального пересмотра системы международных гарантий территориальной целостности и неприкосновенности. При этом проницаемость национальных границ породила такие грозные тенденции современного мира, как бесконтрольное распространение ядерных технологий, оружия массового поражения, терроризма, слабо контролируемой нелегальной миграции. Убежден, что именно эти риски сделали возможными авантюрные решения Кремля, который воспользовался ими для усиления своих позиций в мире.
Возник эффект «гибридного» воздействия – когда массово экспортируются разрушительные технологии, которым не способны противостоять самые современные национальные системы безопасности. Речь идет далеко не только об информационных вирусах и кибератаках. Не менее опасными оказались контентные психологические операции, которые реализуются комбинированным способом: с привлечением СМИ, заинтересованных политиков, отдельных групп людей (от байкеров до представителей шоу-бизнеса) и даже использованием масс «вслепую», как, например, в ходе кремлевской операции под названием «Крестный ход».
С другой стороны, мы наблюдаем фактические рывки назад, к неофеодализму и капсулированию территорий, отводящихся под военные базы. Оккупация Крыма и превращение полуострова в сугубо военный плацдарм для создания новых угроз западному миру – уникальный пример. В этом контексте ноу-хау Москвы состоит в том, что милитаризация территории, захваченной силой, происходит в ущерб населению Крыма. Последнее делается осознанно, поскольку для России, не заинтересованной в развитии туризма в этом регионе, достаточной является та часть населения, которая способна обслужить интересы военных (фактически она в четыре-пять раз меньше нынешней его численности). Поэтому, превращая Крым в гигантскую военную базу, Россия идет на продуманные репрессии против коренного населения.
Когда Москва осуществила открытую агрессию против украинских ВМС на море в конце ноября 2018 года, она продемонстрировала свое видение конструкции международной безопасности, которое пытается навязать всему миру. Это стало возможным в силу основательного разрыхления былой сплоченности евроатлантического мира. Чем меньше возможностей для консенсуса западного мира, тем больше маневра у тех государств, которые старательно выбивают для себя преференции или намереваются провести ревизию существующего миропорядка. Для Украины в связи с агрессией России создаются особые риски, в том числе для функционирования самого государства.
В связи с отмеченными выше тенденциями характерными особенностями мирового общественно-политического развития становятся процессы дезинтеграции и фрагментации национальных государств, активизация этнического национализма и сепаратизма. Государственность Косова, в свое время сформированная с использованием новых инструментов международной политики, дала повод говорить о признании мировым сообществом ряда квазигосударств: Южной Осетии, Приднестровья, Абхазии, Нагорного Карабаха. И не исключено, что в этом контексте речь может пойти об оккупированных украинских территориях Донбасса, так называемых ЛНР и ДНР. При том что и сами жители этих регионов отчетливо понимают, что не существует никаких шансов их реального развития в отрыве от Украины.
Между тем ключевая проблема, стоящая перед самыми крупными гарантами безопасности, такими как США, Германия или Франция, может быть сформулирована следующим образом: то, что мы называем уже мировой гибридной войной, вполне можно охарактеризовать как некую «тихую» третью/четвертую (в соответствующих соотношениях с холодной войной) мировую войну, и кто выживет в ней как реальный международный субъект – еще непонятно.
При этом крайне важно принять во внимание, что Россия не вписывается в модель «мира по-американски». Ибо кто устанавливает новые границы и тем самым навязывает новые правила игры – тот и является хозяином положения. А это означает, что для США борьба с Россией – действительно всерьез и надолго. Условно говоря, США применяют в мировом масштабе классическую для любого государства концепцию монополии на насилие – США не могут позволить кому-либо (ни Северной Корее, ни Ирану, ни «даже» России) оспаривать их право задать новые геополитические рамки «легитимации насилия». Поэтому мы будем видеть все больше таких казусов и прецедентов, как выход из ядерной сделки с Ираном и жесткая игра с Северной Кореей, тотальное давление на Россию и ультиматумы Европе, – так обрисовываются новые контуры мировой системы, которая ныне активно формируется.
Одним из крупнейших вызовов современности стал уже упомянутый мною фактор: западный мир уже не монолитен так, как в эпоху холодной войны. Сегодня США явно не заинтересованы в том, чтобы объединенная Европа стала самостоятельным военно-политическим игроком мирового уровня. При этом популярность самих Соединенных Штатов в международном сообществе беспрецедентно упала. Европа же куда больше, чем прежде, стремится к самодостаточности, вынашивая даже планы создания армии ЕС. Все это происходит на фоне очевидной, хотя и тщательно заретушированной конфронтации: между США, с одной стороны, и Германией и Францией – с другой, а также между США и Турцией. С приходом администрации президента США Трампа появились признаки торговых войн, а разница во взглядах на характер реагирования в связи с глобальным планетарным потеплением понудила ряд европейских лидеров и вовсе отвернуться от Белого дома.
В 2018 году огромные плиты базовых политических договоров и соглашений, интересов и невысказанных претензий пришли в активное движение и разбудили своеобразные вулканы. Ожившие вулканы крайне опасны, извергаемые ими лава, пепел и куски горных пород несут разрушения и хаос. Правда, потом жизнь все равно продолжается, но изменившаяся навсегда. Об этом я писал в статье «Вулканический синдром» («Зеркало недели»).
Все это в целом позволяет делать вывод о том, что процесс окончательной деконструкции мировой системы выходит на финишную прямую: почти все его участники предстали перед двумя классическими вопросами, от ответа на которые зависит будущее мира: «Кто мы?» и «Чего мы хотим?» При наличии, казалось бы, очевидных и недвусмысленных ценностей все чаще раздаются голоса, что страны Запада потеряли себя, а вместе с тем утрачен и смысл союзов, сформировавшихся в ХХ веке.
Наибольшую тревогу вызывает то, что в этот процесс самоопределения втянуты и США – ключевой донор безопасности в мире. По большому счету, многие американцы видят в Трампе человека, который «вернется к истокам», «снова сделает Америку великой».
Кстати, о политической воле – похоже, что коллективный «рядовой американец» недостаток ее у предыдущего американского президента действительно чувствовал куда лучше, чем многие аналитики, пытавшиеся подвести рациональный базис под действия Обамы. В этом смысле очень показательна история со сбитым над Донбассом «Боингом»: уже через несколько дней после крушения МН17 Обама знал досконально обо всех обстоятельствах и виновных в катастрофе. Но до конца своего срока так и не занял четкой позиции в этом вопросе. Вот пример того, как отсутствие политической воли приводит, в конце концов, к латентной поддержке агрессора и международных преступников, давая им пространство для маневра и надежду избежать наказания.
В начале ХХІ века мы становимся свидетелями фундаментальных изменений и в энергетической сфере. Заканчивается эра низких цен и происходит переход к эпохе глобального энергетического дефицита. Спрос на нефть и газ увеличивается на фоне растущего потребления этого сырья в Китае и других новых индустриальных странах Азии. По мнению Международного энергетического агентства, общемировой спрос на энергоносители к 2030 году увеличится на 37–50 процентов.
Для Украины тут возникает новый дополнительный вызов. В связи с агрессией России и намерением Москвы создавать альтернативные трубопроводы (тот же «Северный поток») Украине, с одной стороны, следует позаботиться об альтернативных источниках поставок энергоносителей, а с другой – признать, что эра транзитного государства, скорее всего, приходит к логическому завершению.
Если в 1998 году 90 процентов российского газа проходило через Украину, то на уровне военного 2018-го транзит составлял примерно половину этого объема. Активное строительство новых транзитных маршрутов стремительно обесценивает украинские трубопроводы. Украина не принимает никакого участия в интенсивном энергетическом диалоге. Ведь после скандальных событий 2005–2006 годов наша страна обрела стойкую, хотя и негласную репутацию «слабого звена» в евразийской системе транзита энергоресурсов. В обозримой перспективе мы вообще можем оказаться лишним звеном в этой цепи. Можно пойти по пути Польши, которая приняла решение отказаться от российских энергоносителей, перейдя на сжиженный газ из США. Можно, как настаивают некоторые специалисты, резко наращивать добычу газа. В любом случае уже не будет так, как было прежде.
Несомненно, что «Северный поток – 2» для Германии – это выбор стратегического партнерства: США или Россия. Похоже, что свой выбор Берлин сделал. Для Германии такой выбор означает почти тотальное доминирование в Европе при одновременно усиливающемся стратегическом противостоянии с США. Почти идентичная ситуация с Францией. Жесткие заявления президента Макрона о российском «Спутнике» и о необходимости ужесточить законодательство постепенно сошли на нет. В 2018 году в его риторике обозначился вполне уловимый дрейф в сторону осторожного заигрывания с Москвой.
Европа, Россия и Украина, по сути, в последний раз пытаются войти в одну и ту же воду дважды. Не исключено, что это и удастся. Но вряд ли «авось» – эффективная опора государственного планирования. А вот анализ текущего состояния, прогноз и подготовка к различным вариантам развития ситуации – вполне. А это значит, что Украине следует лучше изучить своих союзников и оппонентов, дабы не допустить «растворения» национальных интересов в волнах чужих целей и ожиданий.
Нам давно нужны качественные и реалистичные образы будущего, нам нужно смелее говорить о том, чего мы хотим и как будем действовать во всех критически важных для Украины сферах. При этом стараться исходить не из традиционного восприятия любых событий в мире в парадигме «украиноцентричности», но из честной и объективной оценки реальности. Прежде всего, нельзя и далее игнорировать тот факт, что в диалоге с ЕС мы вынуждены говорить со странами, которые одновременно выступают в нескольких ипостасях. Однако в любом случае учитывать «национальный эгоизм» как достаточно здоровый по сути макротренд необходимо. При этом следует очень внимательно следить за новой архитектурой Европы, которая формируется на наших глазах.
Еще одна наша проблема – оккупированные территории Крыма и Донбасса. Вокруг этих тем сформировался определенный политкорректный набор месседжей, что очень затрудняет рациональную и взвешенную дискуссию как о «внутреннем» будущем этих регионов, так и о нашей «внешней» политике по отношению к ним. Уполномоченный Белого дома Курт Уолкер дал очень точную оценку ситуации: «Украина не сможет вернуть территорию, уже захваченную Россией. Россия слишком сильна». Такие достаточно очевидные заявления у нас часто воспринимаются как «зрада» и активно осуждаются – даже на уровне экспертных дискуссий. Но невозможно формировать эффективные государственные стратегии, если ограничивать самих себя узкими рамками догм.
Безусловно, стратегической целью всегда будет возврат наших территорий, но стратегии достижения ее могут существенно разниться. И в этом вопросе нам стоит не мыслить категориями политических стереотипов, а руководствоваться национальным эгоизмом и национальными интересами (как это делают наши некоторые западные партнеры). При этом уже понятно, какую судьбу украинскому Донбассу и Украине готовит Путин – он с некоторых пор перестал это скрывать.
Фактически речь идет об «украинской Чечне»: Киев должен задабривать боевиков огромными дотациями, а управлять ими реально будет Россия. Безусловно, Украина не готова обсуждать подобные сценарии, но у Москвы они хотя бы есть. А сколько собственных сценариев разработал Киев в отношении этого региона? И речь идет не только об оккупированных территориях, но и контролируемых. В любом случае в ближайшее время мы должны выработать четкий план действий для реинтеграции оккупированных территорий. Возможность их возвращения, увы, зависит от многих факторов, но один из них – убедительность украинской позиции.
Мы меняемся слишком медленно, и это сдерживает развитие государства.
Как и прежде, напряженность и конфликтность ситуации внутри Украины оттягивает на себя львиную долю политической энергии. Власть по-прежнему увлечена войной полномочий, и до стратегических решений и масштабных задач у нее просто не доходят руки. Кстати, история независимости Украины почти приучила общество довольствоваться поверхностными законами, принятыми в результате поверхностных же компромиссов. А ведь современный мир представляет собой весьма агрессивную среду с непредсказуемыми сценариями развития. И Украина в этом мире выглядит практически беззащитной страной с устаревшей концепцией национальной безопасности и, мягко говоря, противоречивой внешней политикой.
Нельзя забывать, что Украина уже давно втянулась в глобальное противостояние, а минувшее столетие, которое было периодом непрерывного военного насилия, оставило неизгладимый отпечаток в современном массовом сознании, порождая силовой беспредел, готовность решать все проблемы посредством вооруженного насилия. Увы, история показывает, что государство порой действительно не может обойтись без применения силы. Но это те экстремальные ситуации, которые ставят под сомнение саму государственность или ведут к аннулированию авторитета власти. Как бы там ни было, решение должно быть заранее проработано, всесторонне взвешено и аргументировано. Доведено до уровня предписания, как в советское время, когда командир части вскрывал пакет на случай боевой тревоги, в котором предельно ясно и пошагово было расписано, что, кому и в какой момент необходимо делать.
Конечно, нельзя смоделировать абсолютно все ситуации, но правильный принцип применения силы может ограничить количество ошибок власти. В целом я настороженно отношусь к Макиавелли, но к его совету об «установлении вместе с законами превосходящей силы… абсолютной и чрезвычайной власти, способной обуздывать чрезмерную жадность, честолюбие и развращенность сильных мира» следует прислушаться. К этому могу добавить, что подлинное решение любой проблемы в области безопасности может быть обеспечено лишь на политическом и дипломатическом уровнях, а если говорить о внутренней политике, то хорошо просчитанные социальные программы могут снять напряжение подавляющего большинства гуманитарных взрывов.
Украинские государственные топ-менеджеры до сих пор не могут осознать, что главное – это национальные интересы. Я задал бы нашим политикам простой вопрос: должны ли мы рисковать своей безопасностью из-за того, что Россия, а это ее право, снова взяла курс на мировое лидерство? И нужны ли мы ей на этом пути ну хотя бы экономически? Мне кажется – только политически.
Наконец, еще одна извечная проблема – состояние нашей науки и техники. Можем ли мы преодолеть свое отставание? Мы стремимся получить натовскую прописку для стимулирования иностранных инвестиций, однако на административном уровне не сделали и полшага, чтобы открыть Украину для инвестиций. Скажем, идея искусственного интеллекта, которая давно стала набирающим обороты мировым трендом, касающимся многочисленных сфер – от управления в политике, бизнесе или в армии до создания нового типа бытия для отдельного индивидуума, – для Украины пока terra incognita.
Автоматизация с ее бесспорными преимуществами безгранично расширяет горизонты, и в отношении отстающих вполне возможен диктат обладателей технологий; значительные массы людей, да и целые государства могут оказаться уязвимыми и незащищенными. Украина пока среди потенциальных аутсайдеров, отстав в направлении овладения искусственным интеллектом лет на тридцать – сорок. Это не безнадежно, но создает условия для попадания в зону рисков.
В то же время в Украине остались участки, где можно было бы подготовить и соответствующие кадры, и системные возможности для овладения-укрощения искусственного интеллекта. Государство должно стать реальным союзником и участником объединения усилий на этом воистину непаханом поле. Если появится соответствующая государственная программа и условия для ученых и практиков, они не будут массово покидать родину, чтобы реализовываться в силиконовых долинах других стран. Ключевая задача – нараспашку открыть врата иностранным технологиям. И она выполнима для Украины, поскольку за рубежом отлично знают об интеллектуальном потенциале украинцев. С нами захотят сотрудничать, но только и мы должны постараться – обеспечить либерализацию и упрощение деятельности на украинском рынке.
Если отвлечься от обороны и экономики, копнув глубже – до уровня цивилизационного выбора и формирования модели развития, станет ясно, что интеграция в евроатлантическое пространство является едва ли не единственно возможным путем развития украинской государственности. Намерения соседней державы поглотить Украину достаточно очевидны. В силу своих демографических проблем Россия без Украины неминуемо становится все более азиатской. В случае же создания новой империи украинцы неизбежно столкнутся с глобальным вызовом потери национальной идентичности. Небезынтересно, что Сэмюэл Хантингтон, оценивая в начале 90-х годов причины распада СССР, заметил, что это были «общества, объединенные идеологией, но в силу исторических обстоятельств разделенные культурно». К слову, отказ официальной России признать Голодомор 1932–1933 годов геноцидом связан как раз с тем, что таким образом косвенно будут признаны ключевые культурные различия. В этом контексте противостояние Украины и России предстает как «конфликт по линии разлома цивилизаций», в котором самым актуальным вопросом становится «контроль над народом».
Вполне понятно, что обрисованные в этой книге портреты первых лиц украинского государства и их окружения представляют лишь часть элиты, творящей историю народа. Да и предмет моих стараний – вовсе не рассказ о лидерстве как таковом или волшебном превращении партийных функционеров в олигархов. И тем более не о способах достижения и сохранения власти. Я преследовал другую цель – попытаться вынудить соотечественников обратить пристальный взгляд на всю политическую элиту и задуматься над своим персональным участием в ее формировании. Основания для этого есть серьезные – мы несколько раз уже приближались к таким государственным катаклизмам, что можно было без труда заглянуть в пропасть.
Убежден, что все мы в той или иной степени ответственны за легкомысленные решения или за неправильный выбор в делегировании ответственности. Увы, вспоминается Салтыков-Щедрин. «Глуповцы тоже были себе на уме. Энергии действия они с большою находчивостью противопоставили энергию бездействия», – писал проницательный Михаил Евграфович почти полтораста лет назад.
Если мы согласимся, что главным достижением Оранжевой революции стало повышение уровня свобод для каждого украинца, то Революция достоинства открыла формулу воздействия на власть. Поразительно, что при таком уникальном опыте развития гражданского общества в Украине до сих пор фундаментально не модернизированы власть и государство. Одной из причин является дефицит элиты – стране нужны новые лица политиков и профессионалов в широком смысле. Увы, жизнь показала, что бывшие полевые командиры Майдана и герои российско-украинской войны в большинстве случаев не конвертируются в людей, способных эффективно управлять страной. Хотя определенные изменения, конечно, происходят, но до эффективного государственного менеджмента Украине еще далеко. Считаю, что гражданское общество и гражданский контроль необходимы по отношению к любой власти. И тот неоспоримый факт, что гражданские институты в Украине оказались сильнее государственных, вселяет надежду, что взращивание новых элит, соответствующих новым требованиям к государственному менеджменту, возможно.
Одной из ключевых проблем нынешних элит Украины остается их неспособность избавиться от маргинальности и местечковости. Это проблема историческая и, соответственно, задача глобальная, не исключено, что не на одно десятилетие. Возможно, Украина, как говорит украинский исследователь и писатель Александр Стражный, страна провинциальная. «Но главное – утрата Украиной понимания ее уникальности, ее значимости для мира. Это и обрекло ее на провинциальное существование, на“хуторскую” типологию развития».
Вероятно, поэтому до сих пор в Украине не вызрела национальная идея, стремление к реализации глобальных национальных амбиций. А между тем никто пока не отменял исключительного геополитического положения Украины, предопределившего высокую зависимость Украины от внешних факторов. Основные потенциальные угрозы Украине на международной арене связаны с попытками экономического, политического, культурного и информационного давления.
Эта тенденция будет углубляться до тех пор, пока Украина не станет неотъемлемой частью какой-нибудь коллективной системы безопасности. Однако не следует забывать, что геополитическое положение одновременно является и козырем Украины. Именно этот фактор мог бы превратить Украину не только в своеобразный мост между Европой и Азией, но и в регионального лидера.
К сожалению, в свое время Киев не сумел реализовать превосходно сконструированную идею ГУУАМ, но это вовсе не означает, что нужно отказаться от перспектив регионального лидерства. Возможно, в иной конфигурации: например, первым этапом вполне могло бы стать превращение Балто-Черноморского партнерства в более мощную платформу. С вовлечением Вышеградской группы и затем уже формированием пакета убедительных предложений для потенциальных партнеров на Востоке. Разумеется, конфигурация может быть и другой, но важна четкая проработка и искусная реализация стратегии.
К счастью, украинская нация не только сохранила, но и зацементировала свою самоидентичность, целостность и возможность последующего развития – война с Россией сыграла тут роль ускорителя. Но для гармонизации нации, формирования единой национальной идеи потребуется преодолеть довольно длинную временную дистанцию – очень хотелось бы надеяться, что она ограничится грядущим десятилетием. Зыбкость национальной объединительной идеи делает многих наших граждан уязвимыми для идеологической обработки информационно-пропагандистской машины чужих, чуждых культур, которые как бы заслоняют собственно украинскую.
Не могу удержаться от цитирования одного известного высказывания Ницше – о том, что культура является лишь тоненькой яблочной кожурой над раскаленным хаосом. А украинская культура и того тоньше, поскольку сами ее носители нередко безжалостно рвут эту кожуру, изверившись в будущем страны, которая на самом деле является великой. Но правда и в том, что в 2019 год Украина вошла более сплоченной, монолитной и объединенной, чем в любой исторической точке с момента появления нашего государства на карте в 1991-м.
К сожалению, военные угрозы Украине сохранятся и в ближайшем десятилетии. Единственный выход из положения – тот, о котором мне приходилось твердить, начиная с 2000-го, с позиции руководителя отечественной оборонной промышленности. Нам нужен технологический гиперскачок, и первоочередная задача обновленной власти в 2019 году – сделать украинские силы обороны действительно сильными. Начиная от несиловых рычагов противодействия в виде правильно сконструированного разведывательного сообщества, контрразведки, информационных подразделений. И завершая могучим асимметричным оружием сдерживания – ракетным щитом, вышколенным спецназом различного применения.
Естественно, идеальный вариант – создать военный корсет государства на основе прямого двустороннего сотрудничества с США, включая помощь на уровне союзника и даже создание плацдармов на своей территории – пусть в виде хорошо защищенных объектов национальной системы противоракетной обороны США. Военная сила Украины должна базироваться на превосходстве технологий и максимально надежной защите жизни солдата, сержанта, офицера.
Возможно, вследствие молчания общества перспективный ряд новых лиц во власти пока не вселяет оптимизма. В основном это либо известные фигуры с предсказуемыми перспективами для страны в случае их возвышения, либо откровенные конъюнктурщики. Некоторые из тех, кто мог бы попытаться реализовать себя на высоких политических позициях, вместо рискованного для карьеры движения робко оглядывались, не сумев преодолеть пресловутую местечковость. Но закон развития общества незыблем, как аксиома в геометрии. Как бы там ни было, рост активов любого государства обеспечивают его элиты, иногда единицы – личности. И, как правило, это вовсе не политики, а культурные, интеллектуальные, научные элиты, способные формировать и укреплять национальную идею, ценности и смыслы деятельности на определенном отрезке времени.
Элита – это, в первую очередь, люди, которые, исходя из национальных интересов страны, из особенностей ее регионального и геополитического положения, выстраивают внутриполитический и внешнеполитический курс. Для этого вовсе не обязательно занимать определенные должности, иметь официальные позиции. Для элит характерен особый образ мышления, нестандартное мировоззрение. Настоящая элита порой способна влиять на решения, не находясь в центре их принятия.
Мировая история знает немало примеров. «Декларация совести» Альберта Швейцера, теория конвергенции Андрея Сахарова или Пакт Рериха – это реальные проявления воли элиты, уже выходящие за рамки национального. Причем влиятельность элит не зависит от возраста (на чем настаивают некие политологи, взывающие к обновлению, омоложению элит). И действительно, когда в эфире появлялись, к примеру, такие личности, как Мирослав Попович или Лина Костенко, Оксана Забужко или Юлия Мостовая, зрители завороженно замирали, хотя бы на миг, интуитивно понимая, что это именно те личности, которые, создают современный облик Украины. Возраст и род занятий не имеют значения, за каждым именем стоит нечто нетленное, незримо связанное с этой землей и этим пространством. Именно это «нечто» как продукт созидательного интеллекта несет в себе ментальную энергию народа, цемент для строительства исповедующего определенные ценности психотипа.
Впрочем, иногда универсальным продуктом становится и яркий поступок личности. У многих в памяти всплывают различные эпизоды, которые без колебаний можно отнести к формообразующим для национальной элиты. Например, почетный президент Киево-Могилянской академии Вячеслав Брюховецкий, будучи председателем Комиссии государственных наград и геральдики при Президенте Украины, сложил с себя полномочия, как только Андрей Данилко стал народным артистом Украины. Вряд ли кто из политиков нового времени отважился бы на повторение ответа Лины Костенко, когда Леонид Кучма намеревался вручить ей орден Ярослава Мудрого V степени. Они не только не отказались бы «носить политическую бижутерию», но, уверен, облаяли бы друг друга за право примерить ее в первую очередь.
Когда общество создаст естественные фильтры, путь в клуб национальной элиты будет навсегда закрыт для министров-украинофобов или «проффесоров», путающих Анну Ахматову с Ринатом Ахметовым. Следует навести порядок в голове, а затем уже реформировать государство. Пока же мы будем считать «элитой» поющих безголосых ректоров и парикмахеров, пока будем полицию финансировать лучше армии, кремлевские путины не прекратят насмехаться над нашей государственностью, а Запад не поверит в то, что Украина – актив.
Какой должна быть украинская элита? Безусловно, эти люди должны быть высокообразованны, разносторонне подготовлены, с гибким мышлением и, самое главное, – с высоким чувством ответственности перед страной.
Для элит характерны особый образ мышления, нестандартное мировоззрение. При этом для них не обязательно занимать видную социальную клеточку. И еще одно: это люди, думающие не только и не столько о настоящем дне, сколько научившиеся мыслить категориями будущего. Люди, для которых имидж и достойное положение в мире своего государства – не пустой звук. И, конечно, это люди действия, потому что мало проку от высокообразованной интеллигенции, которая живет законсервированно, переживая судьбу страны внутренне или спасаясь от проблем бегством. А за годы независимости Украины, к сожалению, вынужден констатировать, в нашей стране образовался большой дефицит людей действия.
Попробую прояснить свое видение функциональных составляющих элиты. Их две, на мой взгляд. Первая – это умение реагировать на вызовы истории и находить на них ответы. Вторая – формирование общественной морали, выработка идеалов и кодексов поведения; эта часть и касается больше всего того, что называют интеллигентностью.
Кто в Украине претендует на элитарность? Не задумываясь над проблемой ответственности перед будущим, к отечественной элите себя смело причисляли практически все депутаты Верховной Рады разных созывов в независимой Украине. Особенно парадоксальным такое позиционирование стало в 2010–2013 годах, когда власть начала сотрясаться от перетасовок. Кроме отдельных представителей серьезного бизнеса, в ряды политической элиты повалили люди из шоу-бизнеса, поп-культуры и иногда спорта, а также политологи – новая звезда на политическом небосклоне. Мы стали свидетелями чудовищной подмены понятий: власть из средства реализации идей превратилась в цель.
Все эти разношерстные команды объединяло следующее. Во-первых, достигнутое материальное благополучие и, естественно, основная цель – извлечение прибавочной стоимости. Деньги, еще деньги, еще больше денег! Во-вторых, возможность использовать эти деньги для прихода в политику. И, в-третьих, абсолютное непонимание ритмов жизни общества, а отсюда – агрессивное неприятие таких ценностей, как свобода, справедливость и, что страшнее всего, – национальные интересы.
Украинскую «элиту» с некоторых пор стали составлять преимущественно люди, которые в начале 90-х годов смогли либо легализовать теневые капиталы, либо конвертировать власть и связи в такой капитал, либо участвовать в отмывании «серых» или «черных» денег. Принципиальную роль сыграла предельная слабость, почти отсутствие в советской Украине контрэлит, истребленных за семьдесят коммунистических лет, а следовательно, фактическая непричастность к новому истеблишменту несоветских сил. Особенности генезиса хозяев породили непродуктивный характер капитала.
Кроме того, Украине все еще не хватает национализма – она задыхается от вакуума национальной идеи. На генном уровне украинец ощущает последствия культурного геноцида. Психоаналитики пошли еще дальше. Они утверждают, что современная Украина инфицирована общим для всех регионов вирусом – синдромом неверия в то, что украинская власть способна обеспечить право каждого жителя страны жить достойно, свободно и без страха перед завтрашним днем. Есть даже мнения, что и война России против Украины на Донбассе возникла по этой причине. Кстати, к 2014 году часть жителей региона вообще не определилась с национальной идентичностью, а в Крыму эта идентичность сформировалась навыворот. Но ведь все эти ментальные проблемы начались задолго до войны и второго Майдана. И в каждой из проблем можно без труда отыскать источник в виде апатии общества.
Конечно, нельзя забывать, что история Украины в немалой мере соткана из драм и трагедий. Украина была постоянным объектом агрессии, не только военной и политической, но и культурной. Особенно пострадала украинская интеллигенция. И сегодня университеты Праги, Кракова, Вены и Берлина гордятся именами украинцев, которые внесли существенный вклад в развитие европейской и мировой науки и техники, обогатили мировую культуру после первой волны эмиграции, после второй…
Репрессии против украинской интеллигенции начались в СССР в 20-х годах ХХ столетия, но самый страшный удар был нанесен в 30-х годах. Речь идет не только о физическом уничтожении лучших представителей украинского общества. Было совершено психологическое насилие, в людях надолго поселили страх, заставили приспосабливаться к режиму. Достаточно напомнить о судьбах Александра Довженко, Максима Рыльского, Павла Тычины. Из Украины осознанно сформировали периферию, пусть и имеющую ключевое значение для империи. Поэтому в структуре власти уже независимой Украины в течение длительного времени преобладал местечковый лидер, хозяин окраины. В советской империи любая форма протеста, любое проявление национального самосознания беспощадно подавлялись как антисоветчина. Принимать самостоятельные решения было опасно, и привычка по каждому поводу докладывать наверх и ожидать указаний стала непременным свойством любого периферийного лидера, проникла, как метастазы, во все сферы жизни. Это, кстати, хорошо прослеживалось в армии: советские командиры серьезные решения принимать попросту боялись. Могли ли с учетом этих условий подняться до уровня Вацлава Гавела наши совершенно разные по происхождению, образованию, жизненному пути, складывающимся обстоятельствам наши лидеры. Боюсь, вопрос риторический.
Есть еще один фактор, затормозивший развитие истинной украинской элиты. В результате национального подъема на рубеже 1990-х годов к активным формам государственного правления пришло много новых людей. Произошел эффект, подобный океаническому, когда спрятанное в глубинах холодное течение вдруг оказывается на поверхности и резко меняет температуру воды, очищая ее. Это был естественный процесс, но насколько он очистил государственную машину от социалистического бюрократизма? Среди этих новых людей, несомненно, были личности, которые не смогли по различным причинам реализоваться в советское время. Часть из них стремилась сделать что-то полезное, но определенная часть была отягощена прошлыми обидами и неудовлетворенностью вследствие невостребованности, еще часть очень хотела действовать, но не могла. Все это составляло не самую лучшую основу для созидательной работы.
Мне вспоминаются частые беседы с Вячеславом Черноволом, с которым у меня сложились добрые конструктивные отношения после президентских выборов 1994 года. Он болезненно реагировал на свои проигрыши обоим Леонидам. Но как-то совершенно неожиданно признался: «Вы будете усмехаться, но знаете, что я понял после своего губернаторства в Львовской области? Что мне не хватает опыта и достаточных знаний, чтобы руководить…» Окончание крайне меня удивило: «…народным хозяйством». Потому что «народное хозяйство» и Вячеслав Черновол – это абсолютно разные оперы.
Одной из проблем Украины оказалось возвышение дутых королей. Общество должно быть достаточно мудрым, чтобы взращивать своих лидеров, не позволяя им превращаться в китайских императоров. Именно общество должно и может установить принципиальные и незыблемые правила для выдвижения и закрепления эффективных менеджеров на разных участках государственной работы. Создать условия, при которых было бы немыслимо назначать генерального прокурора без профильного образования или ставить министром обороны бывшего милиционера. Сделать невозможным, чтобы отдельные группировки влияли на судьбу всей страны, покончить с традициями кумовства во власти, привлечением «своих и верных» людей. Обеспечить соблюдение законов и правил, противопоставив ручному управлению прозрачность, определенность и предсказуемость государственного управления.
Президенты и министры должны свыкнуться с необходимостью качественной коммуникации с обществом. Обществу следует научиться оперативно реагировать на обман со стороны власти решительными действиями, создать систему маяков и ориентиров для тех, кто взялся управлять государством. И форму ответственности, которая незамедлительно приводит к отставке тех, кто не желает слышать народ и не намерен ему служить.
Начало XXI века является своеобразным водоразделом. С одной стороны, это конец великой эпохи Модерна, а с другой – начало становления некоей новой мировой системы с пока еще неопределенными контурами. При этом диапазон оценок того, что происходит на планете, очень широк: от констатации краха биполярного мира до провозглашения «конца истории».
И все-таки Украина – страна, обладающая крупнейшим потенциалом – в течение нового десятилетия способна выйти на такой виток развития, который обеспечит ей неуклонный рост. Украина обладает достаточными для этого ресурсами практически во всех областях. Разве не является показателем тот факт, что большинство программ для компаний – мировых лидеров компьютерной логистики созданы украинцами? Что украинские ракетные, космические, авиационные технологии, технологии сварки и материаловедения, ноу-хау еще в трех-четырех десятках сфер человеческой деятельности – все еще лучшие в мире?
У Украины есть все для крупных политических и экономических побед! Но для их достижения страна должна решить главную внутреннюю проблему – добиться консенсуса внутри элиты, который, распространяясь на все общество, станет прообразом великой национальной идеи, цементирующей общество. Без этого катализатора процесс национальной самоидентификации наших граждан и внедрения национальной идеи в массовое сознание будет непозволительно медленным. В целом у Украины на рубеже 2030-х годов есть только два пути: либо стать сильной державой, либо столкнуться с реальной опасностью поглощения…
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Я часто мысленно сравниваю наших президентов – ведь мне пришлось работать со всеми, правда, с Януковичем как премьером. Каждому я искренне старался помочь, используя свой опыт и знания. Какую оценку можно дать реагированию глав государств на экстремальные ситуации? В первую очередь, нужно выстроить иерархию рисков и угроз. Президент – это человек, который несет ответственность за судьбы своей страны. И в то же время он просто гражданин своей страны со всеми человеческими слабостями.
Леонид Макарович Кравчук. Я могу использовать только ту информацию, которая изложена сегодня в мемуарах, или то, что он мне рассказывал сам, поскольку я не присутствовал при его диалоге с генералом Варенниковым, не сопровождал его в Беловежскую пущу и не был рядом во время сложнейших переговоров с президентом Борисом Ельциным. И в первом, и во втором случае Кравчук не просто оказался стойким и жестким, но и сумел заглянуть в будущее своей страны. Мне неизвестны другие ситуации времен его президентства, которые можно было бы характеризовать как экстремальные, однако передача власти после президентских выборов 1994 года в Украине произошла демократическим путем и не имела прецедента на постсоветском пространстве.
Леонид Данилович Кучма. Его деятельность как президента не раз подвергалась серьезным испытаниям. И это были как внутриполитические, так и внешнеполитические риски и вызовы. А реакция? Реакция была разная, в зависимости от самих ситуаций. Лакмусовой бумажкой его реагирования на развивающуюся экстремальную ситуацию, вне всякого сомнения, были события вокруг Тузлы. Украине был брошен вызов, страну испытывали на прочность. Ситуация в целом разворачивалась чрезвычайно динамично: сотни грузовиков, тысячи людей, какие-то казаки, готовые форсировать водную преграду, завывания российских ультраполитиков на берегу Керченского пролива – и все это только по воле ставропольского губернатора? Не верю, как не верил и тогда. Кучма отдал пограничникам и воинским частям именно те команды, которые сразу продемонстрировали позицию – четкую и внятную, без лишних эмоций или ажиотажа. Говоря словами Сартра, психологические реакции возникали, как засушенные растения гербария. И назревающий конфликт пошел на спад.
На мой взгляд, это показательный пример защиты Л. Кучмой интересов Украины. И достаточно яркая иллюстрация восприятия им той непростой имитации действительности, которая была создана во время представления под названием «Тузла».
А вот испытания Майданом Кучма не выдержал. И он это хорошо знает, свидетельство тому – его более чем выразительное почти двухлетнее молчание после окончания президентской каденции. Он ушел без помпы, уставшим и издерганным. Мой старый друг по ту сторону океана Збигнев Бжезинский как-то сказал мне именно в это время: «История может быть сведена к фарсу, если это отвечает целям политики». Но, накладывая кальку на украинскую ситуацию времен Майдана, стоит добавить, что всякий фарс имеет свои рамки, границы, за которыми фантасмагория заканчивается и начинается суровая, холодная действительность. Однако Кучма сумел вернуться. Стайерская дистанция в Минске, Балтийско-Черноморский форум – тому убедительное подтверждение.
Виктор Андреевич Ющенко. Критическим моментом его президентства было приближение к получению от НАТО приглашения к членству (то есть ПДЧ – Плана действий относительно членства в Альянсе). Как капитан государственного корабля он, как мне кажется, отпустил штурвал… Или попросту не сумел сосредоточиться на самом главном для страны. Хотя, на мой взгляд, самый решительный и мужественный шаг президент Ющенко сделал в 2006 году, когда после подписания Универсала внес в Верховную Раду предложение о назначении Виктора Януковича премьер-министром Украины. Исполняя обязанности секретаря СНБО, я видел, каких мучительных раздумий, сомнений, тревог стоил ему этот шаг. Но он его сделал.
Виктор Федорович Янукович. Его трагедию мы все знаем – вместе наблюдали. Но главная причина – иная система ценностей. Этого ему народ и история не простят.
Наконец, Петр Алексеевич Порошенко. Несмотря на то, что Петр Алексеевич обладает политическим чутьем и интеллектом, не исключаю, что его драма еще впереди. Очень этого не хотелось бы. Он тот, кто вытаскивает страну из имперского прошлого. Иногда – вместе с кожей. Но вытаскивает.
В учебнике по истории Украины его портрет, несомненно, останется. Томос, безвиз, старт реформ – это яркие краски. Но будет ли ярким портрет или останется невнятным, во многом зависит от 31 марта 2019 года.
Стоит признать, что все без исключения украинские президенты являются продуктами современного общества, возможно, представляя не самую прогрессивную его часть. Они не обделены величавой способностью опрыскивать массы, подобно рачительному садовнику, изрядными порциями замешанного на двусмысленности популизма. Но, кажется, все без исключения напрочь лишены самоиронии. Изумляет, что Петр Порошенко, ставший главой государства с величайшими усилиями и мастерством, порой выглядит в своих амбициях не достаточно уверенным.
P. S. Я не только работал со всеми президентами. Все они освобождали меня от занимаемых должностей. Некоторые – по два раза. Но не это было мотивацией для написания моих не только путевых заметок. Я верю в Украину, в ее будущее и хотел лишь чуть осветить эту дорогу.