Из многочисленных фрагментов – воспоминаний пожилых киевлян, проживших в городе весь свой век - Lb.ua пытается восстановить мозаику памяти родного горда. Воссоздать – в их рассказах, черно-белых семейных фотоснимках – старый Киев, удержать «картинки» детства и юности. Времен, когда, вслед за булгаковскими героями, верилось: «вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты, Днепр, Крещатик…»
Первая наша собеседница - восьмидесятилетняя Вера Алексеевна Петько. Уже 68 лет она живет в старой «двушке» на Институтской. Все самое интересное за полвека происходило здесь, на ее глазах.
«Я не замечала, как отстраивался город. Замечала лишь, как менялись названия улиц: сначала мы жили на «улице Октябрьской революции», потом – «25-го октября», сейчас Институтской вернули историческое ее имя, дореволюционное», - делится женщина. Старые привычки ей не изменяют и городская топономия по-прежнему связана с именами советских вождей: «Это было на Энгельса. На Лютеранской, если по вашему».
Тридцать лет Петько преподавала физику, информатику и научный атеизм в Киевском кооперативном техникуме. А в доме Веры Алексеевны всегда было многолюдно: родители, муж, бесчисленные гости, позже - сын, невестка, внук.
Сейчас пенсионерка живет одна. Единственная компания – кот Яша, поражающий схожестью с булгаковским «Бегемотом».
Первое воспоминание Веры Алексеевны о Киеве — старая Дарница. «14 августа 1944 года мы со всем барахлом приехали из Москвы в Киев в товарном вагоне. Поездов было много, образовалась пробка, мы не могли нормально проехать, так и жили три дня в вагоне – со всеми пожитками: мебелью, подушками, одеялами. В эти три дня я научилась выговаривать букву «р» - заняться-то было нечем. А вот до 12 лет все картавила».
В этом году будет 68 лет, как живу в Киеве, все время – в этой квартире. Дом наш 1934 года, возле центрального парадного висит табличка - памятник истории, «сталинская архитектура». Тут родился и мой сын Дима, внук Богдан жил до школы.
Отцу в Киеве показали несколько квартир, он выбрал эту. Хотя выбор-то небольшой был: немногие здания уцелели. Разве те, где немецкий генералитет жил. Впрочем, кто тут был до нас, я точно не знаю.
***
Я родилась 20 сентября 1932 года в городе Шостка, Сумской области. Когда отец поступил в химико-технологический институт в Ленинграде, семья переехал вслед за ним. Он был хорошим кадром - по окончании института его забрали в Москву. Всю военные годы мы там провели, самые тяжелые – с 1939 по 1944. А когда немцев выгнали из Киева, папу прислали сюда – поднимать народное хозяйство. Он еще в декабре 1943 переехал, а мы с мамой отправились за ним через год.
После войны, в 1944-м Институтская вся была разбита. Здание Нацбанка – руины, одна «коробка». Ниже - на Карла Маркса (сейчас улица Городецкого) – тоже сплошь остовы зданий. На Крещатике – груды кирпичей. Все, что осталось после бомбежек. Наc, школьников, водили эти завалы разбирать. А училась я в женской школе №78, на улице Энгельса (Лютеранская).
К нам в школу приезжал с лекциями по астрофизике профессор Сергей Всехсвятский. Как он их читал! Невозможно было не влюбиться в эти лекции. Вот я и решила подать документы на физический факультет киевского университета, на астрономическое отделение.
Но астрономом так и не стала – на третьем курсе началась очень сложная вычислительная математика. Компьютеров-то не было, пользовались арифмометром. Как только открылось радиофизическое отделение, мы все потянулись туда.
После окончания университета меня оставили на кафедре. Не потому что я очень хорошо училась, а потому что была киевская прописка. Всех, кого оставляли в Киеве, университет должен был обеспечить жильем. На мне они хорошо экономили.
Три года проработала лаборантом в Киевском университете, потом пригласили преподавать в Киевский кооперативный техникум. Там и проработала 30 лет. Сейчас-то понимаю: иногда нужно менять работу, профессию, начинать с чистого листа, но в техникуме я была «сама себе хозяйка»: преподаватель физики, информатики и научного атеизма.
***
Я не замечала, как отстраивался город. Замечала лишь, как менялись названия улиц: сперва мы жили на улице Октябрьской революции, потом – «25-го Октября», сейчас Институтской вернули историческое ее имя, дореволюционное.
У нас был огромный – до улицы Грушевского - двор. Мы все там и пропадали. Семьи-то большие были, в каждой – по два три ребенка. Только у нас, на третьем этаже, пятеро детей.
Потом на месте двора сделали парковку, потом две высотки построили. Сейчас нашего двора нет.
Из старожилов в нашем доме почти никого не осталось. Все первые этажи выкуплены под офисы. Чего там только не было за последние три года: парикмахерская, салон красоты, страховая контора. Теперь вывесили новую вывеску – нотариус. К нам тоже не раз приходили с предложением продать квартиру.
Еще в советское время дом хотел забрать завод Арсенал. Но старики отвоевали. Позже какие-то бизнесмены хотели купить весь подъезд.
***
При Союзе, особенно на день Октябрьской революции - 7 ноября, под нашими окнами в 7 утра уже гремела музыка, колонны праздничные выстраивались. По улице парад проходил, спускались на Крещатик. Сейчас в праздники на Крещатике собираются только приезжие и жители окраин, а тогда наоборот: движение перекрывали и все прогуливались медленным шагом.
Последний раз я ходила в кино на Гарри Поттера. Всю жизнь любила кинотеатры, это была не просто мода - необходимость. Я же преподавала, боялась, что кто-то спросит: Вера Алексеевна, а вы смотрели новый фильм?
В Октябрьский дворец мы ходили на все спектакли: туда приезжали московские, ленинградские театры на гастроли. В Украинскую драму ходили, когда белорусский или литовский театр приезжал. Часто билеты покупали с рук, по дороге. Все артисты- корифеи прошли у меня перед глазами.
На углу нашего дома всегда был магазин. Обычный советский магазин: с бакалейным, колбасным, мясным и вино-водочным отделом. В нем, правда, никогда не было рыбы, за ней надо было ехать на Сенной базар. Мясо на прилавке лежало не лучшее, простым потребителям выносили кости и переднюю часть. Хорошее мясо шло «своим» клиентам, вы наверно слышали об этом.
За мясом я ездила на Бессарабку, троллейбус туда ходил. Это был не рынок даже, а как большой музей, постоянно действующая выставка. Там скупались артисты и иностранцы. Я всегда покупала мясо только на Бессарабке, пойду, поговорю с девочками, они мне уступят. А за овощами и фруктами часто ездила на Владимирский. Сейчас он стал нехороший, превратился в супермаркет какой-то.
***
Оранжевая революция — событие, другого такого не было на моей памяти. Столько народу не собиралось ни на какие праздники. Сын с работы, внук со школы — все бежали на Майдан. Главное, что никого не заставляли. В дни Майдана мы снова очутились в самом центре событий. По Институтской и Шелковичной ездили машины с флагами и громкоговорителями, ходили демонстрации. Митингующим я отдала все наши теплые вещи, все старые одеяла. У нас в подворотне ребята дежурили круглосуточно: голодные и холодные.
Все самое интересное в Киеве происходило на моих глазах. Начиная с 24 августа 1991 года, когда вся улица Шелковичная и Грушевского были заполнены людьми. Когда, наконец, Верховна Рада проголосовала за Независимость, гремело такое «ура», что слышно было всему городу. Я очень хорошо помню тот день, такое трудно забыть.
Перед провозглашением Независимости, в 1990-м году была еще студенческая акция «революция на граните», когда за отставку Масола выступали. Мы ходили туда каждый день и деньги им бросали в трехлитровые банки. Нужно было поддержать.
Во время акции «Украина без Кучмы», разрыли Крещатик. Меня тогда как раз пригласили работать няней. Я согласилась, ведь, несмотря на 30 лет педагогического стажа, пенсия была мизерной. Люди, у которых я работала, жили прямо на площади Независимости. Когда шла к ним, вынуждена была проходить через перекопанный Крещатик, котлован. Нужно было спуститься в яму, а потом из нее как-то выбраться. Площадь Независимости до реконструкции была очень красивой, не знаю зачем ее вообще тронули. Лучше б просто отреставрировали фонтан.
***
Мы были романтиками. Могли работать по 12 часов и не требовать никаких надбавок. Люди радовались всему. Главное тогда было: «Лишь бы не было войны». Люди были намного добрее. Все жители дома друг-друга знали, ходили в гости, запросто можно было одолжить какие-то продукты. А сейчас никто не знает, кто рядом живет. Эта обособленность появилась в последние 20 лет.
Самое страшное — то, как быстро проходит жизнь. Сыну Димочке в этом году будет 54. А я очень хорошо помню его школьный выпускной.
Мы с мужем Борисом никогда не уезжали отдыхать далеко от Киева. Он любил, чтоб Киев было видно. Чаще всего отдыхали на Десне, в Новоселках, там был лагерь «Химтурист». Мужу нравилось там :20 км от Киева: вышел на шоссе, руку поднял, тебя любой подвезет бесплатно или автобус подберет.
Муж обожал технику. Мог починить все: от водопроводного крана до компьютера. Сам собирал телевизоры, трансиверы. Он был радиолюбитель, состоял в союзе радиолюбителей.
Уже 19 лет, как его не стало.
Если бы можно было поделить мою жизнь между нами: ему 9 лет и мне 9 — я бы не отказалась.
