Расскажите, пожалуйста, что было отправной точкой для создания фильма об Эгоне Шиле, что вас привлекает прежде всего в нем и в его творчестве?
Фильм поставлен по роману моей жены, Хильды Бергер, и ее изначальным замыслом было рассказать историю Валли (Валери Нойзель – модель и муза Шиле, которая изображена на известной картине 1912 года – прим.авт). Кажется, есть только две работы, на которых Шиле позирует вместе с ней.
Хильда выяснила, что Валли была дочерью учителя и приехала в Вену, чтобы не работать на фабрике, а стать частью арт-сцены этого города. Это немного перекликается с биографией моей жены: она тоже приехала в Вену – правда, это было в эпоху хиппи, – чтобы влиться в художественную среду.
Получается, что роман – больше о Валли, а не об Эгоне?
И фильм тоже. Роман рассказывает о пяти натурщицах, которые позировали Шиле в разное время. Целью Хильды было не нарисовать портрет идола, а рассказать о нем через восприятие женщин, которые позировали ему. Моя жена считает – и я с ней согласен полностью, - что вклад натурщиц в работы, которые художники создавали, – очень большой.
Первой моделью Шиле была его сестра, Герти. Спустя год после смерти их отца от сифилиса, они отправились в Триест и поселились в отеле, где их родители провели медовый месяц. Ей было 16, ей 12, и, поскольку отец работал на железной дороге, они могли путешествовать бесплатно. Мы с женой думаем, что между Эгоном и Герти была сексуальная связь. Он любил свою сестру на протяжении всей своей жизни и даже не разрешал ей выходить замуж.
Второй музой стала Моа, танцовщица варьете в венском “Пратере”, куда приходили молодые студенты художественной академии искать себе натурщиц. Шиле заинтересовался Моа и многому научился у нее в плане обращения с телесностью и сексуальностью.
Третьей моделью была Валли, отношения с которой имели действительно огромное значение для Шиле. Решение бросить ее было настоящей катастрофой.
Четвертая и пятая – сестры, Агата и Эдит, с которыми у Шиле тоже были романы, а Эдит стала его женой (скончалась незадолго до смерти Шиле от испанского гриппа – прим). У него было много романов – в те времена считалось нормальным, что молодой человек заводил отношения с женщинами, на которых не мог или не хотел жениться.
Итак, ваш фильм о женщинах в жизни Шиле. А где, как вы считаете, лежит граница между объективацией и искусством?
Я думаю, что между этими вещами есть огромная разница. Цель порнографии, или объективации, – привести зрителей в состояние возбуждения. А для экспрессионистов, например, обнаженное тело служило выражением внутреннего мира. Шиле был первым художником, который показал свое собственное, очень уязвимое, тело.
Тела женщин тоже так показаны. Женщины у Шиле – не просто эротические объекты, они принимают активное участие в процессе, это видно в их глазах. Глаза и обнаженные тела – эта комбинация показывает эротику как экзистенциальное искусство у Шиле.
У меня еще сложилось впечатление, что вы, как режиссер, были очень заинтересованы в Герти, сестре Эгона. Вы начинаете фильм с нее и заканчиваете ею. Вы не хотели сделать ее главной героиней?
Она и есть главная героиня в каком-то смысле. Она воплощает в себе не только сексуальные отношения, которые у Шиле были с женщинами, но и дружеские. Валли, кстати, тоже была подругой Эгона – вела его бухгалтерию, ходила к агентам, которые покупали картины, и забирала деньги, вырученные от продажи работ.
Мне кажется, искусство Шиле поэтому выглядит таким современным: он рассматривал женщин не как объекты, а как личностей, с которыми его связывал не только секс.
Меня часто спрашивают, почему я не показал в фильме больше работ Шиле. Я всегда отвечаю, что не хотел делать выставку его искусства, а хотел снять о нем фильм и рассказать об одной картине, у которой глубокая предыстория. “Смерть и девушка” была создана в чудовищный момент жизни Шиле, когда он бросает Валли. Когда мы смотрим на эту картину, мы чувствуем что-то, именно потому, что и автор тоже испытывал сильные чувства.
Я хотел показать, что искусство – это про чувство и любовь. Чем больше художник использует свои собственные чувства, тем интереснее его искусство.
Как вы думаете, почему он поменял название картины?
Я вижу целую историю в этой перемене названия. Изначально работа называлась “Мужчина и девушка” – Шиле и был этим мужчиной, пока не понял, что он на самом деле – смерть этой девушки. Он ответственен за ее гибель (будучи медсестрой Красного креста, Валли умерла от скарлатины во время Первой мировой войны – прим.авт.). Во всех картинах Шиле видно, что для него эротика связана с жизнью и смертью, и что она настолько же важна.
Эта картина – хороший пример, на котором можно показать, какие идеи были у этого очень молодого человека. Поэтому и замыслом моим было найти такого же молодого человека на роль Эгона – чтобы передать зрителю ощущение, каково это, когда ты так молод, так много достиг в своем возрасте и умираешь в 28 лет. Через полтора года поисков я нашел актера – в нем была нужная глубина и то детское поведение, которое присуще всем художникам.
Расскажите, пожалуйста, о своей работе с актерами. Я знаю, что вы снимались в фильмах Михаэля Ханеке – все знают, что он строгий режиссер. Как ваша работа с актерами отличается от того, как с вами работал Ханеке?
Жюльетт Бинош как-то сказала, что с Ханеке очень легко работать, потому что он никогда не просит актера сделать то, чего он не сможет сделать. Молодые режиссеры часто думают, что актер привнесет в его фильм то, чего нет в сценарии. Но актеры не всесильны. И Ханеке об этом знает.
Мне тоже было легко с ним работать, потому что он использовал только то, что у меня есть. Я думаю, что мне тоже это свойственно, как режиссеру. Я понимаю, что, когда ты снимаешься, камера находится к тебе так близко, что ты не можешь все время ей врать – приходится комбинировать вымысел и реальность. Когда я смеюсь, камера видит, смеюсь ли я на самом деле, или только играю.
В фильмах Ханеке актеры выглядят очень естественно – для меня это тоже очень важно.
Но есть отличия. Я получил актерское образование и могу работать с молодыми людьми вроде Ноа Сааведры (исполнитель роли Эгона Шиле в фильме – прим.), который вообще ничего не знал об актерском ремесле, пока мы не начали готовиться к съемкам. На протяжении года каждое воскресенье мы встречались и работали по пять часов, чтобы сделать из него актера. Актерство - это вопрос опыта, который ты должен пережить. И я могу помочь актеру это сделать.
Ханеке – очень строгий режиссер, и я уважаю его за это. Он не любит, когда что-то происходит вне его сценария – на репетициях или на съемочной площадке.
А мне очень интересно посмотреть, что произойдет, если мы отойдем от моего сценария. Для Ханеке, к тому же, очень важно быть последовательным. Когда я снимался в его первом фильме (“Седьмой континент” 1989 года – прим.), у Михаэля был конфликт с оператором. Тот чувствовал себя оскорбленным из-за того, что Ханеке все пытался контролировать: ставил камеру туда, куда считал нужным, все проверял через видоискатель. Оператора это страшно бесило. Но Ханеке никому не позволит принимать решения на площадке вместо него.
А как вы работали с оператором на фильме про Шиле? Цвета в фильме, кажется, не просто иллюстрируют работы художника, а создают среду, из которой рождались его работы. Как удалось добиться этого эффекта?
Я работал с известным оператором Михаэлем Балльхаусом (он снял семь фильмов Мартина Скорсезе и девять – Райнера Вернера Фассбиндера; скончался 12 апреля 2017 года – прим.), у которого многому научился. Прежде, чем начать работать с Карстеном Тиле (оператор фильма “Эгон Шиле: Смерть и девушка”), я посмотрел несколько фильмов, которые он сделал, и отметил, что у него есть потрясающее чувство движения.
Мы придумали и обсудили все сцены задолго до начала съемок. Нашей целью было сделать так, чтобы кадры из фильма не были похожи на работы Шиле, чтобы визуальная часть фильма отличалась от работ художника. Мы хотели добиться реалистичного изображения, поэтому использовали мало цветов. Вообще в фильме можно проследить цветовое развитие: в начале, когда герои пользуются свечами для освещения, они существуют в более теплой цветовой гамме, а затем гамма становится холоднее. Сцена в ателье Шиле, когда художник умирает, почти черно-белая. Эта эстетика должна была проиллюстрировать переход к индустриальному обществу в начале ХХ века.
Несмотря на то, что ваш фильм – о женщинах в жизни Шиле, он все равно считается байопиком об этом художнике. Каким для вас должен быть идеальный байопик и какие фильмы в этом жанре вы считаете самыми удачными?
“Андрей Рублев” (смеется).
Это идеальный ответ.
Для меня, как актера, самое интересное в фильмах – это персонажи. Мне нравится, что кино рассказывает о людях очень особенным образом. Поэтому я люблю байопики, но не те, которые восторженно рассказывают о своих героях. Я люблю кино, которое показывает сложность развития персонажа. Поэтому я вспомнил “Андрея Рублева” – это один из моих любимых фильмов, и это великий фильм.
Я думаю, что “Амадеус” – чудесный байопик, но его идея заключается еще в том, что главный герой – не Амадеус, а тот человек, который хочет выяснить, кем же был Амадеус на самом деле. И мы понимаем, что ему этого сделать не удается.
С нашим фильмом мы хотели добиться того же эффекта: мы не знаем до конца, кем был Эгон Шиле. Мы знаем только фрагменты. Как и в реальной жизни – ведь ты никогда на самом деле не знаешь, с кем сейчас разговариваешь.