О машинах, их влиянии на творчество и авто-метафорах. До 91-го года я был уверен, что в двигателе внутреннего сгорания сидит черт. Потом батюшка меня переубедил и дал благословение. Я начал ездить. Но то, на чем я попадаю в студию или на концерт, не влияет на содержание моего творчества. Хотя в машине я умудряюсь послушать много музыки. Сильно повлияло на меня это лишь тем образом, что до этого я был худым. А мое творчество это совсем не роллс-ройс и не спорт-кар – это хождение пешком по маршруту, который вычислить невозможно.
О музыке в автомобиле. Я слушаю все, что угодно. Кроме шансона. Я не слушаю радио – я слушаю то, что не успеваю послушать дома. Это не потому, что я хочу быть в курсе веяний - и так в курсе. Какая-то музыка больше соответствует моей манере езды, какая-то меньше. Под какую-то музыку приходится ехать так быстро, что все время останавливают.
О формате open-air. Я предпочитаю играть, при всех равных прочих условиях, на закрытых площадках, потому, что там легче создать тот звук и атмосферу, которую мне нужно создать. И атмосфера праздника на открытом воздухе – не всегда то, что мы хотим делать. Но мы подумали и решили, что то, что мы играем сейчас, очень интересно будет посмотреть, как это будет звучать и слушаться тут. Это эксперимент.
Об авторстве и смерти рок-н-ролла. Насколько я знаю, фраза «Рок-н-ролл мертв, а мы еще нет» – моя. Хотя... Не знаю, с какого ляда эта фраза могла возникнуть бы у меня сейчас, если рок-н-ролл мертв уже столько десятков лет. Рок-ролл умер, как говорят специалисты, когда Элвис Пресли был взят в армию. По-моему, это был 58-ой или 59-ый год. После этого – если верить газете английских коммунистов «Morning Star» - была поп-музыка, под которую попадали Beatles, Stones, Kings и все остальные.
О современном состоянии джаза. Джаз умер в середине 60-х годов, когда Майлз начал играть электрическую музыку. И это не мое мнение, это мнение людей, которые этим занимаются, джазменов. Просто жизнь изменилась. Для него уже просто не было места. Появилось много новых штук, которые перестали быть джазом. Даже и рок исчез в середине 50-ых, после уже было что-то другое. Как это называется мне до лампы полной. Лишь бы это хорошо звучало. Если же мы говорим о тех или иных джазовых приемах, о джазовой форме, то есть масса замечательных музыкантов. Не зря ведь нашего Игоря Тимофеева назвали какое-то время тому назад одним из лучших молодых саксофонистов России. Когда вокруг меня такие люди, то куда ж мне деться!
О наступлении урбана на музыку. Что это такое? Урганта знаю – урбана нет. Давайте все же по-русски.
О концептуальной, философской и глубокой музыке. Упаси меня господи! Я такого не играю. Вы меня со Шнуром путаете!
О блюзе. Жив он или нет – этот вопрос надо обращать не ко мне, а, по крайней мере, к Кифу Ричардсу или к кому-то выжившему из третьего поколения блюзменов. Я думаю, что формально – вряд ли, очень вряд ли. То, что мы сейчас называем блюзом, немножко далеко от Миссисипи, далеко уехали. Ведь английский блюз блюзом называть нельзя, будем честными. Они очень хорошие музыканты, но это уже не блюз. Форма – да, но содержание уже не то. Стиль жизни уже другой – абсолютно точно. Каждая музыка рождается для какого-то стиля жизни, для какого-то образа жизни, для людей, которые живут этой жизнью полноценно. И то, что игралось на крылечке где-то в 1912-ом году на трех струнах и со слайдом или на бутылках – это был блюз, да. Есть хорошее слово «оттягиваться». Вот блюз «оттягивал» после жизненный неурядиц.
О своей сегодняшней музыке. Пусть такие люди, как Билли Новик, они знают умные слова, придут и скажут, какую музыку мы играем. Мы-то ее не определяем. Понимаете, люди, которые играли блюз, не знали, что они играют блюз, – в этом было их счастье.
О роке. Не знаю, жив ли он хоть. Думаю, то, что живо, еще не имеет названия. Люди живы – это правда. Музыка жива. А названия очень быстро умерают. Если бы в моей жизни не было бы рока, то слушал бы то, что было вместо него, – и оттягивался под это.
Об умности своих песен. Одни понимает одно, другие – другое. Я ж не могу определять, насколько люди начитаны.
Об «Архангельске». Это новый альбом «Аквариума». Он уже есть, в ближайший час я уже добью обложку и отправил ее в печать. 23-го, надеюсь, он уже будет на кругах (на CD). Говорят, что это самый крепкий альбом «Аквариума» за всю историю. Так говорят незаинтересованные посторонние наблюдатели ООН. Я не возьмусь анализировать то, что мы сами сделали. Он из меня крови выпил столько, что я едва живой. Собственно, я привидение, я призрак.
О начале творчества. Я могу сказать точно – я начал писать в первом классе. По телевизору передавали из Мариинского театра – тогда была оттепель, и полгода было все можно. И на сцену Мариинки в Петербурге вышло много бардов. Там не было Окуджавы и Высоцкого, но были все остальные. Я это увидел по телевизору, и так восхитился тому, что там происходило, хоть я и был в первом классе, что немедленно сел и написал первое стихотворение. И понял, что я тоже могу. Ну, и пошло. А учитывая, что я рос окруженный музыкой, она у меня из ушей лилась и отовсюду. Как только я научился на гитаре пальцы ставить, так что б хоть два аккорда сыграть – где-то тогда и пошло.
О Волошине. К нему я не могу относиться лишь с чувством глубочайшего почтения. Пожалуй так.
О деньгах. Это то, о чем мы договорились, что это будет символизировать энергию. Деньги сами по себе не сила. Сила – это наши мысли, которые этим бумажкам придают силу. Если мы перестанем думать, что это сила, - это перестанет быть силой.
О возможности что-то изменить в молодости. Конечно, я бы многое изменил. Я нашел бы к году 75-му очень профессионального аранжировщика, потому что у нас в то время допущено много просчетов в записи. Я бы все сделал чуть получше теперь. Собственно, это относится ко всем нашим альбомам, включая последний.
О съемках в рекламе. Ни в одной никогда бы не снялся.
О внимании публики. Насколько мне известна психология человека, каждый человек относится к вниманию к своей персоне очень положительно. Это важно для жизни. Это важно для всего. С вниманием к своему делу у человека получается больше и лучше. По этому самые лучшие артисты в самые лучшие периоды своей жизни похожи на молодых богов. Их обожают абсолютно все, они это чувствуют и летят. А мы слушаем, как они летят, и летим сами.
О политических процессах в Украине. Каждый день я только то и делаю, что слежу за ними с утра до ночи. Я прячусь в засаде и слежу.
Об аресте Тимошенко. Я знаю, к сожалению, еще не всех, кто сидит в тюрьме. Я слышал про многих, но еще не про всех.
О соотношении (рок) музыки в Росси и Украине. Как правило, все то хорошее, что я слышу, – это из Украины. Серьезно, я не шучу. У меня передача «Аэростат» на радио, и я там очень-очень редко ставлю вещи молодых людей, которые занимаются чем-то в условиях наших стран. И получалось так, что за последние пять лет, единственные, кого я ставил, это были как раз украинцы. В России – я только что посмотрел, как играет Шнур, голый и красивый – и заметил, что это, к сожалению, похоже на забивание гвоздей. То есть ритм – бум, бум, бум, бум – это забивание гвоздей. А в Украине люди занимаются этим с большим чувством, с большим шармом, даже если не всегда получается. У них явно выше требования к себе.
О Цое. Понятия не имею, какую бы он музыку исполнял сейчас. Лучше провести спиритический сеанс. Я за Витьку отвечать боюсь, он как гений человек непредсказуемый.
Об уме и таланте в России и Англии. В России рождается огромное число людей с умом и талантом, и они рождаются здесь, потому что они здесь нужны. А человек, у которого есть ум и талант, – ему необходимо быть востребованным. Какая трагедия, когда человек с умом и талантом никому не нужен, это ужасно. А в России такие люди очень востребованные, потому что врач нужен на фронте. И мне было бы совсем не проще реализоваться в Англии в те годы. Потому что то, что они делали там, они делали для себя и для нас. То, что я делаю здесь, делаю до сих пор, – я делаю, опять-таки, для нас. Каждый лечит свое. У них и так там много прекрасной музыки. У меня есть возможность часто ездить туда и сравнивать. И я вижу, что то, что мы делаем здесь, – это вещь совершенно отдельная, она необходима здесь, и нам радостно, что мы необходимы. А легче нигде не бывает.
О молодежи и обществе потребления. Если молодежи хочется себя терять – то можно терять. А если не хочется – так и не потеряют. А общество потребления всегда было, знаете ли. При раскопках какой–то древней династии были найдены надписи, которые гласили, какая ужасная молодежь и куда это все катится. Люди не меняются, всегда одно и тоже. Потому если хочется терять – теряй. Я настаиваю на том, что нужно себя терять иногда.
О своей лучшей песне. В смысле – не пора ли мне?? Ничего не подумайте, но у нас столько всего лежит.. Сейчас бы мне взять отпуск на два года и весь материал с запасников просто бы привести в порядок. Для начала. Это прежде, чем начинать думать о чем-то новом. Пока некогда.
Об эзотерике. Любая эзотерика – будь она православная, ли еще какая-то – служит только для одной цели: чтобы человек чуть-чуть сориентировался в жизни и понял, что она не такая уж дурацки простая, как кажется, - она значительно сложнее и интересней. Чтоб научился в ней разбираться. Ну а потом, когда он научится в этом всем разбираться, он поймет, что это все было ему не нужно. Но для этого нужно сначала чему-то все же научиться.
О желании просто полабать. Я боюсь, что если я применю к своей манере игры на гитаре слово «полабать», то на мне можно будет просто поставить крестик. Это просто неуважение. А поиграть.. Два очень разных слова. Знаете, а я ничем другим и не занимаюсь. И очень часто играю без всяких сцен. А если я выйду на пляж сейчас, будет сложно, потому что меня смогут услышать три человека рядом со мной, а вокруг возникнет толпа, которая будет давить друг друга. Это все было. Зачем подвергать опасности жизни людей?
О своем боге. Какой у всех – такой и у меня. Один бог. И в этом вся прелесть мира, что бог только один. Зато он бесконечен и вездесущ. И совершенно не знает, как мы его называем.
О Коктебеле. Ездил сюда с друзьями очень, очень и очень много раз. Но об этом не расскажу. Скажу одно - это было прекрасно.
О своей жизни. Вся моя жизнь – это сплошное неприличие. От начала и до конца.