Дмитрий Александрович, 20 лет назад вы были признаны лучшим баритоном мира. Казалось бы - чисто классическое искусство, лучший мировой оперный репертуар… И вдруг ваш совместный проект с Игорем Крутым «Дежавю». Не слишком ли рискованный эксперимент для вас, как для оперного певца с таким именем?
Помните у Высоцкого: «Есть примета, вот я рискую, первый раз должно мне повезти…». Честно говоря, мне абсолютно наплевать, что я потеряю, и что я не потеряю. Главное, чтоб мне было интересно. Поверьте, я достиг определенной высоты. Потеряю в одном месте, значит, приобрету в другом. Когда интересно, когда тебя захватывает, это самое главное ради чего живешь.
Как бы вы назвали жанр «Дежавю»?
По стилю часть музыки похожа на русские романсы. Часть музыки написана в жанре французского шансона. Часть музыки написана в жанре итальянской песни. Это очень красочно, очень ярко, очень солнечно. Все зациклено на теме человеческой жизни – рождение, юность, молодость, любовь, зрелость, старость. Я не могу дать точное название этому жанру. Возможно, с названием определятся музыковеды. Но я считаю этот проект моей творческой удачей. Сделана огромная работа по оркестровке и аранжировке. Огромнейшая работа сделана Лилией Виноградовой. Ей принадлежат практически все написанные песни на итальянском, французском и русском языке.
Легко ли было работать с Игорем Крутым?
Ну, во-первых, со мной работать нелегко. Так, что, наверное, будет лучше спросить Игоря Крутого, насколько ему было легко работать со мной. А вот мне было очень приятно с ним работать. На протяжении двух лет Игорь писал музыку. Некоторые номера я отвергал. Не сразу принимал. У меня опускались руки, и я бросал все и уходил. Я не звонил ему, пропадал… Через некоторое время мне становилось опять интересно, и я возвращался. Это был достаточно трудоемкий и творческий процесс. Конечно поэзия, которая писалась Лилией Виноградовой на готовую музыку, потрясающая. Проникнутая любовью, удивительным поэтическим смыслом, музыкой. А Игорь меня покорил своей пронизывающей откровенностью и глубиной. Когда я услышал его первое произведение, (я был вместе с женой) мы стояли вдвоем и рыдали. И я сказал, напиши для меня, что-нибудь, я попробую. В Игоре есть то, чего никогда не будет во мне – талант видения на большом расстоянии. Он прекрасный стратег. Он знает, что должно нравится публике. Когда я много раз отступал, когда у меня опускались руки, и я говорил, нет, это не для меня, Игорь верил, что именно то, что мне сейчас не нравится, будет самым лучшим моментом в программе. И всякий раз оказывался прав. Я в этом убедился только недавно. Это удивительный дар.
Нет ли у вас желания попробовать себя в каких-то других музыкальных направлениях? Рок, джаз, блюз… Ведь многие оперные певцы пробовали себя, скажем, в джазе.
Я занимался джазом в подростковом возрасте и понял, что абсолютно в этом не талантлив. Джаз предполагает импровизацию, а я это делать не умею. Рок-музыкой я занимался, опять же в подростковом возрасте. И мне кажется, что я это делаю нехорошо.
Акакую вы слушаете музыку, когда отдыхаете? Или для вас лучшая музыка это тишина?
Я слушаю музыку для работы, и мне приходится слушать ее достаточно часто. Так, что вне работы я предпочитаю или не слушать музыку вообще, или слушать музыку, которая мне не мешает. Тихую, спокойную, которая настраивает на что-то.
На фестивале «Новая Волна», вы отметили украинскую певицу Джамалу.
Да, да, да. Она была совершенно чудная…
Не хотите ли с ней вместе спеть?
Ну, что вы. Просто она мне понравилась. Она, безусловно, была самой яркой исполнительницей на «Новой Волне». И заслужила победу по праву. Мне кажется, что она была на голову выше этого мальчика из Индонезии. Она очень далеко пойдет.
Не планируете ли вы вообще спеть с кем-то дуэтом? Не обязательно с кем-то из Украины. Может быть с какими-то западными исполнителями?
У меня 10 декабря было выступление в зале Московской Консерватории с Ильдаром Абдразаковым. Есть такой русский бас, который поет во всех лучших театрах мира. А летом, в Петербурге, мы сделали потрясающий фильм с фантастической американской певицей Рене Флеминг. Мы с ней записывали дуэты из опер Чайковского и Верди. Также записали и романсы русских композиторов во дворцах Санкт-Петербурга. Этот фильм был сделан, прежде всего, благодаря воле и энтузиазму Константина Орбеляна, который дирижировал оркестром в Петербурге.
Скажите, во время съемок такого рода, обязательно состояние влюбленности в своего партнера?
В ролях трудно не быть влюбленным. Тем более, я знаю Рене достаточно давно. Я помню совершенно незабываемое впечатление, когда она исполняла арию русалки из Дворжака. Это как откровение. Когда девочка выходит на сцену, и ты забываешь обо всем. Это большая редкость. Рене может все. Когда она поет на сцене, она и женщина, и твоя любовница, и твоя сестра, и мать. Может быть чуть ли не бабушкой. Кем угодно. Настолько велики ее возможности и велик ее талант. Удивительно теплый, чуткий партнер на сцене. И, конечно, для того, чтобы рождалось, что-нибудь на сцене, должно быть чувство. Хотя бы дружба…
Вы также снялись в фильме-опере «Дон Жуан». Насколько вам близок этот вид искусства? Я имею в виду кино. Есть ли желание продолжать съемки в фильмах?
Я снимаю шляпу перед киноактерами. Это титанический труд. В «Дон Жуане» я сыграл две роли. Съемки длились очень долго. И у меня абсолютно нет желания сниматься в фильмах когда-либо еще. Мне намного больше понравилось сниматься в клипах у Алана Бадоева - два дня, две ночи и все готово.
Вы снялись в клипе Алана Бадоева, в достаточно необычном для вас эротическом амплуа.
Чего в необычном? Я каждый день смотрю на себя в зеркало. Вполне подходящее для меня амплуа.
Планируете ли вы и дальше работу с Аланом Бадоевым? Если да, то будут ли новые клипы так же эпатажны?
Пока, что нет. У меня уже все мои мысли в следующих программах. Я оперный певец, и занимаюсь, прежде всего, конечно этим. Так, что, я мысленно уже не с вами и не здесь.
В одном из своих интервью, вы рассказывали о своей юности. Вы сказали, что когда-то вы поставили себе довольно высокую планку, и этой планкой был Карузо. Сейчас у вас есть какая-то высокая планка, которую вы стремитесь преодолеть?
Конечно. Но, Карузо для меня никогда не был планкой. Я видимо тогда неясно выразился. Просто в подростковом возрасте, я на полном серьезе не думал о себе, кроме, как - я и Паваротти. Я и Корелли. Мне было лет 19-20. Я считал себя очень талантливым. Возможно, так оно и было. Но, с тех пор, мои планы несколько изменились. И мечты мои тоже изменились. И моя планка постоянно растет вместе со мной. И мне хочется сделать, что-то еще, и стать лучше. В каждом трудном проекте, трудной постановке, я что-то приобретаю и расту как творческая личность, как человек. Особенно, когда я сталкиваюсь с трудностями, и преодолеваю их. Это как в компьютерных играх - выходишь на новый виток, какую-то новую жизнь. То же самое происходит и со мной.
Какой Дмитрий Хворостовский отец? И проявляются ли в ваших детях какие-то музыкальные таланты?
Я их настолько люблю. Я вам сейчас столько всего наговорю. Тем более, я их очень давно не видел. Они у меня чудные совершенно. Будут ли они музыкантами, я не знаю, но данные у них есть.
Не сопровождают ли они вас на гастролях?
Когда есть возможность, конечно, беру их с собой. С детьми бездна удовольствия. С ними интересно. Им интересно и мне интересно. С детьми я сам становлюсь ребенком. Они уже с пеленок попадали на репетицию в Метрополитен Опера, Ла Скала и так далее. Мой Максим, когда ему было два года, пел на сцене Кремлевского дворца. Во время репетиции была пауза, и он вышел на сцену и начал орать песню на каком-то своем языке, на тарабарщине. Я это записывал, и покатывался со смеху. Впечатления, встречи с людьми, возможность бывать в разных странах, говорить на разных языках, накладывают отпечаток на дальнейшую жизнь ребенка. Поэтому, это просто моя обязанность, по возможности, быть с детьми там, где я бываю.
Ваша жена Флоранс, не ревнует вас к бесконечным гастролям?
Нет. Она по мне очень скучает. И я скучаю по ней.
По большому счету зрители это вампиры. Как вы восполняете энергию, которую отдаете залу?
Обычно на следующий день я вообще никакой. Для того, чтобы накопить силы и восстановить свою форму, мне обычно нужно 2-3 дня. Но я и получаю очень много. Миг единения между тобой и публикой не сравним ни с чем. Он тебе доставляет поистине вселенское удовольствие и наслаждение. И ради этого стоит работать годы. Это обогащает тебя.
Есть ли какая-то разница между публикой в разных частях света?
Я не знаю. Это зависит от самой программы. Для меня, чем труднее публика, тем больше во мне куража. Во мне есть такое бойцовское, спортивное качество, когда очень трудно, тогда у меня получается лучше.
Нам принадлежит фраза «Чем выше искусство, тем больше возможности его влияния на политические течения». Ваше искусство признано во всем мире. Удалось ли повлиять на политику?
Прежде всего, я являюсь послом России. Где бы я ни пел, я представляю Россию, русскую культуру. Я русский человек, и ко мне отношение, как к русскому человеку. Представьте себе посла какой-то страны, который работает на протяжении двадцати лет на одном и том же месте. Это очень большой труд. И мало кто занимается этим делом в течение столь длительного времени, а я занимаюсь. Я считаю, что, на данный момент, я внес уже не малый вклад в дело мира и дружбы между разными странами.
Есть ли у вас какие-то преемники среди молодых оперных исполнителей?
Ильдар Абдразаков, про которого я уже говорил. Мальчик, которого я знаю последние десять лет. Он на моих глазах вырос в прекрасного оперного певца. Бас-баритон, который поет на лучших площадках мира. Но я не могу сказать, что он мой преемник, так как он поет басом, а я баритон. Если появится еще такой талантливый баритон, я буду с большим удовольствием помогать ему. Я проводил несколько мастер-классов в школах для молодых певцов. Эту практику надо проводить чаще. Интересно делиться опытом. Интересно видеть, как вспыхивает новый талант. Помогать им. Мне кажется, я могу принести какую-то пользу.
В западном мире довольно трудно утвердиться и каждый день доказывать, что ты кто-то. В спину обязательно дышит кто-то более молодой, более предприимчивый. Вам не тяжело там работать?
Мне нет. В нашем мире каждому есть место. У каждого своя ниша. Никого не нужно подсиживать, никому не нужно дышать в спину, толкаться локтями. Я никого никогда не толкал. Наоборот, у меня очень хорошие отношения со многими из моих коллег. И никакой ревности у меня к успеху моих коллег нет. Я радуюсь за них. Потому, что я знаю, что это такое – это тебя окрыляет, это делает тебя лучше, делает тебя человечнее, это делает тебя мудрее. Мир достаточно велик для того, чтобы мы его между собой делили. Это все очень банально. Суета это все. У меня достаточно интересная и напряженная творческая жизнь, мне абсолютно не на что жаловаться.